Объект «Фенрир»

– Mне кажется, чем проще, тем лучше, - сказал Стас.

Михеев согласился,

– Да, все очень просто и изящно. Что ответим, если спросит, почему этим занимаются не штатные сотрудники Банева?

Теперь первым заговорил Стас,

– Служба достаточно загружена текущими делами, а сфера интересов нашей инспекции, скорее, теоретическая, Банев не считает, что возможна серьезная и непосредственная угроза поэтому решил привлечь специалистов из других областей, свободных в данный момент.

– Bариант хороший, но проработка недостаточная, - заявил Михеев, - здесь тоже играем в открытую. Нас привлекли как раз потому, что мы не безопасники. Баневу нужен свежий незашоренный взгляд, но людей, которые, так или иначе, сталкивались с опасностью и умеют ее распознать.

В ответ кивнули все трое.

Вот и славно.

___***___

Конечно же, сразу к Петру Александровичу не попали. Нет, безусловно, он сразу же согласился их принять - «Меконг» отправил запрос по всем правилам, и Попова позвали к видеофону - он предстал перед Михеевым странно безвозрастной, все такой же черноволосый, как на своем старом снимке, ни малейших признаков седины, ни единой морщины - все то же костистое лицо, одновременно внимательный и отстраненный взгляд, и мимика, которая поначалу вызвала оторопь, настолько она не совпадала со словами и интонацией.

Но как только транспортный бот «Меконга» - его Михеев со Стасом с боем конфисковали у Службы Обеспечения Безопасности - вместительный, рассчитанный на проведение срочной эвакуации и работу в агрессивных средах, как только он сел, поднимая облака мягкого пушистого снега, и с тихим шорохом открыл мембрану пассажирского выхода, - его окружили обитатели поселка.

И повлекли в зал собраний «Общинного терема», как гордо представил расписной красно-коричнево-сине-белый теремок высокий дородный мужчина в роскошной шубе из синтет-меха.

– Суварин Владислав Яковлевич, руководитель группы Института теоретической ксенопсихологии, представился он, протягивая широкую ухоженную ладонь. Рукопожатие оказалось крепким, но не напоказ, голос глубокий, богатый, но без начальственного нажима, без барства, как определил про себя Михеев.

Михеев всматривался во встречающих, и, да, конечно, Попов был здесь. Стоял чуть позади остальных, смотрел внимательно, чуть отвернув и как-то очень неудобно наклонив голову, что заслоняясь ладонью от оседающей снежной пыли. Михеев его, конечно, сразу узнал, хотя он довольно сильно отличался от своих портретов и голозаписей. Был он меньше, тоньше, суше и как-то изломанней, словно старая, потемневшая, закаменевшая ветка пустынного дерева.

Был он в чёрной рубашке без рукавов, с каким-то необычным орнаментом по воротнику.стойке, и мягких широких шароварах, темно-серых, с жемчужным отливом. Кажется, босой.

Одежда ему очень шла, и весь он был какой-то очень ловкий и естественный, но естественность эта была не совсем человеческой и заставлялась всматриваться, ждать, быть в напряжении.

Хотя, судя по поведению остальных обитателей научного посёлка, они к Попову давно уже привыкли.

Идемте же в терем, гости дорогие, - возглашал Владислав Яковлевич, приобнимая Стаса и Кейко за плечи, - это у нас и кают-кампания, и клуб, и общая гостиная. О цели вашего визита мы наслышаны, но жаждем общения и вестей из большого мира. Тем более, не каждый день видишь легенду.

Михеев тяжело вздохнул и решил, что молчание золото.

___***___

Уважаемый Владислав Яковлевич искренне интересовался новостями Сферы Разума, обитатели поселка его столь же искренне поддерживали, но уже спустя пятнадцать минут Михеев обнаружил, что в “теремке-кают-кампании” идет ожесточенный спор между все там же Сувариным и молодым человеком с точёным профилем и светлыми волосами, забранными в высокий хвост. Широкие плечи хвостатого блондина обтягивал тонкий черный свитер с неброским рисунком, выгодно подчеркивавший его рельефную мускулатуру.

Остальные обитатели сгрудились вокруг стола и подавали оживленные реплики, явно расколовшись на два лагеря.

Спор явно был старый, вспыхивавший не первый раз, но от того не менее ожесточенный. А, значит, важный для программы исследований.

Михеев чуть отошел от сдвинутых столов и сел в удобное кресло,самое место которому было в старой дворянской усадьбе.

Мыслителю в таком хорошо сидеть, смотреть на огонь в камину, и чтоб за окном мороз и искрящийся в лунном свете снег.

Мороз и снег наличествовал, с усадьбой и мыслителем было несколько сложнее.

Стас и Кейко сидели в самой гуще спорщиков, обитатели “Зимнего леса” сгрудились вокруг них и вырвыаться не было никакой возможности. Кейко послала шефу умоляющий взгляд, но Михеев лишь многозначительно поднял бровь - мол, выпутывайтесь сами, с местным гостеприимством шутки плохи.

Впрочем, Кейко тут же вслушалась в чью-то реплику и явно навострила ушки.

– ...не просто проблема взаимопонимания! Это старая, как мир проблема попытки понимания того, что выходит за рамки имеющегося опыта!
– донеслось до него, и тут же Кейко своим негромким грудным голосом задала вопрос.

– Но, ведь, опыт может расширяться, мы постоянно развиваемся и получаем новый опыт. Почему нельзя приходить ко взаимопониманию постепенно, по мере получения нового опыта?

Говорила она негромко, но было в ее голосе нечто такое, что её слышали даже в самой шумной компании.

Сирена, как есть, сирена, с глубоким удовлетворением подумал Михеев, наблюдая за взрывом голосов вокруг стола.

– Ха-ха! Наивный позитивистский практицизм!, - возвысил некто субтильный и курносый дребезжащий тенорок.

– Вы бы постеснялись, Михаил Фаддеич, девушка пять минут, как узнала о проблематике “большого поиска”, а уже задает правильные вопросы и нащупывает верный путь!, - потрясал загорелым пальцем со стальным кольцом Старого Университета смуглокожий бородач в пестром пончо.

Михеев покосился на кресло, стоявшее наискосок от него.

Павлов устроился в нем сразу же, как вся честная компания ввалилась в терем. Он свернулся в нем в какой-то совершенно невозможной асане, увидев которую зарыдали бы от зависти адепты йоги, упер босую - действительно, ксенопсихолог был бос, - ногу в гладкий деревянный подлокотник, просунув под коленом руки, на колено водрузил бритый острый подбородок, и застыл. Со стороны поза была напряженной, Михееву казалось, что сейчас какая-то скрытая пружина не выдержит, раскрутится, и Попов вылетит из кресла, размахивая руками и ногами, как тряпичная кукла.

Но тот, видимо, ни малейшего неудобства не испытывал и следил за разговором со спокойным отстраненным интересом.

Михеев решил, что время пришло.

– Пётр Александрович, пока молодёжь бушует, можете объяснить мне, из-за чего весь сыр-бор?
– Михеев осторожно перенес кресло и поставил его рядом с креслом Попова.

Ксенопсихолог скосил на пилота глаз и поудобнее устроил подбородок на колене. Михеев уже решил, что ответа не будет и решал, переходить ли к другому, менее изящному варианту знакомства, как Попов заговорил. Говорил он тоже странно, почти не разжимая губ, но и голос, и дикция были очень четкими, но... чёрт, до чего избитое уже словечко, как только говоришь об этом человеке, - странными.