О чем поет вереск

Мидир, помнится, тогда возмутился глупыми выводами взрослого волка — как он мог требовать от себя следовать всем правилам, если родился принцем?! В тот раз Киринн рассмеялся, а позже, когда Мидир в очередной раз рассматривал знакомый и неинтересный наказательный угол, высказал ту же мысль еще раз.

«Правила, мой уважаемый волчонок, позволяют вам выглядеть понятно и при этом нечитаемо. До тех пор, пока вы держите лицо, никто не сможет узнать, что вы на самом деле думаете, какими целями живете. Вы сможете стать еще одной линией обороны, десятой стеной Черного замка для себя и для тех, кто стоит за вами».

Эх, Киринн, Киринн! При нем такого бы не случилось! Он умело лавировал между деспотизмом Джаретта Великолепного и заносчивостью белых волков.

Небо набухло чернотой, ветер стегнул первыми снежинками…

На широкой галерее Мидир замедлил шаг, успокаивая сознание. Вцепился в привычно прохладный камень ограждения, мазнул взглядом по ослепительному сиянию вершин… Там, за Черными горами, очень давно жили белые волки. Киринн когда-то каждый вечер мотался за горы, а утром — обратно…

Этайн выглядела озадаченной, но вопросов не задавала, и Мидир был благодарен ей за это. Вряд ли сейчас в ответ он мог выдать что-то кроме рычания.

Наконец задышалось легче, и Мидир заметил стоявшего в отдалении хранителя магии. Или он соизволил показаться, выйдя из тени? И теперь пристально, не моргая, глядел вслед уходившим северным волкам. Серебристо-серую гамму ниспадающей ровными волнами одежды нарушал лишь намотанный на руку поводок, держащий в узде Дом Волка, однако эту синюю нить с острыми шипами можно было увидеть только магическим зрением. Не стал Хранитель встревать во время визита Ллвида — уже хорошо. Спущенный с поводка Черный замок Мидир видел ребенком, когда каменные звери вышли из стен, в клочья порвали ёгроксов — каменных же созданий, сотворенных Домом Камня и натравленных на Волка. Осталась ли за прошедшие тысячелетия подобная сила у Хранителя, Мидир проверять не хотел.

Этайн, поначалу отшатнувшись, с любопытством приблизилась к Хранителю.

— Знаешь, мое сердце, головы волков живее, чем этот истукан. А из чего ты сделал его?

Она дотронулась пальцем до щеки старого ши. Тот моргнул, но не повернулся и по-прежнему молчал.

— Теплый, — недоуменно произнесла она.

— Потому что он живой, моя красавица, — смог улыбнуться Мидир, а Этайн ойкнула, отпрыгнув за его спину:

— Живой?!

Все с тем же каменным выражением лица Хранитель развернулся и пропал в темноте коридоров.

— Ты не первая, кто путает его со статуей. Мэллин до сих пор отказывается верить в то, что это живой ши, только способный лечить и распознавать виды магии.

— Мидир, родной, скажи мне… — помрачнела. — Этот Ллвид, — поежилась, — смотрел на тебя так, словно вот-вот ударит кинжалом!

— Это вряд ли, как бы ему ни хотелось.

— За что он тебя так ненавидит?

— Ему не за что меня любить.

— Хорошо! Но я не поняла и половины из того, что он сказал! Что за неприятности? Зачем нужны воины?

— Дом Волка постоянно с кем-то воюет, — уклонился Мидир от ответа.

— Хорошо, — не слишком поверила Этайн. — Почему он назвал Джареда родичем? Именно его, а не тебя и не Мэллина? Как такое может быть?..

Мидир подумал, что Джаред наверняка провожает взглядом Ллвида. Сколько раз белый волк звал к себе в гости его советника? Столько же, сколько Джаред отказывал. Как обычно, неизменно вежливо. Наверняка догадывался: Мидир терпеть не может, когда его, советника, нет в Черном замке. Или понимал, что, когда Мидир не видит его больше суток, он словно теряет, опять теряет племянника, брата, отца…

Волчий король мотнул головой, решив ответить:

— Мэрвин назвал Ллвида братом когда-то. Слова овеществляются в нашем мире. Это значит, сам Мэрвин и его потомки принадлежат к роду не только черных, но и белых волков. И в Джареде, сыне Мэрвина, кровь белых волков возобладала, он родился белым.

— А еще есть белые волки?

— Ни одного не осталось. Ох, Этайн…. Когда Мэрвин уходил из Нижнего… он… Это долгая история, — отмахнулся он.

— Когда-то ты сказал мне, что даже долгая история имеет право быть рассказанной. Особенно тому, кому доверяешь. Ты рассказывал ее хоть кому-то?

— Нет, — признался сам себе Мидир.

— Доверяешь ли ты мне насколько, чтобы поделиться? — ухватилась Этайн за его руки, заглянула в лицо, ожидая ответа.

Мидир начал понемногу, пытаясь расставить все по порядку и осмыслить, что же тогда произошло.

— Это история коварного обмана, связанная и с нашим родом, и с родом белых волков. Да, волков с их тонким чутьем можно обмануть, если нанести внезапный удар через любимого человека. Этим и воспользовались. Матери подкинули письмо, в котором разоблачалась хитрость ее супруга — нашего отца Джаретта. Она ушла из Верхнего мира по большой любви… Вот только наш отец заставил ее забыть о рожденном там ребенке. Узнав о том, что покинутый ею сын вырос и уже умер, Синни горевала так сильно, что превратилась в статую. Джаретт впал в отчаяние и поручил старшему из сыновей, моему брату Мэрвину, осуществить кровную месть. Он всегда поступал по закону, не давая поблажек ни себе, ни другим… Отношения с белыми волками после гибели Киринна портились все сильнее и сильнее. Отец, — дернул щекой Мидир, — словно ревновал даже к памяти моего воспитателя.

***

— Мидир, нет, — отец непримирим и решителен, это не сюрприз, удивляет, что он взялся объяснять свои решения. — Я запрещаю тебе восстанавливать связи с беляками.

— Но почему?

Мидир знает, что второму принцу не пристало оспаривать решения короля или сомневаться в старшем брате, однако предназначение второго принца состоит в помощи правителю. А как помогать, если не разбираешься?

— Потому что я так сказал, — черные глаза Джаретта невыразительны и равнодушны.

— А почему ты так сказал? — у Мидира есть веский повод упорствовать в своем интересе.

Старший волк вздыхает, закладывает руки за спину, расправляет плечи и отходит в другой конец залы словно чтобы что-то обдумать, не ожидая, что Мидир последует за ним.

Мидир остается на месте. Стойко выдерживает оценивающий взгляд отца. Король словно старается оценить, на что будет способен его сын в будущем. Средний принц запирает душу на несколько замков, встает посвободнее и расслабляет лицо.

Джаретт снова вздыхает и возвращается к нему с явно созревшим ответом.

— Потому, Мидир, что среди белых волков второго Киринна не найдется, — и смотрит так, будто проникает под кожу, вскрывая мысли, сердце, душу.

Но душа заблаговременно заперта, а образ белого волка и по сей день легко представляется позади или за плечом самого отца. Правда, Мидир силой мысли легко находит беляка и где-то возле себя. Печаль второго принца велика, но светла и рассеяна в пространстве — он скорбит сам, чувствуя созвучную скорбь замка, благих елей, даже доспехов, расставленных по коридорам в качестве украшений.

— Второго Киринна не найдется, а ради прочего… — в интонации читается «отребья», — не стоит и пытаться.