О чем поет вереск

Дружеская приязнь среднего сына и Киринна, белого волка, вызывала по меньшей мере недоумение.

Мидир не согласен, но прочие вопросы и возражения Джаретт рубит на корню.

— Ты уж выбери, второй принц, на что из бесполезного тратить свои силы. — Мидир весь внутренне готовится к пугающему продолжению. — На воспитание белых волков или на третьего принца.

— Я давно решил, — Мидир торопится с ответом, чтобы Джаретт не выбрал за него. — Я справлюсь, Мэллин хороший принц, а станет еще лучше, мы вместе с ним станем!

Слова вылетают сами собой. Джаретт не улыбается оговоркам, не оспаривает, не удивляется, безразлично пожимает плечами и равнодушно отвешивает точно рассчитанную оплеуху:

— До Мэрвина далеко вам обоим, и все же я тебя услышал. Имей твердость не сходить с выбранного пути.

Душевные замки и цепи стонут от натуги, Мидира распирает от желания поведать Джаретту, что белые волки не хуже черных, причем сложить слова как-нибудь так, чтобы родитель услышал, поверил и принял.

Что, конечно, невозможно, поэтому Мидир просто кивает и отступает от короля на шаг. Брат ему дороже, чем все белые волки вместе взятые. Мэллин никогда не узнает, а Киринн давно все простил.

***

Волчий король отвел взгляд от Этайн, отпустил ее руки. Может быть, в тот момент он впервые выбрал меньшее из двух зол.

Прошелся по галерее, полюбовался полыханием изумрудно-зеленого заката и лишь потом продолжил:

— Джаретту Великолепному достаточно было намека на виновность ненавистного рода. Увидев подпись Крифанга в письме, он поручил Мэрвину разобраться с белыми волками.

Светоносные птицы взлетели, громко захлопав крыльями, и память Мидира услужливо развернула картину прошлого.

***

Утреннее солнце резвится на боевой броне, буйство зимнего ветра треплет иссиня-черные волосы Мэрвина, развевает длинный плащ, сыплет на плечи искристые звезды. Снежинки в ярких косых лучах вспыхивают, как адаманты, слепят Мидира, мешают попрощаться с братом, не дают подобрать нужные слова. Он и так редко видит старшего. Чем ближе Мэрвин к отцу, тем дальше от Мидира. Что уж говорить о Мэллине?!

— Возьми меня с собой! — звучит почти умоляюще.

— Даже не думай, средний принц Мидир, — речь брата ровна и холодна одновременно. Он откидывает голову столь величественно, что Мидир не сдерживается:

— Не думай?

— Тебе напомнить правила нашего дома? Не заставляй меня краснеть за твою забывчивость.

— Я… — Мидир втягивает воздух сквозь зубы, делает шаг назад. — Прошу прощения, первый принц Мэрвин.

— Еще одно нарушение. В чем оно?

— Две особы королевской крови не могут участвовать в одной войне, — произносит Мидир, злясь на себя вдвойне. Отец бы наказал каленым железом, старший брат будет напоминать не меньше месяца, а то и молчать презрительно. И неизвестно, что хуже. Но отец, погруженный в колдовство, теперь почти не выходит из своей башни.

— …тем более, наследные особы, — заканчивает брат.

Окидывает взглядом ждущий его отряд королевских волков.

Мидир лишь вздыхает, радуясь, что ему не нужно думать о троне. Наследник, краса и гордость Джаретта — его первенец, Мэрвин. Ему, второму принцу, нужно будет лишь помогать править…

И о надежде хоть что-то понять можно забыть. Мэрвин едет не разбираться — он едет казнить.

Старший, переведя взгляд ледяных глаз на Мидира, бросает отцовским голосом:

— Среди упомянутых нарушений не это главное. Ты принц. Ты не должен, не имеешь права просить прощения. Все, что сделано тобой, уже правильно и уже закон. Запомни это. Ты слишком много возишься с Мэллином, это опасно, не уподобляйся ему. Береги в себе волка!

То ли вздох, то ли шорох подсказывают Мидиру, что младший тоже провожал Мэрвина, но не выходил на свет. И теперь уже точно не выйдет.

*

Северный ветер с первыми снежинками, северные волки во главе с Ллвидом — все это напоминало о давней, но не притупившейся боли. Волчий король вынырнул из воспоминаний, вгляделся в свое настоящее — Этайн. Увлек ее подальше от замогильных завываний холодного ветра и продолжил уже в королевских покоях:

— Белые волки и не думали оправдываться! Это был древний и уважаемый род. Мэрвин уничтожил его. Брат пожалел лишь жену Крифанга, которая со дня на день должна была стать матерью. Умирая в родах, она открыла брату глаза на непричастность своего мужа к подметному письму. Перед смертью не лгут. Мэрвин… он, как я сейчас думаю, пришел в ужас от содеянного. Вершитель справедливого возмездия и страж равновесия, он оказался бессердечным палачом. Родившегося Ллвида он назвал братом и дал ему защиту, чтобы хоть как-то искупить свою вину.

Этайн побледнела, а волчий король прижал к губам ее пальцы.

— Брат понимал: Джаретт Великолепный не поверит словам женщины из рода белых волков и никогда не примет их отпрыска. Мэрвин отдал Ллвида северным волкам. Сам тоже отбыл к ним.

Мидир помолчал, всматриваясь в произошедшее издалека, будто пробуя крепость звеньев в цепи прошлого.

— Отец приехал к нему, просил вернуться, но… Брат отказался от семьи, отказался от всех нас. Особенно от Джаретта, и навсегда ушел в Верхний, — Мидир, выдохнув сквозь зубы, продолжил: — Ну что же, на этом все. Ллвид, выросший в краях севера, стал старейшиной, потом — главным над старейшинами. Мэрвин ушел не потому, что ему нравился Верхний, Этайн. А потому, что в Нижнем он жить больше не мог. Тебе кажется это странным?

— Он считал себя равным богам, а внезапно стал преступником, обычным убийцей, — прошептала Этайн, и Мидира передернуло от ее слов. — Нет, не кажется. Кажется, что вы склонны к крайностям во всем. И, столь сильно обжегшись, — запустила она пальцы в волосы Мидира, — Мэрвин перестал принимать насилие в любом виде?

— Ты проницательна, Этайн. Он, — грудь заполыхала давней болью, волчий король не удержался от последнего признания: — он даже не стал защищать свою семью!

Этайн покачала головой, смахнула набежавшую слезу.

— Тогда, после ссоры с отцом, он поселился в Верхнем. Долгие две тысячи лет он слал мне письма, иногда навещал Ллвида, словно забыв об отце и младшем брате. Потом взял в жены, по семейной традиции, — усмехнулся Мидир, потрепав медные пряди Этайн, — земную женщину, галатку Вэйсиль. Она не могла удержать его дома, даже когда подошло время разрешиться от бремени. Мэрвин всегда был упрямым.

Волчий король внимательно посмотрел на Этайн.

— Чем больше я узнаю о твоей семье, мое сердце, тем лучше понимаю тебя, — жена улыбалась, — думаю, упрямство — ваша родовая черта!

Против воли Мидир усмехнулся.

— Тогда Вэйсиль захотела преподнести мужу двойной подарок. Родив сына, она назвала его в честь свекра.

Этайн прикрыла рот ладонями, отчетливо представляя последствия.

— Однако это вызвало только гнев супруга. Вэйсиль лишила Мэрвина возможности дать обещанное искупительное имя, так как материнское менять нельзя. Мало того, она еще исказила имя Джаретта, так как слышала его лишь однажды: Мэрвин не распространялся об отце, которого знать не хотел. Так Джаред стал Джаредом, нелюбимым сыном Мэрвина.