Одинокие души

– Но кто и зачем это сделал? –удивленно спрашиваю я. – Какой прок в моей смерти? Или в

смерти Астахова?

– Прок есть. – Кира тяжело выдыхает и подходит ближе ко мне. – Давай сделаем так: ты

благополучно отсиживаешься в больнице эти две недели, никуда не лезешь, лечишься и

принимаешь всю дребедень, что тебе прописали, а потом, когда ты здоровая и

восстановленная выйдешь, я расскажу тебе все, что знаю. Договорились?

– Но почему не сейчас?

– Во-первых, потому что у меня слишком мало фактов, одни лишь предположения.

– А, во-вторых?

– А, во-вторых, с тебя и так хватит потрясений.

– Очень смешно, - саркастически отвечаю я и прижимаю руку к груди. – Твои слова

опасны, Кира. Подстроить автомобильную аварию – это же преступление!

– Понятно, что не чаепитие. Считаешь, мы не понимаем насколько все серьёзно?

– Надеюсь, что понимаете.

– Все не так просто, как кажется. У меня нет доказательств, но я чувствую, что дело не

чисто. – Блондинка выдыхает и откидывает хвост за спину. – Леша водит всего год, и, конечно, вашу аварию можно списать на его невнимательность, но мы-то с тобой знаем, что Астахов самый серьёзный человек на земле. Чтобы он плохо вел? Не заметил впереди

машину, или человека? Не смешите меня.

– Откуда ты так хорошо его знаешь? – недоуменно спрашиваю я. – Вы ведь не общаетесь в

школе.

– Не задавай лишних вопросов.

– Кира, ну хотя бы на это ты мне можешь ответить!?

В моем голосе столько горечи, что девушка неуверенно прикусывает губу.

– Хорошо, - отрезает блондинка. – Этот факт всё равно ничего не изменит. – Она пожимает

плечами и взмахивает руками. – Я и Леша были друзьями.

– Ха, неужели. И когда же вы успели?

Кира неговоритни слова, а мне уже становится не по себе.

– Конечно, - шепотом протягиваю я и обхватываю себя руками. – Вы познакомились год

назад, но я забыла об этом. Я забыла, потому что потеряла память.– Я отхожу дальше от

блондинки.
– Логичный вывод. И почему я раньше не додумалась.

– Лия, это ничего не меняет. Знала я Астахова, или нет, сейчас ты не должна высовываться

из больницы, ясно?

– Почему вы не сказали мне, что знаете друг друга?

– А зачем?

– Как это зачем? – меня начинает колотить. Она задает глупые вопросы, и я злюсь: злюсь

на неё, злюсь на Лешу, злюсь на себя. – Я, словно слепая хожу по улицам. Возможно, рядом со мной проходят знакомые люди, возможно, мы были друзьями, но я их не

замечаю, и знаешь почему? Потому что я их забыла! И сейчас, - я глубоко вдыхаю и

недовольно подхожу к Кире. – Сейчас любая информация, любые сведения важны для

меня. Мелочи могут помочь мне восстановиться, могут помочь мне вспомнить. А вы

скрываете от меня такие простые и банальные вещи, как дружбу! Берете и тупо скрываете!

На последнем слове я срываюсь и чувствую дикую боль в пояснице. Резко сгибаюсь,

ощущаю головокружение и неуклюже кренюсь на бок.

– Лия…

– Не трогай меня, - рявкаю я. – Вы притворяйтесь друзьями. На самом деле ты, Леша, мои

родители – все вы обманщики, которые и не думают рассказать мне правду!

– Перестань. Дай мне помочь тебе.

Кира тянет вперед руки, но я не позволяю ей притронуться. Она лгунья, как все

остальные.

– Уходи!

– Приди в себя! – командует блондинка и, наконец, кладет свои худые руки мне на плечи.

Правое обдает жаром, и я сжимаю в кулак ладонь. – Твоя истерика не разрешит проблему.

Ответы не свалятся на тебя с неба, так что придется поискать их.

– Зачем искать то, что находится перед носом?

– Ты многого не видишь, Лия. Дело не в том, что ты слепая, а в том, что ты не хочешь

замечать.

– Тебе не понять меня.

– Я всегда понимала тебя так, как не понимал никто другой, - уверенно отрезает Кира и

встряхивает слегка за плечи, чтобы я перестала сопротивляться. – У тебя есть союзники, и

ты можешь мне доверять.

– Могу ли?

– Мне – можешь.

– Но почему? Что ты такого сделала, чтобы я могла доверять тебе?

– Твои вопросы сведут тебя в могилу, - саркастично отрезает блондинка и кивает в сторону

двери. – Пора возвращаться в палату, иначе твоя мама поднимет на ноги всю больницу.

– Если мои вопросы и сведут меня в могилу, так это только потому, что никто не

собирается на них отвечать.

– Всему свое время.
– Кира обнимает меня за талию, открывает дверь, и мы выходим в

коридор. – Не торопись, иначе упустишь что-нибудь важное.

– Я и так упустила все, что у меня было. – Я облокачиваюсь на девушку, потому что ноги

начинают предательски заплетаться.
– Мне нечего терять.

– Не говори так.

– А как мне говорить?

– Не знаю. Но только не дави на жалость. Это не твой конек.

– Я не давлю на жалость, - с вызовом отвечаю я, хочу отстраниться, но не получается. Тело

становится слабым, тяжелым, мышцы наливаются свинцом. Я начинаю моргать, боюсь,

что упаду от внезапно нахлынувшей усталости, но в то же время стараюсь сохранить

равновесие. – Мне противно, когда на меня смотрят с сожалением. Но неужели желание

узнать правду, расценивается, как повод нарваться на нежности и слезы?

– Хочешь узнать правду – узнавай. Но не надо говорить, что тебе нечего терять и что

вообще ты бедная страдалица.

Кира открывает дверь в палату и первая проходит вовнутрь. Затем она выглядывает и

подзывает меня.

– Пусто. Твоя мама ещё не вернулась.

– Две недели в больнице сведут меня с ума, - недовольно отрезаю я и прохожу. – Терпеть

не могу это место.

– Придется пересилить себя.

– Но какая разница? Лечиться дома или лечиться здесь?

– Тут за тобой присмотрят, а дома ты уязвима.

Я усмехаюсь и очень медленно сажусь на кровать. Голова начинает кружиться так сильно, что я перестаю ориентироваться в пространстве.

– Уязвима? Мы играем в мафию?