Одного поля ягоды

— Я прошу прощения за поведение Тома, — быстро сказала Гермиона, кивнув Роджеру. — Он всегда был слишком прямолинейным на свою голову, мы разделяем это качество, к худу ли, к добру ли. К нашему несчастью, сегодня не самый его удачный день. Так на чём мы остановились? Ах да, экскурсия! Ты бы хотел увидеть мою комнату? Из неё хороший вид на деревню, и в ясный день можно увидеть всё аж до Грейт-Хэнглтона. Шпиль их церкви выше, чем у той, что находится дальше по дороге…

Она проводила Роджера дальше по коридору, открыла дверь и показала ему вид из окна.

— Убранство — это реконструкция, а не оригинал, но оно должно напоминать стиль елизаветинской эпохи, если ты посмотришь на форму каминной полки там, оконные рамы, фронтоны и карнизы по всему фасаду. Этот стиль считался более современным, чем строгая готика, а также более патриотичным — более английским, — чем сложный узорчатый стиль барокко, который можно увидеть в chateaus{?}[(фр.) замки, дворцы] Франции или Италии. Кроме того, этот стиль лучше подходит для здешних погодных условий: в случае причудливой каменной лепнины щели заполнялись бы льдом, отчего детали бы потрескались уже через несколько сезонов. Владельцы некоторых усадеб всё же перешли на французский стиль, но вскоре узнали, как дорого обходится их содержание.

— Ты так хорошо осведомлена об архитектуре этого дома, — заметил Роджер.

— Как ей и следует, — влез Том со своего места у двери. — Она здесь живёт.

Он следил за Гермионой, пока она показывала Роджеру акварельные пейзажи на стене, а затем обои эдвардианского времени с узором из строгих дамасских роз и, наконец, светильники в стиле ар-нуво, установленные в двадцатых.

— Я — это временная ситуация, — заикалась Гермиона. — Том и его семья были очень любезными хозяевами…

— Всё в порядке, Гермиона, — сказал Роджер. — Тебе нечего объяснять. Когда ты пустила меня внутрь, я заметил, что твоё вечернее платье висит за дверью, а у кровати стоят твои туфли. Я думал, лучше не упоминать этого.

Том ухмыльнулся:

— Если вы закончили экскурсию, могу ли я порекомендовать вам помыть руки в ванной Гермионы, которая находится в конце коридора, прежде чем мы спустимся вниз, чтобы поприветствовать компанию? И, Гермиона, — сказал Том, приподняв бровь, — это подарки на день рождения, что ты принесла? Я очень признателен, правда. Если ты оставишь их на прикроватной тумбочке, я зайду попозже, и мы сможем открыть их вместе.

Гермиона закрыла своё лицо руками, от её щёк исходило тепло. Том, которого забавляла её реакция, показал Роджеру ванную в конце коридора. Их два голоса были слышны из её комнаты.

— Моя бабушка сначала предложила мне комнату в южном крыле, — обычным голосом говорил Том. — В её время они держали гостей и гостий в разных крыльях дома из соображений благопристойности. Но я был непреклонен: если этот дом станет моим, а однажды моим законным наследством, то он должен уступать моим предпочтениям.

— И тебе уступили?

— Ещё как, правда, — сказал Том. — Вот её ванная. Тут раковина, а там клозет, если тебе он нужен. У меня собственная ванная, разумеется. У Гермионы есть премилая привычка оставлять свои волосы везде, куда она идёт. Однажды ты обнимешь её, а через несколько дней заметишь, что к твоей форме пристали её волосы. Это её забавная причуда, но ты должен принять это как предупреждение, ведь другие юные леди из числа твоих знакомых не поймут юмора.

— Твои школьные приятели, должно быть, считают тебя смешным малым, — сказал Роджер, смеясь. — Боже, у тебя такая сухая манера изъясняться, что я почти поверил, что ты говоришь серьёзно.

— Я говорил.

— Любезный — я куплю тебе пинту, если мы когда-то пойдём вместе выпить!

Вскоре Том и Роджер вернулись, Том выглядел кислым, а выражение Роджера хранило вежливую весёлость. Гермиона возобновила свою полусерьёзную попытку показать Роджеру остальную часть третьего этажа, что включало в себя остановки, чтобы рассмотреть каждый предмет искусства и часы в коридорах. Роджер спросил Тома, может ли он открыть часовой шкаф, на что Том, немного подтолкнув Гермиону, нехотя согласился.

— Точность этих вещей потрясающая, — сказал Роджер, следя глазами за движением маятника туда-сюда. — Именно зубчики шестерёнок, понимаете, отвечают за угол и время каждого взмаха. Сейчас они точны, но вы можете рассчитывать, что к лету потеряете несколько секунд в неделю. Третий этаж теплее второго, и эти металлические части расширяются от жара. Получается не так последовательно, как электрические часы, но электроника — предметы полезности, а не искусства.

Он похлопал по деревянному коробу с нежной улыбкой, а затем закрыл дверцу.

— Как чудесно делиться нашими интересами друг с другом, не так ли, Гермиона? — спросил Роджер. Он повернулся к Тому. — А что насчёт тебя, Том? Судя по сюжетам картин, которые мы прошли, Риддлы любят животных. Это так?

— Да, — сказал Том, сморщившись от неприятно фамильярного использования Роджером его имени. — Мы известны своим мастерством с… животными.

— Мне бы хотелось об этом услышать, — сказал Роджер. — Живя в Лондоне, ни у кого нет места для спортивной охоты. С собаками — да, но точно не с лошадьми, если только это не рабочие звери для скачек. Мне незачем тебе говорить, полагаю, — уверен, мы оба называли Лондон домом…

Роджер был прерван посреди предложения звоном колокольчика внизу.

— Не продолжить ли нам за ужином? — Роджер протянул руку Гермионе. — Могу я сопроводить тебя вниз?

— Нет, позволь мне, — быстро сказал Том. — Я знаю самый короткий путь в столовую.

В этот раз Том вёл за собой их маленькую группу, а Гермиона следовала в конце. Когда они прошли мимо лестничной площадки, воздух замерцал, и Нотт вышел из-за изгиба перил, засунув свою палочку во внутренний карман смокинга.

— Рехнуться можно, — пробормотал Нотт, проскальзывая рядом с Гермионой. — Я бы никогда не принял тебя за любовницу магла, Грейнджер. Любительницу маглов — да, в этом нет ничего необычного, но любовница магла, — на последних двух словах он сделал неуместное ударение. — Для меня это новость. Сколько же ему лет? Риддл, должно быть, сейчас в бешенстве — не думаю, что ему нравится, что у него самый поздний день рождения из нас троих. Ему сегодня восемнадцать, а нам уже несколько недель и месяцев.

— Роджеру двадцать один, — сказала Гермиона.

— Двадцать один, — размышлял Нотт. — Если бы он был волшебником, он бы, скорее всего, был уже женат. Волшебник, который не позаботился об этом как можно скорее, не обеспечит себе хорошую пару. Это если он предпочтёт ровесницу. Неужели маглов это не волнует?

— На каждого волшебника в Британии приходится четыре тысячи маглов, — ответила Гермиона. — Выбор гораздо шире, даже для тех, кто ограничивает поиск среди «уважаемых» семей. Никому не надо торопиться. И никому и не следует.

Нотт замолчал на секунду, а затем сказал:

— Этот магл назвал Риддла по имени, и, однако, всё ещё бодр и дышит.

— Я зову Тома по имени.

— Это другое.

— Чем это отличается?

— Ты… leman{?}[(прим. автора) от среднеанглийского lemman, варианта leofman, от древнеанглийского leofmann («любовник; возлюбленная»), что эквивалентно lief + man («любимый человек»). В общем, это староанглийское слово 1300-х годов, означающее «девушка».] Риддла.

— Его — прости? Его лимон?