Орлиное гнездо
Шрифт:
– Все это время ты соспешествовала врагам Дракулы и помогала османам, жаждущим крови всего мира, - прошептала она. – И только теперь поняла, что натворила.
Марина хмыкнула.
– Ну да. Но я не жалею, - сверкнув алыми глазами, прибавила демоница. – Именно это сделало меня тем, что я есть.
Вампир рассмеялся.
– Вознесение Марины Кришан стоило мучений тысяч и тысяч простых людей!
Василика вскочила с места в гневе; но нежить уже пропала.
Василика прошлась по комнате, исполненная ярости на это существо, - а потом поняла, что только радует Марину, и унялась.
А
Василика выглянула наружу.
В конце коридора стоял Раду Испиреску; они уставились глаза в глаза.
Василика перевела дух и подманила мальчика рукой. Он подошел, как послушный слуга; но посмотрел на нее прямо и дерзко, как маленький господин.
– Здесь никто больше не проходил? – спросила она.
– Нет, - ответил мальчик. – Только я.
Василика потрепала его по волосам и поцеловала в лоб; Раду принял ласку с каким-то снисходительно-стыдливым удовольствием. Они с этим маленьким витязем сразу понравились друг другу. Потом Василика отправила Раду прочь, играть, и подумала с большой тревогой, что на Рождество его так или иначе придется вести в церковь – и самим пойти…
Она вернулась к своей работе.
Вечером Василика, оправдывавшая свое звание хозяйки, сама проследила за тем, чтобы в гостиную подали ужин. Корнел был неприхотлив в еде и, казалось, равнодушен к удобствам; но ей хотелось, чтобы он почувствовал женскую заботу, которой так долго был лишен.
Все его время опять заняла дворцовая служба. Король дал ему отдохнуть только несколько дней после возвращения. Что же: может, это добрый знак – Корнел нужен Корвину, как и раньше? Если бы только он побольше рассказывал, а не валился, поужинав, сразу спать…
Когда в прихожей раздались шаги, Василика не стала сразу выбегать навстречу – Корнел не любил этого; он знал, что она все равно ждет его в доме, к ужину, и успевал, направляясь в гостиную, стряхнуть с себя заботы, о которых не хотел говорить. И Василика успевала отряхнуться от мыслей, которых не следовало знать ему.
Хозяин появился на пороге озаренной каминным огнем комнаты и, немного помедлив, поднял на Василику глаза и улыбнулся. Она встала и, слегка поклонившись, пригласила его к столу. Корнел прошел и сел; однако не принялся сразу за еду, но не потому, что хотел прочесть молитву. Они никогда не молились перед трапезой.
Корнел поиграл ножом.
– Раду ужинал? – спросил он.
– Конечно, - сказала Василика.
Детей возраста Раду уже часто сажали за стол со взрослыми – но Раду кормили отдельно, легкой пищей, и укладывали спать рано. Корнел посмотрел на Василику с благодарной и грустной улыбкой – а та подумала, что наконец стряслось несчастье. Уж не умер ли страстотерпец Андраши?
– Как дела во дворце? – спросила Василика.
Корнел принялся есть; и не отвечал ей, пока не опустошил наполовину свою тарелку с маринованными овощами, заедая хлебом и сыром. Сделав несколько глотков вина, он откинулся на спинку стула и вздохнул.
Прикрыл глаза, а Василика подумала: уж не засыпает ли? Но Корнел глухо заговорил, не открывая глаз:
–
Во дворце все так же, как и прежде, - его величество строит свои козни и раскрывает чужие… Теперь он вынужден даже изменить своему обычному милосердию.Корнел открыл глаза и усмехнулся, посмотрев на свою гостью.
– Несколько придворных, обвиненных в чернокнижии, брошены в тюрьму. Боюсь, им не поздоровится. Король не может теперь вольнодумствовать и попустительствовать вольнодумству так, как раньше, - католичество набрало слишком большую силу.
Василика встрепенулась; огляделась, но в гостиной они были одни.
– Корвин также взялся за очищение ордена Дракона… то есть пытается это сделать, хотя это ему не под силу, - продолжил Корнел. – Он начал бы, пожалуй, с меня… но я ему нужен, и нужен моему князю, у которого жена на сносях. Матвею предстоит вскоре короноваться – а это значит, что он нуждается в опоре как никогда.
Корнел помолчал.
– Кроме того, при дворе уже опять поговаривают о крестовом походе. Денег в государстве снова не хватает, они выброшены на священную корону – но папа все-таки донял нашего короля.
Василика взялась за щеки и посмотрела на него большими глазами.
– И ты уйдешь?
– Как Бог даст, - ответил Корнел.
Они взялись за руки и долго не разнимали их.
– Быть может, сам король возглавит этот поход, - прибавил Корнел.
Василика подумала об узнике, который останется здесь под властью духовенства – когда король уйдет на войну.
– А как же Андраши? – шепотом спросила она.
Корнел поднял глаза к небу.
– Мне кажется, что он так и нарывается, чтобы его приговорили к смерти, - прошептал витязь. – Но ведь бывает смерть похуже костра.
“Это уж точно”, - подумала Василика, усмехнувшись.
– Ты знаешь, как его допрашивают? – спросила она.
Корнел качнул головой.
– Я знаю, что попы при дворе гудят, как пчелиный улей, - а ведь католические священники самый скрытный народ, - усмехнулся он. – И знаю, что архиепископ, советник короля, зачастил к графу Андраши в крепость, точно на службу. Наговориться не могут о высоких вопросах.
Корнел беззвучно засмеялся, схватив себя за волосы.
– Я знаю, что делают с нераскаявшимися грешниками здесь. Могут посадить в яму и, заковав в цепи, оставить изгнивать в собственных нечистотах – насколько хватит мочи доживать: это может быть и десять лет, и все двадцать. Господи, я жалею, что не убил его тогда, когда он просил меня в дороге…
Василика схватилась за голову и зажмурилась. Она скрестила под юбкой ноги в вязаных чулках и низко склонилась к коленям – чтобы Корнел не увидел ее лица.
Почувствовала, как витязь касается ее плеча.
– Господь благ на небеси… - прошептал он. – Всем когда-нибудь простится…
– Временный ад может быть страшней вечного, - откликнулась Василика. – В него легче верится!
Она вздохнула.
– И даже временный ад вечен в Господе, разве не так?
– Оставим эти мудрствования церковникам, - откликнулся Корнел. – Господь превосходит всякое наше разумение!
Василика наконец вспомнила о том, что не притронулась к еде, - и стала есть; Корнел присоединился к ней, и они вместе закончили трапезу.