Орлиное гнездо

Венгр долго лежал так, точно в глубоком обмороке, разметав золотые волосы и светлые шелковые домашние одежды по темному ковру. Только слабые колыхания груди под халатом выдавали, что он еще жив. Потом в коридоре скрипнули половицы, и белый рыцарь зашевелился, но встать сам не смог.

Вошел мальчик.

Турчонок застыл на несколько мгновений при виде простертого господина – а потом подбежал к нему и ловко обхватил графа за плечи, помогая сесть. Андраши улыбнулся: он был трогателен в эту минуту. – Спасибо, - одышливо прошептал граф, поведя голубыми глазами на слугу. – Дай мне пить, Юнус.

– Вина, господин?

– Нет… Просто воды.

Маленький прислужник поклонился и убежал.

Андраши несколько мгновений еще сидел, покачиваясь и закатывая глаза, - ему было так дурно, что не высказать никакими человеческими словами: он сделался бел, как на пытке, но эта духовная пытка казалась хуже любой телесной. Венгр чувствовал себя так, точно его всеми силами пытаются вытеснить и из мира живых, и из мира мертвых.

Вернулся Юнус и, став на колени, напоил белого рыцаря, поддерживая его голову. Зубы у Андраши стучали, его трясло, и половина воды пролилась ему за воротник; но потом стало полегче.

Судорожным жестом он отпустил слугу – и еще несколько минут приходил в себя, уткнувшись лбом в ковер.

Вдруг венгр вскрикнул и отшатнулся, учуяв что-то; он перекатился через голову и встал. Рука его сжалась на рукояти кинжала.

Бывший князь тяжело дышал, глядя на стрелу, просвистевшую над его головой и воткнувшуюся в ковер: стрела была отягощена запиской.

– Дракула, - прошептал граф, улыбаясь безумной улыбкой.

Упав на колени, он сорвал пергамент и поднял к свету.

“Выйди во двор немедленно”, - приказывала записка по-венгерски.

Усмехнувшись, Андраши подошел к окну. Он распустил пояс халата, словно подставляясь под опасность.

– Почему бы и нет? – прошептал венгр.

Он снял и бросил халат на ковер. Потом надел поверх рубашки кожаный жилет, поверх его – кафтан, без всякой металлической обшивки; препоясался мечом и вышел из комнаты. Никто не встретился ему, и никто не воспрепятствовал.

Как самый обычный смертный, один из могущественнейших в империи людей вышел через дверь-арку и спустился по лестнице во двор, под свое же окно. Он замедлил шаг, вглядываясь во тьму: но долго вглядываться Андраши не пришлось. Ночной тать явил себя, ступив навстречу хозяину.

Этот человек широко раскрыл пустые руки, а на лице его была улыбка, исполненная бесконечного сочувствия.

Андраши замер, наполняясь изумлением и гневом.

– Сам?.. – пробормотал он, устремляясь на пришлеца: рука метнулась к мечу.

– Стой!

Абдулмунсиф простер к нему ладони, останавливая, умоляя взглядом.

– Стой, господин! Стой, - прошептал он. – Ты видишь, я безоружен.

Андраши разжал руку, сжимавшую рукоять; по губам скользнула улыбка, исполненная презрения и разочарования.

– Я так и думал, - пробормотал он. – И ты, Брут. Так всегда бывает.

Белый рыцарь опустил голову.

– Ну? Сколько вас еще? – спросил он. – Дожидаешься подмоги?

– Я один, - ответил турок.

Он подошел к неподвижному Андраши, коснулся его плеча – и вдруг обнял. Андраши не сопротивлялся, только закрыл глаза и стиснул зубы.

– Я всегда один, - шептал Штефан, гладя своего вождя по спине. – Как и ты – как каждый из нас, воинов света, пока мы не собираемся вместе… Но ты уже переполнен, мой дорогой брат… Ты взял на себя слишком много.

Андраши дрожал и едва слышно шептал проклятия; Штефан гладил его теперь по голове, точно мать.

– Я хочу спасти тебя – затем и пришел, - прошептал он. – Ты учуял измену, и ты прав: это мой брат. Разве ты не знаешь, что…

Андраши усмехнулся.

– Ну да, - сказал он.

Оба паши посмотрели друг другу в глаза.

– Я очень хочу, чтобы ты жил, - прошептал Штефан.

Андраши улыбнулся этим словам, как давно известной гнусности.

– Позволь не поверить тебе, мой дорогой брат.

Он отвернулся, точно вдруг утратив интерес к турку. В темноте этих мужчин было бы очень легко спутать - и тому, кто их хорошо знал: казалось, даже жестам их обучал один наставник.

– Впрочем, мне уже все равно, - наконец проговорил венгр. Он прикрыл глаза и мучительно улыбнулся. – Господи, я буду даже рад…

– Тебе рано умирать – ты должен сначала исцелиться! – сурово возразил Штефан: казалось, он обеспокоился этим желанием не на шутку.

Бела Андраши опустил голову и ждал.

Штефан несколько мгновений помолчал, подбирая слова, - потом сказал:

– Я предоставлю тебе убежище на севере, князь. Ты знаешь не хуже моего, что здесь тебе оставаться невозможно. Время пришло…

Андраши кивнул, слабо улыбаясь.

– Да, - сказал он. – Конечно.

Штефан взглянул на его окно: благовонный светильник, занавешенный кисеей, озарял стол с разваленными на нем бумагами.

– Бела, ты должен сейчас вернуться к себе и взять все, что следует унести, - тебе лучше знать, что это, - сурово сказал турок, точно понукал младшего; или господина, вдруг лишившегося своей воли. – Через час выходи во двор, и мы побежим. Медлить нам нельзя.

Граф пристально посмотрел ему в глаза, улыбаясь все той же слабой презрительной улыбкой, – а потом махнул рукой и удалился. Штефан проследил, как его вождь скрылся в доме; прослушал, как взошли по лестнице и затихли его шаги.

– Бог тебя благослови, мой дорогой, - прошептал турок.

Через час с небольшим белый рыцарь вышел, закутанный в простой темный плащ; когда он выпростал руку, приветствуя Штефана, в лунном свете холодно взблеснула кольчуга. Меховая шапка отбрасывала тень на все его лицо.

Штефан кивнул.

– Поехали.

Когда они сели в седла, он прошептал, склонившись к безмолвному товарищу:

– В высшей степени мудро, как и всегда!

Андраши поднял голову, и турок впервые увидел его лицо.

– Я не так еще ополоумел, как тебе представляется, - холодно сказал низложенный князь Валахии. Штефан растерялся и вскинул руку:

– Постой! Я вовсе не хотел…

Венгр, не удостоив его ответом, дал шпоры; и Штефану пришлось самому замолчать и пришпорить лошадь, чтобы обогнать своего пленника и показывать ему дорогу. Они выехали со двора вдвоем – и уже за воротами к ним присоединились еще трое.