О чем поет вереск
Шрифт:
Смиряться с чем-то было не в характере Мидира, но теперь он именно что смирялся. Не со своим неистовым вожделением, хотя с ним тоже. Больше — со странным, щемящим чувством, что никак не хотело покидать его сердце. И не с грустью его женщины. Он будет очень терпеливым!
Мидир отвел руку Этайн от горла и переплел ее пальцы со своими.
— Моя красавица, есть такие видения, что длятся вечность.
Согнув пальцы из боязни выпустить когти, спустился тыльной стороной кисти от одного виска по атласной коже, по скуле через теплые губы… Мягко поднялся к другому виску — и складка меж бровей Этайн разгладилась.
Кровь
— Люблю тебя, мой волк…
Не «ее сердце», не муж, именно — волк! Он коснулся губами приоткрытых алых губ Этайн, вытягивая из полуяви-полусна. Прижался всем телом, обнял руками наперекрест, скользнул языком по острым граням жемчужных зубов, толкнулся глубже, глубже… Окончательно лишил дыхания и спросил на судорожном вдохе:
— Сейчас — тоже сон?
Ресницы Этайн, затрепетав, распахнулись удивленно. Глаза туманились уже не сном, а поволокой желания.
— Кажется… Кажется, не-е-ет, — в голосе зазвенели колокольчики, возвращая Этайн к нему и его миру из нехорошего забытья.
— Надо повторить. Так кажется или нет?
— Ты само коварство! — простонала Этайн и потянулась к нему.
Он открывал ее для себя и для нее тоже. Гладил и нежил каждый лепесток своего вереска до просьб о милости, до всхлипов и стонов. Кожа горела, пальцы сплетались, как и тела… И когда отзвучал гул второго удара башенных часов, а обруч так и остался на голове его королевы, Мидир ухмыльнулся сыто и умиротворенно.
Но полного покоя не было. Слишком тревожен был сегодня сам воздух, слишком бдительно звезды смотрели с небес в открытые по теплой погоде окна, слишком грозно звенел напряженной тишью сам замок его предков.
Горшок в очередной раз опустел — одинокий цветок упал с засохшего вереска, как последний лепесток увядшей розы в старой легенде. Сегодня это не так сильно задело бывшего бога, нынешнего короля Благого двора.
Вереск, лежавший одиноко и грустно на черном камне, внезапно шевельнулся без ветра. Мидир потянулся к нему, и цветок отлетел: сухой, невесомый, упрямый.
В его замке почти не было магии, тем паче магии, не подчиняющейся волчьему королю, и он насторожился. Выпустил когти, накрыв бутон, но тот внезапно оказался поверх его руки. Потянулся, раскрылся, словно морская звезда, вывернулся, меняя размер и форму, и обнаженная Этайн, благоухающая вереском, потянулась к Мидиру… Ее руки переплелись с его, вытянулись, соединяя сердца. Тут раздался звон часов, опять дважды, Этайн уже не было рядом. Мидир попытался поймать ее, но она рыбкой выскользнула в синюю волну, залившую спальню. Удержать ее было нельзя и отпустить невозможно; солнце слепило глаза, и все же Мидир бросился за ней, понимая, что пути назад нет, что он не вынырнет; но он готов был жить под водой или умереть там, лишь бы с Этайн. Пусть кожу неимоверно щипало, оно того стоило. Мидир ударил хвостом и наконец поймал дерзко смеющуюся рыбу с рыжими плавниками и зелеными глазами…
— Мой король, прошу простить, — голос Джареда вытягивал из столь сладостных грез, что хотелось рыкнуть и обвалить своды Черного замка на того, кто посмел нарушить покой короля. Который все-таки уснул!
— Миди-и-ир, тебя Джаред зовет, — прошептала разомлевшая Этайн,
не открывая глаз.— Откуда ты…
— Нет-нет, я не разбираю слов, но его голос как тихий-тихий стук. Очень настойчивый. Прости, — вымолвила со смешком. — Он не волк, он дятел, просто дятел. Стучит прямо в моей голове…
— Советник, это, видимо, что-то о-о-очень срочное? — не сдержался от иронии Мидир, но Джаред ответил очень серьезно:
— О да, мой король. Я в тронном зале. Прошу поторопиться.
Мидир, махом облачившись, зашипел, едва сдерживая рычание: вся кожа, которой он прижимался к Этайн в два часа пополуночи, была обожжена, словно он трогал не женщину, а раскаленный металл.
***
Мидир с Джаредом с одинаковой тревогой смотрели на ледяной посох, ударивший в пол так, что во все стороны зазмеились трещины. Он подтаивал все быстрее и наконец исчез, а то малое отверстие, что оставалось для связи с Верхним миром, схлопнулось. Воздух загудел, повеяло холодом…
Намотанная на посох бумага жалко мокла в луже, почему-то грязной. Замок чавкнул недовольно, втягивая воду, и пол вновь заблестел черным зеркалом с редкими серебристыми искрами.
— Давно появился? — спросил Мидир, не сводя взгляда с бумаги.
— В два ночи. В то самое время, — тихо произнес советник.
Выглядел Джаред необычно задумчивым и даже встревоженным. Мидир в ответ лишь приподнял верхнюю губу.
— Мой король, какие требования предъявляют Не-сущие-свет? Что говорят?
— Ничего!
— Ничего хорошего или…
— Совершенно ничего! — рявкнул Мидир. — Черная глухая стена, словно там все умерли.
— До этого счастья нам, как пешкодралом до Северного моря, — появился в дверях взъерошенный Мэллин. — Сдается мне, не люди объявили нам войну.
Он подошел к центру залы, достал из лужи бумагу и прочитал:
— «Верни Этайн!» Ого! Отрыжка дракона!
— Мэллин! — не выдержал Мидир.
— Фоморов хвост! — выпалил брат менее ругательное, и волчий король кивнул согласно. — Подавитесь, серые заразы!.. Что-то они разговорчивы сегодня…
Мэллин запнулся, что не осталось незамеченным для советника:
— К вам приходили тоже?
— Что значит «тоже»? — прищурился Мидир.
— А то и значит! — Мэллин ощерился совершенно по-волчьи. — Не знаю насчет других, но у меня весьма вежливо спросили, какой дар я желаю получить за то, что выведу человечку из Черного замка. Чуть ли не твое место предлагали, братец!
— Джаред? — коченея от чужой подлости, выдавил Мидир.
— Меня и Алана спрашивали, мой король. Три командира королевских волков, что сейчас в замке, подходили ко мне с похожим сообщением… Видимо, друиды обращались к тем, кто имеет какую-то власть.
— Не знаю, как другие, — пожал плечами Мэллин, — а я послал их в те места, где они точно не бывали. Шипели в ответ уж больно злобно, тварюки!
— Руки, мой король, — встревожился Джаред. — Вечером этого не было.
Мидир одернул кружево, пряча розовую кожу от двух пар внимательных глаз.
— Ерунда. Слишком крепко обнимал Этайн!
— Человечка! — встревожился Мэллин.
— Все хорошо с ней! — рыкнул Мидир. — Я накинул на спальню сплошной покров, через который не проникнуть даже древним богам.