Оракул

— Не надо воздуха! — отшатнулся гоблин. — Я расскажу! Мертвая шлюха бросила великого Красногаза. Великий сердится.

— Хочет вернуть?

— Не вернуть! — замотал головой гоблин. — Никто не смеет бросать великого! Он лично накажет шлюху.

— Ага. Три раза!

Я хохотнул, чтобы побесить гоблина, но мысленно поморщился. Любоффф! Вроде серьезные, зловещие твари, а копнешь, Санта Барбара какая-то лезет.

— Не смейся, — пленник укоризенно покачал головой. — Мертвая шлюха пожалеет, что ожила. Красногаз не прощает измены.

— Ты его только что предал, — ухмыльнулся я зловеще. — Мог бы благородно сдохнуть, сберегая его тайны.

— Я открыл тебе дорогу к великому. Склонись перед ним, и он тебя примет. Ты не первый охотник, который ему служит. Сильные держатся вместе.

— И где же мне искать великого Красноглаза?

— Он всех находит сам, — снова отмахнулся гоблин.

Зря он мои вопросы игнорирует. Не понял разве, что я этого не люблю?

— Хотя бы, как он выглядит?

— Как захочет! — пришла очередь гоблина издевательски скалиться. — Сам знаешь, такие, как ты и он, не имеют лица.

— А как он выглядел для тебя? — сделал я еще одну попытку. — Только не говори, что по-разному.

— Маленький, толстый, пародия на человека. Он любит шутить над жертвами. Приходит такой, ничтожный на вид, и убивает, — коротышка посмотрел на меня с интересом. — Ты тоже такой, мертвец? Любишь рядиться в овечью шкуру?

Я вспомнил любимые образы Алексея Петрова: комик Луи де Фюнес, монтипайтон Джон Клиз, безумный и смешной рокер Зед… Да, гоблин, я люблю издеваться над жертвами и рядиться в овечью шкуру. Только вот жертвы у нас с Гостем разные. Он пускает кровь овцам, а я предпочитаю свежевать волков.

— Где мне искать других хобгоблинов-радикалов? Должна же у вас быть штаб-квартира, террористы вы недоделанные.

— Я приведу тебя к нам! — засуетился гоблин. — Будешь гостем, честь по чести!

— Кроваво-красным? Как завещал великий Карсогаз? А если я и есть Гость? Нарядился в очередную овечью шкуру, на этот раз мертвого мальчика, чтобы подшутить над тобой?

— Ты отпустил шлюху. Зачем?

— А может, я люблю ее? Что ты, мелкая тварь, знаешь о любви?

— Ты — не он! — в третий раз отмахнулся от меня гоблин. — Глаза могут обмануть, но не запах! Я узнаю его в любом обличье! Ты воняешь мертвецом, но другим, совсем другим.

Ну что ж, мой лимит терпения исчерпан. Пора показать пакостному коротышке, как шутят мертвецы. Я ведь еще не испытывал в полевых условиях навыки маскировки. Самое время их проверить.

— А ты не думал, что такой великий инвейдей, как Красный Гость, может пахнуть так. как захочет? Или вовсе не пахнуть никак?

Я вспомнил свои эксперименты и, посовещавшись с ликвором, скрыл голубой свет — горящий каркас. Уверен, что для гоблина это означало, что я вдруг перестал вонять охотником, или кем угодно! Нет меня, и искать бесполезно!

Ужас, отразившийся в глазах коротышки, стоил потраченного на маскарад ликвора.

— Как ты смог? — выдавил он из себя.

— Я проверял тебя, гоблин! И ты не выдержал испытания! Как, говоришь, я наказываю предателей?

Я ждал уговоров, мольб и заверений в вечной преданности, но вместо этого гоблин прыгнул на меня, сбив с ног. Проблем он мне, конечно, не доставил. Я пнул его в больную ногу, заставив взвыть от боли, а потом свернул шею. Жаль только, что не узнал, где их штаб-квартира. Но я их найду, не проблема.

В дверь часто и хаотично застучали. В оконную решетку ухнулся и отскочил зубастый мячик. Очередная стая мячиков-пираний нашла меня.

Глава 5

Я распахнул дверь, выскочил, намереваясь прорубить себе дорогу, истребляя новую стаю зубастиков. Двор был заполнен ими, как шевелящимся ковром, что меня не смутило, я прорубался сквозь их полчища, будто пророк сквозь Красное море, и даже пробился к воротам.

Ковер не кончался за ними. Мячики катились с сопки, весело подпрыгивая, и я не видел ни клочка чистой земли, все было покрыто зубастой ордой. Я вернулся в дом, кромсая живой ковер. Захлопнул дверь, невзирая на сопротивление тварей, даже раздавил нескольких из них. Они были мягкие и занятно лопались, когда я давил их полутонной чугуна.

Множество мячиков успело запрыгнуть внутрь, но с ними я разобрался без проблем. Полчища снаружи долбились, пробуя форт на прочность во всех доступных местах. Удары не казались сильными, но их было так много, что тяжеленная дверь содрогалась, как межкомнатная фанера, если в нее лупить волейбольным мячом.

Инстинкт самосохранения у зубастиков отсутствовал напрочь. Возможно, коллективный разум толкал их на самоубийство, или же они заскучали до смерти в этой пустыне. Что происходит за дверью, я мог только догадываться, зато хорошо видел, как мячики врезались со всей дури в решетку, лопаясь, будто спелые помидоры.

Я пнул изрядно обглоданный проникшими в дом зубастиками труп гоблина. Втравил ты меня в историю, дружище! А ведь я мог спокойно уйти с места преступления под личиной копа. И все ради чего? Узнать про интрижку демона-рептилоида с суккубом и послушать рассуждения, как мы с демоном похожи. Буквально одно лицо!

Я взял себя в руки. И при жизни я не был склонен к панике, тем более глупо о чем-либо переживать после смерти. Я — инвейдей, мертвец и пришелец! Я путешествую по осколкам былых миров будто по комнатам собственного дома! Я могу выбраться из ловушки не только через дверь!

Я попытался настроиться на ключ, которым Васнецовы запечатали этот мир. Я помнил вибрации, которые ощутил, находясь рядом с титановым столбом в подвале сгоревшего особняка. Получилось не сразу и не то, на что я рассчитывал. Абсолютно без перехода, провала в кроличью нору или любого предупреждения я оказался в другом месте.

Интерлюдия

Гарри Торфл, младший аналитик инвестиционного фонда «Левиафан», пялился в экран, на котором ветвились и сплетались, будто клубок змей, скользящие средние, вступая в схватку с полосами Боллинджера.

Графики предсказывали тому, кто способен увидеть, судьбу крутейшей айти-компании Tangerine garden. Тангерины, а по-русски «мандаринчики», не без причины считались самыми выпендрежными смартфонами в мире, мечтой любого пижона-миллениала.

Падение мандариновых акций Гарри увидел еще вчера вечером, дома, глядя на тот же график, но без паутины индикаторов, которая только мешала. В офисе заниматься чем-то подобным было невозможно, наверняка кто-то грубо прервет медитацию, необходимую для взгляда в будущее.