Неживая, Немертвый

— Ничего себе! — удивленно сказал он, уставившись на Нази с неприкрытым любопытством и изумлением.

— Очевидно, деятельность некромантов значительно насыщенней, чем кажется. Впрочем, об этом можно было бы догадаться и без столь наглядных демонстраций, — констатировал фон Кролок, так же, как и сын, пробегая взглядом по неравномерной белесой сетке шрамов, отчетливо проступающей на теле фрау Дарэм, даже невзирая на ее нынешнюю бледность. Некоторые из них едва можно было различить, настолько тонкими они были, а некоторые отчетливо напоминали графу следы от рассекающих ударов меча, коих и на его теле сохранилось предостаточно.

— Ты на спину лучше взгляни, — посоветовал Герберт. — Как думаешь, это зачем?

Фон Кролок повернул Дарэм лицом к Герберту, поймав себя на мысли, что оба они обращаются с ней, словно с тряпичной куклой или портняжным манекеном, и устремил взгляд на худую спину женщины, где сквозь кожу отчетливо можно было различить каждый позвонок.

Догадаться, что именно так заинтересовало графского наследника, оказалось нетрудно — всю спину Нази от лопаток до талии покрывала плотная вязь чего-то, похожего на кабалистические символы. Такие же белесые, как и прочие шрамы — они явно не были результатом случайной травмы. У фон Кролока не возникло ни малейших сомнений — кто-то вполне умышленно вырезал их на коже фрау Дарэм, преследуя некие, не вполне ясные графу, цели.

— Думаю, об этом стоит спросить у нее самой, — сказал он, аккуратно опустив тело в ванную и, на всякий случай, придерживая голову женщины над водой. — Когда она очнется.

— Оооо… — мечтательно протянул Герберт и негромко рассмеялся. — Почему-то мне кажется, что ей твоя забота придется сильно не по вкусу, отец.

— Предпочитаю решать проблемы по мере их возникновения, — граф пожал плечами и спросил, обернувшись к маячащему в дверном проеме Куколю: — Что-то еще?

— Мэ иы? Ф аир? — смиренно уточнил горбун, и фон Кролок досадливо поморщился, мысленно сетуя на собственную забывчивость.

— Разумеется, идти, — сказал он. — Передай фроляйн Шагал мой подарок, и можешь возвращаться. Не жди ее, я сам займусь этим вопросом. Герберт, ты пока присмотришь за нашей гостьей, и, прошу, постарайся сделать так, чтобы она не утонула. Когда вода остынет, отнеси ее обратно в спальню.

— Я?! — поразился Герберт. — Отец, я не собираюсь…

— Если бы ты дал себе труд освоить тонкости зова, я бы, несомненно, поручил тебе проследить, чтобы юная Сара не заблудилась по дороге в замок. Однако, поскольку ты никогда не считал это искусство настолько важным, чтобы приложить достаточно усилий к его изучению, ты проследишь за фрау Дарэм. Потому что нам с Куколем будет не до того, — уже шагнув к двери, любезно пояснил своему наследнику граф. — Все имеет свои последствия, Герберт. Включая твою собственную лень. Увидимся позднее.

Герберт уже набрал в грудь воздуха, дабы высказать все, что он думает о подобных последствиях, но фон Кролок уже успел раствориться в пространстве, оставив юношу возмущенно хватать воздух приоткрытым ртом. Куколь, глядя на перекошенное лицо юноши, издал нечто напоминающее смешок и также поспешил убраться восвояси, бросая его наедине с бесчувственным телом, с этой минуты ставшим исключительно гербертовой проблемой.

========== Иллюзия подлинного чувства ==========

— Я люблю тебя! — страстным шепотом воскликнул юноша, заставив Сару коротко, почти раздраженно вздохнуть.

— Господи, ну что за человек, — с тоской пробормотала она. — Ты слушаешь, что я говорю тебе, или нет? Нас могут увидеть! И тогда все — всему конец! Папа запрет меня на все замки, и я буду сидеть у себя в комнате до тех пор, пока вы не уедете. Ты этого хочешь?

— Это ты совсем не слушаешь меня, — все той же горячечной скороговоркой возразил молодой человек и для верности схватил фроляйн Шагал за руку, крепко стиснув тонкие, холодные пальцы возлюбленной. — Мне казалось, что мои чувства не безответны! Ну, услышь же меня, наконец: мне никто, кроме тебя, не нужен, с самой первой нашей встречи я понял, что это судьба!

Стоя в тени деревьев на опушке леса, почти вплотную подобравшегося к стенам трактира, граф только и мог, что покачать головой.

Судьба. Кто бы мог подумать.

Впрочем… сколько там лет этому пылкому влюбленному? Если судить по виду — едва ли больше, чем Герберту в тот день, когда он постучался в ворота замка. В этом возрасте кровь кипит особенно бурно, так что все чувства «настоящие», и каждая влюбленность «до гроба».

— Я увезу тебя с собой, мы отправимся в Кенигсберг, а потом — куда пожелаешь! — продолжал юноша. — Да, я совсем не богат, но скоро я окончу университет, профессор даст мне рекомендации, и мы будем свободны, Сара, будем жить так, как захотим!

Даже несмотря на оплетающую сознание фроляйн Шагал сеть зова, что-то внутри нее отчетливо отзывалось на заманчивые обещания молодого человека, и граф пришел к выводу, что у студента, пожалуй, были бы все шансы на успех, не вмешайся фон Кролок в их пастораль.

Пришел бы юноша недели на три раньше, и зов графа уже не застал бы Сару в ее тесной девичьей спальне.

— Альфред… — Сара снова покосилась в сторону леса. — Послушай, твое признание… оно очень много для меня значит, поверь! Разговоры о любви, мечты о будущем… все это прекрасно, особенно долгими зимними вечерами, когда так хочется оказаться где-нибудь подальше отсюда! Но все это только слова, и на самом деле…

— Это не только слова! — возразил Альфред, беря девушку и за вторую руку. — Все так и будет, обещаю. Только скажи, что ты согласна уехать со мной, и ничто нас не остановит, даже твой отец!

— Если бы ты только знал, как мне душно здесь, — вырвав пальцы из хватки юноши, фроляйн Шагал отвернулась от него, почти молитвенным жестом прижав руки к груди, — как мне хочется освободиться… Знаешь ли ты, какова моя жизнь? Где каждый день — точно такой же, как был вчера, и я точно знаю, что завтра тоже ничего не изменится. Заботы по дому, рукоделие, постоянная слежка отца, так что даже не поговорить толком с гостями! Да и гости-то у нас редкость, все больше вечно пьяные охотники и дровосеки. Чеснок еще этот, которым мы все тут насквозь уже пропахли! И знаешь, что самое страшное, чего я боюсь больше всего на свете? Что так будет всю мою жизнь, что я состарюсь, так же, как мама, не увидев в жизни ничего, кроме своей деревни, на которую мне уже сейчас смотреть надоело! И, если повезет — мужа. Такого же пьяного лесоруба!

Альфред что-то возражал в ответ, робко приобнимая фроляйн Шагал за плечи и, охваченный собственными переживаниями, по-прежнему не замечал, что со своей речью Сара обращается вовсе не к нему. Фон Кролок точно знал, что девушка не может видеть его в такой темноте, но, тем не менее, она повернула голову так, что теперь с тоской и надеждой смотрела прямо ему в лицо.

«Я знаю, дитя, — мягко согласился граф, — лишь зрелости, у которой все шторма позади, мила предсказуемость. Домашний очаг и длинная вереница одинаковых дней хороши только тогда, когда они наполнены воспоминаниями о долгом, полном открытий путешествии в десятилетия длиной. И час для твоего путешествия настал: пойдем, Сара, нам пора. Я не стану ждать тебя долго, поэтому либо ты решишься сейчас, либо уже никогда».

— Мне пора, Альфред, — проговорила фроляйн Шагал, поворачиваясь к своему обожателю. — Я приглашена на встречу, и меня ждут! Я не могу опаздывать, от этого слишком многое зависит.

— В такое время?! — поразился юноша, озадаченно хмуря брови, а затем, очевидно, приняв некое решение, заявил: — Тогда я провожу тебя! Ночью здесь совсем не безопасно.

«Нет, — распорядился фон Кролок. — Об этом не может быть и речи».

— Нет, — послушно повторила Сара. — Об этом и речи быть не может! Я ужасно спешу!