Одного поля ягоды
Шрифт:
Он потянулся к галстуку и принялся развязывать узел.
— Что ты делаешь? — неуверенно сказал Нотт.
— Присоединяюсь, — ответил Том, снимая мантию и складывая её. — На что это похоже?
В итоге они не нашли ни одного доказательства, что Тайная комната была спрятана в ванной старост, но они выяснили, что делает каждый из кранов. Цветные пузыри, высушенные цветы и травы, ароматное масло, горы пены, парфюмированное мыло и разную температуру воды, от замороженной кашицы до заваренного чайника кипятка.
Горячая вода расслабляла Тома, которому нравилось принимать ванну. В сиротском приюте трубы замерзали каждую зиму, и ванна становилась повинностью, которую надо было превозмогать один или два раза в неделю, что
Как бы это ни расслабляло Тома, он заметил, что благотворное воздействие не распространялось ни на Гермиону, ни на Нотта. Лицо Гермионы всё время было розовым, оно покраснело ещё сильнее, когда Том потянулся мимо неё за стопкой полотенец на другом конце бассейна, и она издала самый странный писк, когда их голые колени соприкоснулись под водой.
Нотт, в свою очередь, нервно отводил взгляд каждый раз, когда Том смотрел в его сторону, предпочитая держаться наплаву в одиночку на другой стороне бассейна.
Это было странно, не было ни единой причины так нервничать: никто из них не снял нижнее бельё — и его даже не было видно под толстым слоем пены, плавающей на поверхности воды.
Тому не оставалось другого выбора, как соотнести их реакцию со стеснительностью.
Это ведь обязано быть ей?
Они оба были единственными детьми в своих семьях. У них всегда были собственные душевые и ванны — живя в доме Грейнджеров летом после второго курса, Том видел, что у Гермионы была в личное распоряжение целая ванная комната. Поступление в Хогвартс, должно быть, было первым случаем в их жизни, когда они делили с кем-то жильё. И даже тогда совместное использование было ограниченным: в ванных комнатах были отдельные душевые кабины, на кроватях были балдахины для уединения, у каждого был свой сундук, комод и тумбочка. Их защищённая жизнь не имела ничего общего с мрачным коммунализмом приюта Вула, где сироты должны были писать свои имена на внутренней стороне воротника рубашек, а иногда им приходилось вычеркивать несколько других имен, бывших владельцев, которые переросли назначенный им «комбинезон из сукна, размер четыре, серый».
Он вспомнил, как год назад созерцал колонну позвонков, процессию маленьких выступов, которые тянулись от затылка Гермионы к изгибу её позвоночника. Он все ещё думал об этом время от времени, когда Гермиона заплетала волосы в косу, и его разочаровывало то, что она чувствовала здесь и сейчас необходимость сохранять свою скромность за стеной пузырей.
Разве она не касалась его голой ноги, его колен, его кожи, скользкой от крови, лишь несколько месяцев назад? Она видела его тогда, его пижама была грязной и порванной, он был в бреду от боли, падал без сознания на пол больницы Св. Мунго. Разве она не спала в его кровати там, близко к нему, что он мог чувствовать выступ её позвоночника, прячущегося под её рубашкой, испачканной кровью — его кровью, — так близко, что ему надо было вытягивать её волосы изо рта утром?
После всего этого какой был смысл в поддерживании иллюзии невинности?
Гермиона предъявила минимальное сопротивление, когда он попросил её остаться. Она приняла участие, и её нынешнее нежелание раздражало. Да, Нотт был в комнате, но он не имел значения. Том позаботился о том, чтобы репутация, состояние Нотта — его жизнь —
были связаны с его собственной. Он не говорил своим сокурсникам ни слова о чём-либо, даже косвенно связанном с его поисками Тайной комнаты.Оставалось загадкой, почему Гермиона так сопротивлялась. Они знали друг друга половину своей жизни. Они вместе нарушали правила с самого начала и были аксессуарами преступлений друг друга: он делал домашнюю работу своих одноклассников за деньги и услуги, Гермиона наняла волшебника, чтобы установить обереги в своём магловском доме, они оба занимались магией несовершеннолетними задолго до достижения семнадцатилетнего возраста. Конечно, были и многие другие вещи, которые он ей не рассказывал и у него не было в планах это сделать, но из всех людей в их социальных кругах у них не было никого, кроме друг друга, кто разделял — кто мог бы разделить — такую великую и необычную связь.
Заблуждения Гермионы о скромности были абсурдны.
Том в итоге решил, что это были лишь маленькие неудобства, и он никогда не будет считать никакие препятствия постоянными и необратимыми. Воистину, за многие годы он выдрессировал сов, и пауков, и крыс. Он знал, что приспособляемость — это вопрос доведения до необходимого уровня.
Он пригласит Гермиону в свой дом этим летом. Он придумает причины, почему ей нужно будет посещать его как можно чаще. В конечном итоге она начнёт наслаждаться его присутствием — всеми его аспектами, без искусственных ограничений, навязанных какими-то внутренними чувствами морали и достоинства.
Для него эти ограничения были произвольными. Для Гермионы они были обусловленными.
У них остался последний год в Хогвартсе.
Глядя на напряжённые выражения лиц своих соседей по ванной, Том предположил, что он не единственный, кто следит за временем.
Комментарий к Глава 35. Случай в ванной иллюстрация от автора к главе:
https://i.imgur.com/X4neE45.jpg
====== Глава 36. Услуга за услугу ======
1944
Гермиона не смогла избежать неловкости, которая пробудилась в ней после случая в ванной старост.
Если быть честной с собой, неловкость не была полностью неприятной. Она делала чёткое разделение между двумя видами неловкости: плохой и хорошей.
Плохой неловкостью был ужин прошлым летом с бабушкой и дедушкой Тома, которым не хватало какого-либо понимания о состоянии мира за пределами их изолированной сферы привилегий и богатства. Хорошей неловкостью была попытка Гермионы дать урок танцев на вечере ветеранов, когда она обнаружила, что Тому не требуются объяснения тактового размера, чтобы следовать шагам вальса.
Это обозначение… неловкости без неприятных ощущений, признала она с неохотой, могло относиться и к присутствию Тома в ванной в тот пятничный вечер.
В летние каникулы, когда она делила свою ванную — и ванную в волшебной палатке её родителей — с Томом, она никогда не видела его до такой степени раздетым. Да, она видела его утром с непричёсанной головой, босым и в пижаме, и это был личный, интимный его вид, который мало кто когда-либо за ним видел, кроме нескольких соседей по спальне. Но, за исключением случая, когда они с Ноттом аппарировали Тома в Св. Мунго, она не могла припомнить, чтобы видела хоть одну часть его тела ниже воротника и выше щиколоток.
Её отец был доктором, поэтому на интеллектуальном уровне Гермиона знала, что, несмотря на хвастовство Тома о том, что он Особенный и Отличный от всех других, физически он ничем не отличался от мальчиков своего возраста, ни маглa, ни волшебника. Как у любого другого английского мальчика в Британии, у него была светлая кожа, которая становилась розовой, если потереть её в горячей воде, у него было две руки, две ноги и один пупок, у него были волосы на предплечьях и на голенях, которые совпадали с цветом волос на голове. В этом не было ничего примечательного: в анатомическом смысле Том Риддл был совершенно обычным.