Невеста массового поражения

Я показала закрывшейся двери язык и поплелась умываться. Аленна права. Сегодня придется явиться хотя бы на обед, а то принцессу Двух Континентов и правда начнут искать со стражей и фонарями. И потом обед — не настолько зарегламентированная трапеза. Может быть, и опальный принц ее посещает…

Сообразив, куда съехали мысли, я глухо выругалась и запретила себе даже думать об обедах: «Мне бы сначала с одним принцем разобраться… Он меня, конечно, едва терпит, но ведь терпит же, скотина!»

Не давая себе времени передумать, я стукнула искоркой призывающего плетения в гонг для слуг. Четверть часа спустя в моих покоях уже бурлила жизнь. Придворный художник демонстрировал мне эскизы золотых узоров, которые придумал за ночь. Портной с помощницами суетились вокруг, как рой трудолюбивых пчел, в кои-то веки дорвавшись до моей бренной тушки. Статс-дама, до сих пор видевшая свою патронессу в лучшем случае раз в месяц на торжественном богослужении в храме Создателей, пристроившись за маленьким столиком у окна и высунув от усердия кончик языка, в самых изысканных выражениях строчила от моего имени записку принцу Максиану с приглашением сопроводить меня на ужин. Надо ли говорить, что пергамент был розовый и смердел самыми гадкими духами, какие только нашлись среди белакских подарков. Попутно она рассылала по дворцу служанок, пытаясь разыскать моих свитских фрейлин. Я их никогда не видела, но знала, что они у меня были. Подозреваю, что эта статная чуть чопорная женщина проклинала впервые за десять лет вспомнившую о наличии фрейлин принцессу последними словами. Но угодливо улыбаться и советоваться со мной по поводу записки Макаке ей это не мешало.

Ответ Макаки не заставил себя ждать. Вскоре белакский гвардеец уже с поклоном протянул мне поднос с замысловато согнутым пергаментом. В лучших традициях заносчивых аристократок я капризно кивнула одной из фрейлин, к обеду таки собранных статс-дамой в моих покоях. Я перестраховалась: кто его знает, этого гвардейца, вдруг перескажет потом Макаке, как приняли его послание.

Не знаю, лишней ли была эта перестраховка, но я прокляла ее раз двадцать, вынужденная слушать квохтанье разновозрастных девиц по поводу невероятно куртуазного белакского наследника. И записку он сложил каким-то специальным, особо сложным и несущим тайный смысл способом. И ответил в самых изысканных выражениях. Да еще и сам идеальный красавец и жених.

Скрипя зубами, я выслушивала насквозь фальшивые восторги моей удачливостью и не менее лживые комплименты мне самой.

Так или иначе, но до вечера в обществе расфуфыренных перепелок я хоть и с трудом, но дотянула. Основную свою задачу они выполнили с блеском — не давали мне вспоминать прошедшую ночь, губы Алексана и его горячее «Олгa!», до сих пор отдававшееся в ушах.

Перекошенная физиономия Макаки, явившегося за невестой вечером и с порога влетевшего в водоворот пышных юбок и разномастных духов, к которым я за целый день кое-как привыкла, пошла бонусом, немного примирившим меня с последствиями собственной импульсивности.

Впрочем, наследничка можно было понять. Белакские девицы тоже провожали его жадными взглядами. Но тех этикет заставлял держаться на почтительном расстоянии. А вот чернакские высокородные модницы, разбалованные куда более мягкими порядками, царившими на Черном континенте, сразу взяли бедолагу в оборот, засыпав сотнями вопросов. Как вы думаете, о чем они спрашивали?

А уж когда я по дороге в трапезную радостно сообщила ошалевшему женишку, что на вечернюю прогулку собираюсь взять с собой дам, он и вовсе начал заикаться.

Во время ужина Максиан и слова не давал мне сказать, раз за разом уверяя, что пестрая свита мне совершенно ни к чему, и будет только мешать ему наслаждаться моим обществом. Я кивала и вяло отнекивалась. Идея таскать за собой хвост болтливых девиц была очень многообещающей, если бы я сама была способна выдержать эту пытку достаточно долго. К тому моменту, как мои дамы напали на Макаку, я успела раз двадцать поймать себя на том, что мысленно перечитываю обширный фолиант «Быстродействующие яды» из библиотеки Старого Правителя. В конечном итоге, чтобы избежать массового падежа в рядах придворных дам, я дала себя уговорить и на прогулку в парк вышла уже в гордом одиночестве.

Если вы думаете, что благодарный жених сделал прогулку приятной, то вы правы и не правы одновременно. Нет, он старался. Очень старался… Даже почти не морщился, когда по собственной инициативе сорок минут рассказывал мне о вывертах белакской моды за последние десять лет.

Ложась спать, я раз за разом повторяла про себя древнюю истину: «Не рой другому яму, сам в нее попадешь».

* * *

Всю ночь мне снились оборки, кружева, тесные корсеты и необъятные кринолины. А наутро этот кошмар продолжился уже наяву: шелка, шнуровки, драгоценности. Мало того, меня еще и подняли ни свет ни заря, чтобы успеть вовремя. Принцессу Двух Континентов готовили к торжественному богослужению в Первом храме, о котором эта самая принцесса благополучно забыла. Слава богам, от кринолина полутораметрового диаметра и здоровенного ярма из брильянтов мне все-таки удалось отбрыкаться. Я заявила, что перед лицом Создателей следует быть скромнее. Наставлявший меня перед служением монх умилился и разогнал не в меру разошедшихся фрейлин.

Воспользовавшись предлогом, я крикнула вслед пестрой стайке, чтобы не смели возвращаться. Но не успела я в полной мере насладиться воцарившейся тишиной, как поняла, что угодила в ситуацию еще хуже. На крики явилась Аленна, а моим туалетом занялся сам монх…

Праздничное богослужение в преддверии Парада планет, исполненное торжественности и показного смирения тех, кто в обычной жизни и имена Создателей вспоминал от силы раз в месяц, и то в проклятьях, поражало своим размахом. Ради высоких гостей с Белого континента Первый храм украсили живыми цветами и драгоценными тканями. Пожалуй, впервые со дня бракосочетания Правителя Никса зажгли все светильники и помыли круглые витражные окна. Аленна по секрету рассказала мне, что служители полночи гоняли голубей, поселившихся под высокими сводами, и чистили статуи Создателей, которые за годы полумрака успели обзавестись пышными шапками из птичьего помета и вездесущей пыли.

И вот сейчас под заунывную музыку по усыпанной ритуальными камешками дорожке в храм входили высокородные богомольцы. Впереди, почти касаясь друг друга плечами, шли Правители. Оба высокие, широкоплечие, в белых, расшитых серебром камзолах. За ними с постной физиономией вышагивала Аленна в похожем камзоле, только рейтузы ей заменяла широченная многоярусная юбка. Наставница то и дело наступала себе на подол, беззвучно бормоча все более богохульные проклятья.

Впрочем, ее «молитвы» слышала только я, потому что топала рядом. Хотя, топала, это сильно сказано. На самом деле я буквально ощупывала путь ногами, как балаганный канатоходец. Аленна и Никс не баловали служителей культа своим послушанием, и дорвавшийся до благочестивой принцессы монх оторвался на мне по полной. В тот момент я поняла, что дворцовая мода не так уж плоха. Где этот садист от религии достал такой наряд, я себе не представляла, но раз за разом клялась, что, если выживу, то первым делом найду портного… И убью с особой жестокостью.

Представьте себе длинную нижнюю рубаху, сшитую из чего-то, напоминающего просоленную парусину. Поверх нее корсет, затянутый до такой степени, что ни вздохнуть, ни охнуть. Поверх корсета — длинное белое платье из того же жесткого материала, застегнутое до самого горла на миллион мелких пуговок. Воротник, плотно облегающий горло, от обилия серебряного шитья стоял колом и давил на загривок, как железный ошейник. Впрочем, и манжеты сильно смахивали на кандалы. Зато туфли без намека на каблук больше походили на тонкие чулки. По крайней мере, я чувствовала каждый ифитов камешек на ифитовой дорожке так, будто мне его вколачивали в ступни кузнецким молотом. Дополнял этот наряд замечательный чепец с такими широкими полями, что я разом узнала, что чувствует варан, когда на него надевают шоры.

Я знала, что где-то за моей спиной идет ненавистный женишок. А может быть, и Алексан. Он хоть и не появлялся до сих пор на официальных мероприятиях, но торжественное богослужение — это нечто иное. Вполуха слушая бормотание жрецов, я с ужасом ждала того момента, когда надо будет идти к большой каменной чаше главной части храма. Туда каждый из нас должен был бросить небольшой сгусток плазмы, зажигая священный огонь Рири. Тогда мое лицо больше не будет скрыто чепцом. И все, включая навязанного жениха, и самое главное, Алексана, увидят меня на расстоянии вытянутой руки без уродливых золотистых узоров и прочей маскировки, которой я отдавала столько сил в последние дни.