Неживая, Немертвый
Шрифт:
— Пускай шанс и мал, но он по-прежнему существует, — сказала она вслух.
— Неужели? — деланно удивился демон, неприятно растягивая безгубую, узкую щель рта в подобии усмешки. — Тогда почему ты здесь?
— Что ж, я не стану спорить. Я слишком несведущ в настолько тонких вопросах, — почти одновременно с гелиофобом проговорил фон Кролок. — Однако, я хотел бы задать тебе вопрос, Нази Дарэм. Почему ты здесь?
«Я хотела проверить свою теорию о том, что души вампиров во время дневного сна также оказываются на тропах», — с каждой секундой Нази все труднее становилось сосредотачиваться, дабы отделить голос графа от голоса демона.
— Лжешь, — с видимым удовлетворением констатировал гелиофоб и, сыто потянувшись,
— Нази? — в третий или в четвертый раз окликнул женщину фон Кролок, жалея о том, что не имеет возможности прикоснуться к своей собеседнице и встряхнуть ее. Равно как и о том, что вообще задал вопрос, приведший к столь странным последствиям. В первые несколько секунд фрау Дарэм просто замерла, глядя куда-то мимо него неподвижным взглядом, а затем лицо ее исказилось, словно от боли.
— Тебе не обязательно ничего говорить, я и так прекрасно вижу ответ в твоей душе. А ведь я мог бы помочь тебе, — тем временем вкрадчиво продолжал гелиофоб. — В моей власти дать тебе достаточно сил, я могу отыскать среди теней душу твоего мужа, могу вернуть его тебе, могу даже избавить этого вампира от вечной тьмы и вечной жажды… я могу исполнить твои желания. Все, что мне нужно — немного жизни… совсем немного, не больше, чем ты потратила бы на один из своих ритуалов…
— Все свои проблемы я способна решить сама и исполнить свои желания тоже, — откликнулась Нази. — И, даже если у меня не получится… я лучше потеряю его навсегда, чем приму твою помощь, тварь.
Облеченное в слова предложение привело к эффекту, ровно обратному тому, на который, очевидно, рассчитывал гелиофоб. Никаких сделок за гранью. Ни с кем. Ни при каких обстоятельствах — этот постулат Винсент Дарэм с упорством, достойным лучшего применения, внедрял в сознание тогда еще юной супруги на протяжении нескольких лет, подкрепляя свои слова богатыми на подробности примерами из собственной практики и практики своих знакомых.
И все эти примеры неумолимо доказывали лишь одно: твари, обитающие на изнанке, способны извратить до неузнаваемости самые благие намерения и самые чистые помыслы. Черпая силы из человеческих страданий и боли, они стремились разрушить все, к чему прикасались, и в этом искусстве равных им не было, как не было равных и в той изобретательности, с которой они, выполняя условия сделки, превращали в кошмар самые светлые мечты и устремления. За годы своей работы в качестве некроманта Дарэм и сама не раз встречалась с глупцами, которых отчаяние, амбиции или непомерная самонадеянность толкнули на заключение договора, по условиям которого в выигрыше всегда оставалась лишь одна сторона.
— Пошел ты, — неистово злясь на себя за то, что слова какого-то паршивого гелиофоба смогли причинить ей столько боли, процедила женщина сквозь зубы. — Никакого договора не будет.
— Тем хуже для тебя, некромант. Ты еще горько пожалеешь об упущенной возможности, не сомневайся, — лицо демона, вопреки сказанному, исказилось от плохо скрываемого
бешенства, и только в тот момент, когда его непропорционально вытянутая, тонкая фигура растворилась в вязкой темноте, Дарэм осознала, что последние свои реплики она произносила вслух.Граф фон Кролок смотрел прямо на нее с нескрываемым изумлением, и в его широко распахнутых серебристо-прозрачных глазах отчетливо читалась тревога.
— Простите, Ваше Сиятельство, — тихо сказала Нази. — Вам не следовало слышать всего этого, и, поверьте, все сказанное было обращено не к вам.
— Здесь есть кто-то еще? — после секундного молчания напряженно уточнил граф.
— Был. Этот мир, к сожалению, населен не только душами, но и другими, куда более опасными существами. Такими, например, как гелиофобы — демоны, боящиеся любого света, но отчаянно стремящиеся получить силу от того, кто по неосторожности решит с ними поделиться. Для вас, впрочем, они никакой опасности не представляют, поскольку с вас им взять нечего, — Дарэм устало покачала головой и добавила: — О чем вы спрашивали, прежде, чем я… отвлеклась?
— Что он предложил тебе, Нази? — поинтересовался граф вместо ответа.
— Как и любому смертному, — болезненная кривая улыбка скользнула по тонким, полупрозрачным губам Дарэм, и фон Кролок осознал, что с каждой минутой женщина, стоящая перед ним, становится все более похожей на морок, готовый истаять в любое мгновение. — То, что желанно мне более всего.
— Скажи, то, что ты по мере нашей беседы делаешься прозрачной — это естественный процесс для подобного места?
— Ммм? — Дарэм медленно подняла руку на уровень глаз, в задумчивости ее рассматривая. Сквозь узкую ладонь фон Кролок вполне отчетливо мог увидеть, как шевелятся ее губы. — Не беспокойтесь, Ваше Сиятельство, это всего лишь значит, что мое время заканчивается, и мне стоит поторопиться с возвращением в мир живых. Мы продолжим этот разговор, когда вы проснетесь, даю вам слово.
Граф в ответ лишь коротко кивнул, понимая, что это единственное, что он может сделать в данных обстоятельствах. Глупо просить о том, чего он все равно не смог бы получить…
И, тем не менее, фон Кролоку пришлось приложить немалые усилия, чтобы не произнести вслух позорное, свидетельствующее о его слабости «Останься».
Одна часть его души была искренне благодарна Дарэм за то, что, пускай всего на несколько десятков минут, но она прервала его бесконечное блуждание в темноте. А вторая так же люто ненавидела ее за это вмешательство, после которого — он не сомневался — уже почти привычное одиночество станет куда более ощутимым, отбросив самого графа на пару столетий назад.
— Я вспомнила, — сказала Нази, уже чувствуя, как вибрирует под пальцами тонкая нить, тянущаяся от нее к оставшимся во «внешнем мире» якорям. — Вы спрашивали, почему я здесь. Я собиралась вам солгать, Ваше Сиятельство, но это было бы нечестно. Я здесь, потому что знаю — никто, кроме меня, не может составить вам компанию. Конечно, это ничего не изменит и ничего не исправит, но мне просто очень хотелось сделать хоть что-нибудь.
*
Массивная каменная крышка стукнулась об основание колонны, породив под сводами склепа гулкое эхо, и граф невольно поморщился от слишком резкого, с его точки зрения, звука.
Гроб, принадлежащий Герберту, разумеется, уже был пуст — наследнику фон Кролока, в силу его относительной «юности», вечерние подъемы давались куда легче, чем самому хозяину замка, которому с каждым десятилетием требовалось все больше времени на то, чтобы заставить собственное тело вернуться к жизни.
Пальцы графа, как и всегда, судорожно взметнулись к горлу прежде, чем он успел себя остановить. Бог свидетель, он бы многое отдал за то, чтобы именно эти воспоминания сгладились со временем, канули в ничто, перестав тревожить его каждый раз в первые секунды после пробуждения.