Неживая, Немертвый

— Я счастлив, что тебе нравится, — сказал фон Кролок. Запах фроляйн Шагал будил в нем желания, грозящие немедленным срывом ежегодного бала, поэтому граф сделал над собой усилие и перестал дышать вовсе, что далось ему с некоторым трудом.

Впрочем, это могло помочь лишь в те моменты, когда ему не приходилось что-либо говорить.

Постоянно поддерживаемое дыхание было одной из тех человеческих и, в сущности, абсолютно не нужных привычек, которые граф пронес через века посмертия, так что всякий раз, когда ему приходилось прекратить дышать, он испытывал чувство иррациональной тревоги. Он точно знал, что задохнуться не способен, однако что-то, лежащее куда глубже, чем разум, упорно продолжало верить в обратное.

— И вы живете здесь совсем один? — Сара оглянулась, вскинув на фон Кролока взгляд огромных синих глаз.

— Не совсем. Со мной живет мой сын — юноша немногим старше тебя, который, впрочем, редко сидит дома, и наш слуга. Ты с ним уже знакома.

— Он, если честно, меня немного пугает, — полушепотом сказала фроляйн Шагал, чуть округлив глаза. — Вид у него, как у злого лесного духа из легенд!

— Поверь, Куколь — милейший человек, абсолютно безобидный и очень исполнительный, — фон Кролок усмехнулся. Если юной Саре и стоило здесь кого-то бояться, то этот «кто-то» сейчас стоял рядом с ней. — Внешняя привлекательность, разумеется, не его сильная черта, но ты поймешь однажды, что внешность часто обманчива и многие вещи на деле оказываются совершенно не тем, чем кажутся на первый взгляд. Пойдем, я провожу тебя в твои комнаты.

— И все-таки, разве вам не бывает тут… одиноко? — негромко спросила фроляйн Шагал. — Если вашего сына все время нет дома, то, получается, вам здесь совсем не с кем поговорить.

— Я провожу много времени за книгами, — уклончиво отозвался фон Кролок, которому категорически не нравился тот оборот, который принимала их беседа.

— А я плохо умею читать, к тому же, разве книга может заменить собеседника? — порозовев от смущения, заметила Сара и, покосившись на графа из-под ресниц, добавила: — А я-то думала, что это у меня жизнь одинокая и скучная.

Фон Кролок коротко вздохнул и тут же пожалел об этом, чувствуя, как начинают вытягиваться, удлиняясь, верхние клыки. Быстро взяв под контроль охотничьи инстинкты, он заставил себя посмотреть девушке в лицо, упорно не давая взгляду соскользнуть к стройной шее своей гостьи.

В глазах Сары плескалось вполне искреннее сострадание и понимание. Словно она только что обнаружила между собой и графом что-то общее.

— Теперь, когда я, наконец, нашел тебя, я не страшусь ни одиночества, ни тоски, Сара, — проникновенно проговорил фон Кролок, усиливая натиск зова на разум стоящей перед ним девушки. Зрачки фроляйн Шагал расширились, и на губах ее появилась счастливая, беспечная улыбка. — Не тревожься об этом, дитя мое, ты пришла сюда, чтобы обрести вечное счастье и вечное блаженство. Оставь все печали, вместе с воспоминаниями о прошлом, за порогом этого замка.

— Хорошо, — согласилась Сара. — Когда вы рядом, мне совсем не хочется думать о прошлой жизни… мне до сих пор не верится, что я здесь, и мне все равно, что будет после. С вами я ничего не боюсь.

— Вот и прекрасно, — фон Кролок улыбнулся в ответ на это по-детски наивное признание, распахивая перед девушкой двери в «гостевую» комнату, самую чистую и богато обставленную из всех.

Подобные беседы, как раз, были ему привычны: в тех или иных вариациях он вел их с каждой из приходящих сюда девиц. За исключением, разве что, фрау Дарэм, с которой у него, как выяснилось, есть масса более важных тем для разговора, и в обществе которой ему не приходилось ежесекундно бороться с чувством голода.

Он решительно не хотел знать о Саре ничего лишнего и не нуждался в ее сострадании или, дьявол упаси, попытках понять его самого.

Как можно меньше информации, как можно меньше личности — таково было неписаное правило при обращении фон Кролока со всеми его будущими жертвами.

— Эти комнаты и все, что в них есть, теперь твое, — сообщил фон Кролок восторженно замеревшей на пороге фроляйн Шагал, которая, очевидно, за всю свою почти восемнадцатилетнюю жизнь не видела настолько богато обставленных помещений, не говоря уж о владении чем-то подобным. Владении временном, но безраздельном. — Время уже позднее, и я советую тебе отдохнуть. Ты вольна ходить везде, где тебе вздумается, и делать все, что только пожелаешь, нет ничего, что было бы тебе запрещено. Куколь выполнит любую твою просьбу или распоряжение, а приятную компанию тебе может составить фрау Дарэм. Насколько мне известно, вы хорошо знакомы.

— Нази здесь?! — изумленно воскликнула Сара. — Мама сказала, что она уехала, и это было так странно! Я имею в виду, что она уехала так неожиданно посреди ночи, хотя была очень больна. И даже не попрощалась ни со мной, ни с Магдой. Получается, что она уехала к вам? Нази говорила, что у нее нет тут знакомых.

— Она была неплохо знакома с моей… родней, — скупо пояснил фон Кролок. — Ей требовалась помощь лекаря, и я, узнав о том, в каком бедственном положении она пребывает, помог ей совершить поездку в город.

Сара уже открыла было рот, чтобы засыпать своего новообретенного «возлюбленного» следующей порцией вполне логичных вопросов, однако после еще одного ментального усилия со стороны графа просто улыбнулась и сказала:

— Вы так добры, граф… и не только ко мне. Я знала, что сердце подсказало мне верный путь!

— Хочешь ли ты о чем-то меня попросить, Сара, прежде, чем я оставлю тебя? — спросил фон Кролок, который предпочел никак не комментировать заявление девушки по поводу собственных высоких душевных качеств. Добрым его даже при жизни считали очень немногие, и на то имелись вполне веские основания.

— Вы… не останетесь? — заливаясь краской, робко спросила фроляйн Шагал, теребя кончик наброшенной на плечи шали и, когда граф отрицательно покачал головой, еще тише прошептала: — Тогда хотя бы поцелуйте меня…

Собрав в кулак всю свою выдержку, фон Кролок приблизился к Саре и, наклонившись, поцеловал. В лоб.

— Предвкушение является значимой частью удовольствия, — вкрадчиво сказал он в ответ на непонимающий и явно расстроенный взгляд фроляйн Шагал. — Я хочу, чтобы именно бал стал часом нашего полного единения, а пока же насладимся сполна ожиданием этого момента.

Покидая комнаты юной Сары, граф испытывал ни с чем не сравнимое облегчение. Несмотря на всю внешнюю и, вполне вероятно, внутреннюю привлекательность фроляйн Шагал, переносить ее общество фон Кролоку удавалось с трудом.

«Почему ты никогда не пользуешься моментом? — всякий раз спрашивал отца Герберт. — Среди них попадаются вполне хорошенькие экземпляры. Я бы на твоем месте не упускал случая, тем более, что они сами готовы тебя чуть ли не на коленях умолять о взаимности».

«Какая жалость, что ты не на моем месте, правда? — обычно скучливо отвечал граф, добавляя: — А на месте юных дев не присутствуют юные мужи. Уверен, ты бы ни в чем себе не отказывал. Я же, в свою очередь, не намерен спать с тем, что впоследствии собираюсь съесть».

Фон Кролок, как и большинство людей, родившихся и выросших в его веке, относился к постельным утехам без лишнего трепета, считая их не более, чем средством удовлетворения физических потребностей и одним из источников удовольствия. Однако было, с его точки зрения, нечто откровенно неправильное и неприятное в стирании границ между любовницей и ужином.

И потом, даже куртизанки, с которыми при жизни порой проводил время Его Сиятельство, ложились с ним в постель вполне осознанно, не говоря уж о любовницах — некоторые испытывали к нему определенные чувства, некоторые даже были влюблены, а некоторые преследовали собственные выгоды, в то время, как жертвы зова своим чувствам и разуму хозяйками не были. Фон Кролок с точностью знал, что весьма откровенная просьба той же фроляйн Шагал — не более, чем следствие ментального воздействия.