Одинокие души

на пьедестал, осматривает стаю и гордо говорит о том, что ночь в нашем распоряжении.

Вновь взрывается ор, я закрываю руками уши, не могу вытерпеть этот хаос и хочу отойти

назад, но вместо этого невидимые нити тянут меня вперед. Сопротивляясь, я цепляюсь

руками за людей, прошу помочь, кричу, пытаюсь остановиться, но не могу ничего с собой

поделать. Уже через несколько секунд я оказываюсь перед предводителем и смотрю ему в

карие широкие глаза. Он громко дышит, он недоволен, он хочет сказать мне что-то, но

молчит. Я чувствую недоверие, гнев и обиду, правда, не могу понять, чем вызваны такие

эмоции. Осознав, что Шрам говорить не собирается, я вновь пытаюсь убежать, и на этот

раз мне удается сорваться с места. Я расталкиваю толпу, бегу сквозь маленькие проходы, тяжело дышу, спотыкаюсь и внезапно выбираюсь на свободу. Я не останавливаюсь, не

сбавляю скорость, надеюсь, что нахожусь уже совсем далеко от стаи, но, когда

поворачиваю голову назад, понимаю, что вновь стою перед Шрамом. Паника. Я опять

убегаю, и опять оказываюсь перед предводителем. И опять. На третий раз я уже не

тороплюсь сбежать. Дикое недоумение рвет меня на части. Гнев бурлив в венах, не дает

страху взять контроль над телом. Я испускаю яростный рык и делаю шаг навстречу

Шраму, нас разделяют сантиметры.

– Что тебе от меня нужно? – зло чеканю я и внезапно чувствую, как парень хватает меня за

руку. Он крепко сжимает её, не обращает внимания на мой испуг, кладет моюладонь к себе

на плечо и тихо выдыхает.

– Мне нужна правда.

Я резко открываю глаза, хочу встать, но не могу даже пошевелиться.

Знакомый запах заползает в ноздри, переворачивает внутренности, впитывается в кожу, и я

еле сдерживаюсь от крика. От безумства. От паники.

– Нет, - протягиваю я и осматриваю пространство вокруг себя. – Нет.

– Лия?

– Нет. Только не сейчас. Только не здесь.

– Лия!

– Не хочу! – состояние безумной паники и беззащитности. Я понимаю, что нахожусь не

дома, и мне становится так страшно, что тело сковывает судорога. – Не хочу!

– Чего не хочешь, милая?

Я поворачиваю голову в сторону голоса и вдруг вижу маму. Она в белом халате, уставшая, поникшая. Сидит рядом со мной, сжимает руку. Поправив мне волосы, она вновь

спрашивает:

– Чего ты не хочешь, Лия?

– Не хочу забывать, - сквозь слезы шепчу я, и растерянно оглядываюсь. – Мам, я не хочу

вновь все забыть.

– О, дорогая моя, - мама притягивает меня к себе и обнимает так крепко, что я ощущаю

покалывание в руках, спине и шее. Но мне страшно, а страх притупляет боль. Вместо

слов, я вдруг начинаю плакать, судорожно вожу пальцами по маминым плечам, пытаясь

найти опору. – Все хорошо, - протягивает она. – Ты ничего не забудешь.

– Но вдруг?

– Нет. Не в этот раз и никогда больше.

Я обнимаю маму ещё крепче и опять осматриваюсь.

Больница. Я заполнила запах лекарств, старой мебели и плесени ещё в тот раз. Запомнила

грязные белые стены, узкие кровати, пожилых людей и не всегда приветливых медсестер.

Запомнила абсолютно все: от количества дыр на потолке в своей палате до цвета стен в

главном регистрационном зале. Мне так хотелось впитать в себя новые впечатления и

эмоций, словно они смогли бы заменить те чувства, что исчезли вместе с памятью. Но

этого не случилось. Пустота и сейчас преследует меня. И будет преследовать до тех пор, пока я не узнаю всю правду о себе и о прошлом годе.

– Тебя поцеловал ангел, - неожиданно заключает мама, и я отстраняюсь, чтобы посмотреть

ей в глаза.

– Разве?

– Так и есть. Ты могла умереть четыре месяца назад, ты могла умереть сейчас. Но, Лия, кажется, Господь следит за тобой и не позволяет тебе покинуть нас.

Я весьма скептична в отношении Бога и религии, поэтому молчу. На самом деле, я

прожила совсем мало, и практически ничего не знаю о жизни. Конечно, мне ясен смысл

веры и ясен смысл надежды, но в последнее время я начала убеждаться лишь в том, что

чудес не бывает. Судьбы как таковой не существует: это факт, иначе у человека не

оставалось бы вариантов для решения тех или иных проблем, ведь понятие судьбы,

отрицает само понятие выбора. Поцеловал ли меня ангел, или я просто удачно

приземлилась? Кто знает. Возможно, вера в Бога и имеет под собой какой-то вес, но я

уверена, что она ничто, если нет веры в самого себя.

– Счастливица, - шепчет мама и гладит меня ладонью по щеке. – Опять решила напугать

нас? Проспала шесть дней: шесть долгих, тяжелых дней. Сейчас твое состояние

стабилизировалось. К счастью, на тебе все заживает так же быстро, как на собаке.

– Прости. На дороге что-то появилось, кажется, это была девушка. Да. – Я болезненно

морщусь. – Рыжая девушка. Она стояла посередине трассы. Леша не успел среагировать

и…, - замираю, мои глаза расширяются, и я испуганно съёживаюсь. – Астахов, что с ним?

Он не сильно пострадал?

– Не волнуйся. В отличие от тебя, Леша пристегнулся и лишь ушиб колено.

Я выдыхаю.

– А что со мной?

– А с тобой как всегда проблемы, - шутя, протягивает мама. – Ты вылетела через лобовое

стекло, милая. – Ее лицо омрачается, но она пытается сохранить улыбку.
– Повредила

плечо, живот, правую руку, и…

– И?

– И голову. У тебя сотрясение.

– Сотрясение? – я обеспокоенно осматриваю свои руки, словно найду там признаки

очередного ушиба головы. – Надеюсь, ничего серьёзного?

– Лия, любая травма головы – серьезная.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Не волнуйся, - мама кивает. – Потеря памяти тебе не грозит. Полежишь в больнице

несколько недель. Подлечишь плечо, а затем за тебя возьмемся мы с папой, только уже

дома.