Неживая, Немертвый
Шрифт:
— О, — фон Кролок едва заметно усмехнулся, — коль скоро ты пытаешься воззвать к разуму юной Сары, ждать ли мне, что ты, заодно, попытаешься воззвать и к моей совести? Если так, то советую не сотрясать воздух понапрасну. Я знаю, что ты могла бы мне сказать, — мужчина коротко вздохнул. — Она так молода и наивна, она толком еще не видела мира, ей бы жить еще много лет, но тут вмешался я, намеренный безжалостно и хладнокровно оборвать эту юную жизнь. Едва ли не злодейски хохоча, надо полагать. Что ж, Нази, все это почти правда, с той лишь разницей, что я не испытываю ни малейшего удовольствия от смерти этой девицы. Это необходимость. И чем, позволь спросить, жизнь фроляйн Шагал принципиально отличается от жизни любого другого человека, который мог бы оказаться на ее месте? Не тем ли, драгоценная моя фрау,
— И что же? — мрачно спросила Нази, которая, к своему величайшему сожалению, догадывалась, каким будет ответ.
— Они сочтут себя свободными от прошлой договоренности и вольны будут отправиться на поиски пищи самостоятельно, — оправдывая самые неприятные подозрения женщины, любезно просветил ее фон Кролок. — Я вовсе не для того потратил в свое время столько усилий, чтобы разрушить заведенный порядок и поставить под угрозу свою безопасность и безопасность Герберта из сострадания к одной смертной девице, коих по земле ходят тысячи. Но, полагаю, этот довод покажется тебе чересчур своекорыстным, так что я могу предложить тебе иной, который тебе, как защитнику людей, будет ближе. В ночь зимнего солнцестояния умрет либо фроляйн Шагал, либо вся деревня внизу, поскольку она расположена ближе всего к замку и, вероятнее всего, именно туда отправятся пробудившиеся ото сна вампиры. Что же касается моей жалости… В данном случае я проявляю ее по отношению к Саре куда больше, нежели ты.
— Тем, что лжете, надо думать, — Нази, вздохнув, сгорбилась в своем кресле, чувствуя, как злость уступает место тоскливой апатии.
— Именно так, — фон Кролок кивнул. — Она счастлива, Нази. Безмятежно и абсолютно. И пускай счастье это построено на обмане, для нее оно вполне подлинно. Ее ничто не тревожит и ничто не пугает, она получила в свое распоряжение целый замок со всем, что в нем есть, получила веру в то, что ее ждет долгая, интересная жизнь. А ведь я мог бы поступить иначе, верно? Мне ничего не стоило бы выкрасть ее из трактира, запереть в подвале и в нужный час просто швырнуть в толпу. Более того, лично для меня это было бы куда более простым решением, поскольку не потребовало бы и четверти усилий, что я прилагаю сейчас.
— Что чувствует жертва вампира, граф? — не желая комментировать последнее заявление, задала Дарэм вопрос, ответ на который всегда ее интересовал.
— Зависит от вампира, — немного поразмыслив, откликнулся фон Кролок. — И от его желаний. Это может быть легко… юная фроляйн Шагал даже не поймет, что она умирает. Она сама будет желать этого и почувствует удовольствие, удовлетворение, освобождение. Она умрет счастливой, но именно потому, что это мой выбор. Если угодно — это единственный подарок, который я могу ей сделать в сложившихся обстоятельствах. Однако в случае, если вампир не умеет или не хочет утруждать себя ментальным воздействием на жертву, все происходит иначе. И тогда эта жертва чувствует, как клыки пробивают плоть, причиняя сильную боль, успевает увидеть оскаленное лицо своего убийцы, в эти минуты имеющее мало общего с человеческим. И ощутить, как он выпивает ее жизнь, жертва успевает тоже. В сущности, это то же самое, что быть загрызенным диким животным, пожалуй. С поправкой лишь на не оправдавшуюся уверенность в том, что перед тобой был такой же, как ты сам, человек.
Фон Кролок говорил все так же спокойно, глядя мимо Нази на потрескивающее в камине пламя, свет которого всполохами отражался в его серых глазах, но Дарэм почему-то не усомнилась в том, что скрывается за этим безмятежным спокойствием.
— И вам в свое время попался вампир второго типа? — почти утвердительно проговорила она, заставив графа посмотреть ей в лицо.
— А ты довольно проницательна, — констатировал он.
— Расскажете? — несмело спросила Нази, удостоившись от фон Кролока пристального, холодного взгляда, от которого ей сделалось откровенно неуютно.
— О чем именно ты хочешь узнать? — сухо поинтересовался граф, когда женщина окончательно успела увериться в том, что ответа не последует.
— О том, кем был граф фон
Кролок до того, как превратился в вампира. О том, как он умер. И о том, как именно был заключен договор, о котором вы упоминали, — откликнулась Дарэм, понимая, что второй возможности спросить у нее уже никогда не будет, и граф дает ей одну-единственную попытку. Вспомнив о своем разговоре с Гербертом в первую ночь пребывания под крышей замка, Нази усмехнулась и полушутя, полусерьезно добавила: — Ну и, разумеется, о том, как звали этого графа, поскольку, как я уже поняла, именно это является главной тайной вашего существования.— Хм, довольно смелые вопросы, фрау Дарэм, — фон Кролок скрестил руки на груди и осведомился: — По какой причине я должен отвечать на них?
— Не должны, — Нази в ответ пожала плечами. — Но можете. В конце концов, почему бы и нет? Это равносильно откровенности со случайным попутчиком, Ваше Сиятельство. К чему бы мы ни пришли в итоге, наше знакомство не продлится долго. Я либо умру, либо покину ваш мир, уйдя по тропам туда, где мое место на самом деле, так что эти знания, как ни иронично это звучит, я унесу с собой в мир иной в любом случае.
— В этом есть некий смысл, — граф кивнул и, задумчиво постучав пальцем по подбородку, резюмировал: — Итак, ты задала мне четыре вопроса, и я дам на них ответы в той степени, в которой посчитаю нужным, однако тебе придется предложить мне равную оплату. Расскажи мне, Нази Дарэм, как и ради чего ты оказалась в моем мире, что тебе известно о возможностях души путешествовать по тропам, и каково все-таки происхождение столь оригинальных шрамов на твоей спине.
— Рассмотрели во всех подробностях? — недовольно буркнула Нази, понимая, что только что узнала, кто именно раздевал ее перед тем, как она оказалась в постели.
— Ты пребывала в весьма плачевном состоянии, и я пришел к выводу, что тебе не помешает горячая вода, — граф едва заметно пожал плечами. — Принимать ванну в одежде не слишком хорошая идея, так что я не вижу повода извиняться. Но, если это оскорбляет твою женскую честь…
— Нет, — Дарэм покачала головой. — Я не женщина, Ваше Сиятельство, я некромант, а нас учат не придавать сакрального значения различиям полов. Наше тело — не более, чем инструмент нашей деятельности.
Фон Кролок в ответ на это тонко усмехнулся, и Нази предпочла перевести взгляд на лежащую на ее коленях книгу. Их и правда учили этому в ордене. Дарэм не раз приходилось представать в подобном виде перед медиками или своими же коллегами в случаях, когда разодранная в клочья толпой умертвий одежда едва ли могла прикрыть хоть что-то, или когда спешно приходилось смывать с себя тошнотворно воняющую трупную слизь в ближайшем озере на равных с работающим «в связке» некромантом-мужчиной. Вот только в случае с графом все ее навыки отчего-то нещадно сбоили.
— Неужели? — иронично переспросил фон Кролок, с интересом разглядывая упрямо прячущую глаза женщину. — Что ж, в таком случае, должен заметить, что инструмент лично твоей деятельности не только функционален, но и эстетически приятен для взгляда.
— Вы задали мне всего три вопроса, — резче, чем ей того хотелось, напомнила Нази. — Четвертого не будет?
— Отчего же? — граф вновь пожал плечами и проговорил: — Четвертый вопрос, как и в твоем случае, касается имени. Кто такой Винсент, Нази? В горячке бреда ты назвала меня этим именем, и я хотел бы знать, о ком идет речь. Ответишь на эти вопросы — и я даю слово, что отвечу на твои. Если же нет, я, в свою очередь, тоже воздержусь от откровений. Полагаю, нам обоим в равной степени не хочется вдаваться в лишние детали, и тебе придется решить, так ли на самом деле сильно твое любопытство.
Имя покойного мужа Нази граф выговорил как-то странно, словно ему было по какой-то причине неприятно или неудобно его произносить, однако Дарэм не стала заострять на этом особого внимания, поскольку сама суть выставленных графом условий занимала ее куда больше. Фон Кролок молчал, давая женщине время как следует подумать и с умеренным любопытством наблюдая за ходом отражающейся на ее худом лице внутренней борьбы.
— Хорошо, — наконец, ответила Дарэм, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в угол книги. — Ваша цена справедлива, пожалуй, и я согласна ее заплатить. Однако, сначала я жду вашего рассказа, Ваше Сиятельство.