Объект «Фенрир»

Изображение дрогнуло, снова пошло.

Похоже, снимала “Рыбка”, уж больно картинка характерная, у “Рыбок” отчего-то все камеры чуть смещают изображение в зелень, если съемка идёт на вираже, или боту приходится резко менять скорость.

Бот пробил облака и перешел в парящий полёт над расстелившейся до горизонта равниной. Равнина была унылая и монотонная. “Рыбка” летела над ней без всякого энтузиазма фиксируя однообразные волнистые холмы – словно залёг когда-то отдыхать тут старый усталый змей, да и помер.

Наконец, что-то изменилось – линию горизонта поломали неожиданно угловатые линии. Поначалу невозможно было понять масштаб этого не то скального массива, не то сооружения, пока бот не подобрался ближе.

Это был корабль.

Один из древних кораблей Первого Исхода. Он, судя по всему, на последних ресурсах двигателя опустился на планету, зачем-то дал залп хвостовыми дюзами маневровых, выплавив вокруг себя пости круглый цирк, и, чуть завалившись на левый бок, сел.

Огромный. Нет, не огромный даже – несуразно великанский. Похожий на составленного из огромного количества вытянутых, прямоугольных в сечении, контейнеров, доисторического кита, которому мал даже Океан. Летающий город, предназначенный для того, чтобы стать центром покорения новой планеты – градом на холме, вокруг которого и разовьется вся остальная разумная жизнь планеты.

Подавляющий.

Подчиняющий всё и вся одним своим присутствием.

Выполняя стандартную программу, “Рыбка” облетела корабль и пошла по расширяющейся спирали, фиксируя местность в максимальном разрешении.

Колонисты явно успели капитально обустроиться – вокруг выплавленного зачем-то “цирка” поставлен типовой город из стандартного комплекта материалов, перевозимых кораблем. Вон, на окраине хорошо узнаваемый длинный прямоугольник цеха печати, где, наверняка, в круглосуточном режиме принтеры штамповали стройдетали, медикаменты, конструкции жилых домиков, оружие и многое другое.

А, затем, что-то произошло.

Город был мертв давным-авно.

Точнее установить, просто глядя на экран, конечно, было нельзя, но и давным-давно вполне хватало.

– “Рыбка” установила, что город мертв, – Банев остановил запись, погонял её, ища следующий фрагмент. На этот раз, почему-то, вручную. Впрочем, стало ясно, почему, как только он снова пустил запись.

Теперь снимал комплекс регистрации “Снегиря” – стандартного костюма для высадки на планетах с предположительно агрессивной средой, любимым оборудованием научных экспедиций лет уже сто. На картинку накладывались основные показатели датчиков костюма, и Михеев, всмотревшись в данные, понял, что перед ним человек опытный, спокойный, собранный.

Город под серо-жёлтым нездоровым небом тонул в сухой пыли.

– Авдеенко, можете вернуться на пару шагов и повернуться налево,– очень четко и спокойно спросил кто-то, и Михеев даже не сразу понял, что это голос из записи, настолько безмолвно шла картинка.

Михеев почувствовал, как напряглась Стас и Кейко. Да и он сам ожидал чего-то…. Чего?

Чего-то жуткого, выворачивающего наизнанку, сказал он себе. Поскольку то, что показывал сейчас Банев имело отношение к объекту “Фенрир”. А, все, что связано с объектом “Фернрир”, в конечном итоге, так или иначе, выворачивало реальность наизнанку.

Но не было там ничего страшного. Просто… во всем городе, в каждом его здании, в том, как сел корабль-ковчег была какая-то неправильность, которая ощущалась, но не определялась сознанием, и от этого как раз и делалось нехорошо.

Город тонул в пыли, и черный зев подъезда был больше чем по щиколотку засыпан сухим летучим песком.

Раз они начали строить вокруг корабля, который сам по себе был городом, значит, дела у них поначалу шли довольно неплохо. Начал расползаться во все стороны посад, значит, они расширяли ареал присутствия.

Значит – были ресурсы.

Какие? Пустыня вокруг. Песоке, да и тот какой-то неправильный, и этот мертвый город с кораблем посередине песчаного ничто.

Неведомый Авдеенко тем временем бесстрашно вошел в темный подъезд, “Снегирь” тут же дал подходящее случаю освещение.

Планировка дома была типичной для дешевых многоквартирников – две ступени к лестничной площадке, на этаже четыре квартиры, по левой стене кабинка тесного, максимум, на троих человек, лифта.

Правее от входа – лестница на второй этаж.

Пустая.

Двери всех квартир отчего-то открыты. Не выбиты, не распахнуты, а именно аккуратно открыты, Михеев и сам не мог понять, почему он так подумал, но казалось ему, что так все и было – обитатели спокойно открывали двери и выходили, один за другим, непонятно куда и зачем, оставляя двери открытыми – почему?

Они знали, что не вернутся, ног это было неважно, – ответил себе Михеев.

– Очень много чего-то… нечеловеческого, – сказала вдруг Кейко. Она внимательно вглядывалась в экран, закусив нижнюю губку, и была сейчас похода на девочку-отличницу, которая очень хочет “пятерку”, но не уверена в ответе. Но и не ответить не может – ведь, она отличница.

Банев только дернул щекой и ничего не ответил.

Спустя несколько минут, в течение которых Авдеенко пересекал площадку, осматривал пустые квартиры и поднимался по лестнице на второй этаж, они все увидели сами.

Они все были там – все жильцы дома. Почти сросшиеся, слившиеся в мумифицированную массу, залитые прозрачным гелем, почти незаметным, затвердевшим до каменного состояния – это выяснил осторожный Авдеенко, выпустивший простенького, но надёжного походного фамильяра, который царапнул своими коготками по невидимой поверхности. Коготки цокнули, визгнули и прочертили в геле хорошо видные, но неглубокие повести.

– Забор материала произведен, – отрапортовал очевидное Авдеенко, фамильяр уже вскарабкался по плечу “Снегиря” и спрятался в карман-анализатор.

Отвердевшее прозрачное вещество лишь на первый взгляд беспорядочно облепило жильцов.

Нет, если присмотреться, оно заключало каждого в кокон, а между собой соединяло тонкими пластинчатыми перемычками.

Мумии сидели на ступенях рядами почему-то вытянув перед собой руки и задрав головы. Высохшие запрокинутые к низкому потолку черепа, обтянутые коричнево-желтой кожей, вытянутые руки, намертво запечатанные непонятным веществом.

И все это соединено в непонятную неосознаваемую систему, белые волнообразные потёки тянутся по лестнице, невидимый Авдеенко осторожно перешагивает через сидящих, поднимается, видит новые неподвижные ряды и дышит тяжелее.

Ненамного, но тяжелее, показатели остаются в зеленой зоне, но ползут вверх, к желтой.

Прозрачная... Смола чтоль? Словом, она так и ползет по лестнице и, следуя за ней, разведчик выходит на крышу.

Здесь он видит прилепленный к крыше желтоватый цилиндр, а сидящий на диване Стас подается вперед.