О чем поет вереск
Шрифт:
Когда осело крошево от очередной расколоченной вазы, Мидир понял, что о важном госте они так и не поговорили. А вот ярость не улеглась совершенно.
Мидир вернулся к себе. Птицы забились в щели, светильники тревожно мигали, факелы тухли. Темные переходы дома Волка показались ему особенно мрачными; морды зверей, высунувшихся из стен, исключительно злобно щерились острыми клыками…
Полдня прошло в оживлении механических воинов. Делал их не Мидир, но подарить частицу себя, которую потом будут использовать в управлении более слабые маги, удавалось пока лишь волчьему королю.
Вернулся
Она прятала глаза в тени изогнутых ресниц. Торопливо стерла слезинку.
— Я не допытываюсь, — собрав все свое терпение, Мидир уселся рядом на постель. — Но, моя дорогая, ты плакала! Это так непохоже на тебя. Что произошло?
— Ты не поймешь, — прозвучало тихо-тихо, словно Этайн говорила самой себе.
— Кто огорчил тебя? Если брат!.. — сжал кулак Мидир.
— Мое сердце, прошу тебя! — она схватила его ладонь, прижала к груди. — Не сердись, прошу! Хорошо-хорошо, я расскажу тебе, только не гневайся… Я подошла вчера, спросила! А он!.. Он посмеялся!
— Кто? О чем спросила? Над чем посмеялся? — в груди ворохнулась злость. — Кто посмел смеяться над тобой? Мэллин?! Да я ему голову откушу!
— Нет, мое сердце, твой брат тут совершенно ни при чем.
Этайн улеглась на грудь Мидиру, задумчиво накрутила медную прядку на палец.
Волчий король с трудом удержал в горле нетерпеливый рык, однако отзвук Этайн уловила.
— Видишь ли, мое сердце, твой племянник…
— Джаред?!
Что мог натворить предупредительный племянник, Мидир представить не мог.
— Ты, верно, шутишь.
— Я не шучу, мое сердце! Я не шучу! Он не считает меня красивой, достойной тебя, наверное, дело в этом!
Однако прежде, чем Этайн уверилась в своих странных выводах, Мидир перехватил ее ладонь и поцеловал в самый центр. Признаться, теперь его глодало любопытство.
— Я спросила, почему он смотрит на меня не так! В смысле… — замялась Этайн, глянула искоса.
— Дорогая, ни для кого не секрет, как ты действуешь на мужчин. Ты пленяешь и вызываешь желание, — с непривычным для себя спокойствием выговорил Мидир. — Так что там Джаред?
— Ах ты!.. — Этайн выдохнула и продолжила: — Да вы оба ходите с такими лицами, что позавидуют каменные звери Черного замка! Меня поначалу пробирало до дрожи. Один Мэллин только не истукан…
Мидир куснул ее за палец, побуждая продолжить.
— Хватит хвалить моего безголового брата. Хочу слышать о Джареде.
— Джаред… он попросил уточнить, как именно «не так» он на меня смотрит! И я сказала, что он смотрит волком, — захлебнулась негодованием. — Ну вот, ты тоже! Ты тоже смеешься!
Джаред продолжал видеть в Этайн угрозу для всего Нижнего мира и лично его владыки. Мидир же очень и очень давно так откровенно не веселился. Обычно его королева вела себя в делах, касающихся его или его дома, как мудрая правительница, ведомая порой не законами, а истинной правдой, но иногда — как наивный ребенок, только познающий мир. Да по возрасту ши она и являлась сущим ребенком.
Всем от Этайн что-то надо… Бабке — власти, отцу — влияния, друидам — силы. Впрочем, и ему тоже, и эта мысль сразу отрезвила Мидира. Нет, он сделает все, чтобы Этайн была счастлива! Пусть — в незнании о своей не-свободе. Пусть —
в призрачном, созданном для нее мире, где она встретила и полюбила его. Его, а не Эохайда! Это могло быть правдой, это будет правдой отныне и во веки веков.— Дорогая, Джаред — волк. Советник дома Волка. Ему можно «смотреть волком»! И все же, если хочешь, красавица моя, я прикажу…
— Ой, не надо, прошу тебя! — с испугом выговорила Этайн, не желая стать причиной обиды советника. — Не надо никому ничего приказывать!
— Тогда не плачь! Сегодня в Черный замок прибудут важные гости… Ты должна быть свежей и прекрасной.
Уверения в том, что Этайн свежа и прекрасна всегда, несколько затянулись. А потом Мидира побеспокоил мыслью Джаред.
— Советник! — прорычал волчий король. — Ты решил и в спальню ко мне заглянуть?
— Ох, Мидир! Этайн то плачет без повода, то смеется невпопад. Она не понимает, что с ней не так, но чует неправильность мира, чувствует душой, сердцем. Я не знаю…
— А я не знаю, почему разрешаю тебе говорить об этом! — прервал Джареда Мидир.
— А с кем вам еще говорить об Этайн? Она меняется. Как вода, перелитая в новый бокал, она перетекает, принимая иную форму. Она спорила с Эохайдом, потому что ему это было нужно. Она берет тебя своей обманчивой мягкостью, и я молчу, потому что это тебе на пользу. Все волки хвостами метут, лишь бы угодить ей, все боготворят новую королеву. Но… Почему тебе так нравится смотреть на нее спящую? Сон и морок похожи; кажется, что она просто…
— Что?!
В ушах шумело. Мидир смял широкий серебряный браслет, еще хранящий тепло руки Этайн. Острые грани резанули кожу, и боль в ладони дала силы вздохнуть.
— Просто спит. Просто любит тебя, Мидир. Тебя, своего тюремщика, хоть и не знает об этом. Ты ей словно руку отрубил, а ведь…
— Вон из моей головы!
— Нижайше прошу простить меня, мой король. Это была последняя попытка, более я не скажу ни слова. Этайн — ваша и моя королева. Да будет так.
***
По дороге из королевских покоев они остановились на крытой галерее. Этайн замялась, подняла глаза:
— Разреши мне перемолвиться с Джаредом.
Легкий ветер путался в золотых волосах Этайн, подсвеченных солнцем, блио облегало точеный стан, подчеркивало женственные бедра и пышную грудь. А глаза казались совсем светлыми.
— Только недолго, моя дорогая, — очнувшись, волчий король ответил на повторный вопрос.
Кивнул племяннику, следовавшему за ними по пятам, и отошел.
Слов было не разобрать, но Джаред выглядел все более отстраненным, а Этайн смущалась все пуще. Мидир не выдержал и прислушался.
— …моя королева сама вызвала на разговор, сама добилась ответа и сама обиделась. Я чем-то еще не угодил вам?
— Я боюсь, что не гожусь в королевы… — пролепета Этайн и, кажется, собиралась удариться в слезы.
— О нет! Моя королева, прошу, только не это. Поглядите лучше сюда, — скорбно вздохнул советник и потянул из-под плотно застегнутого ворота подвеску на цепочке. — Я не мог показать это волкам, отец был бы недоволен.
Этайн встрепенулась, такая же любопытная, как сам Мидир, вытерла щеки, всмотрелась внимательно.