Палачи и жертвы (Предыстория)

– Вот черт, - прошипел я, отряхиваясь и убирая из волос хризантемы.

Вскрикнув, Сая обернулась, немедленно прекратив плакать. Она посмотрела на меня сначала, потом на разбитое окно, а затем на кувшин.

– Ты, - мрачно нахмурилась она.
– Ты... какого чёрта тут делаешь?! Разве я не велела тебе удалиться?

– Разве я ответил "как пожелаете"?
– проворчал я, снимая с себя цветы и протягивая ей кувшин.
– Пора пить лекарство, Сая. Я прослежу, как ты выпьешь его, а потом - уйду. Навечно или на пару минут - как скажешь.

– Ты... без рубашки!
– попробовала возмутиться она.

– Катастрофа, - я саркастически приподнял бровь, садясь подле неё на кровать и откупоривая кувшин.

– Каков наглец, - искренне изумилась она, но губы её дрожали, грозя расплыться в улыбке, глаза смеялись.

– Пей, - приказал я, сунув ей в руки кувшин.
– Придется из горлышка, потому что я разбил бокал.

Сая почти демонстративно стала пить кровь. Я думал, это будет выглядеть более жутко, но все случилось удивительно обыденно. Я только протянул ей салфетку, чтобы эта девица вытерла губы, и вздохнул, забирая кувшин:

– Так насколько мне уйти? Навечно или на пару минут?

– Только попробуй уйти. Тебе еще нужно помочь мне выбрать платье.

– Ни за что.

– Опять будешь краснеть и забавно смущаться?
– расхохоталась она.

– Сая, - улыбнулся я, - думаю, на сей раз смущаться будешь именно ты.

Мне редко удавалось выбить ее из равновесия, но на сей раз она и впрямь растерялась...

Запись 13 сентября 1862 года

Это была самая трогательная и яркая пора нашей дружбы. О большем я не мечтал, и благодарил провидение уже за то, что у меня есть. Наверное, услышав это "нет", я сделался более спокоен, более свободен. Мне ничего не стоило просто быть подле нее и любить, почти не скрывая, ибо она этого не замечала. Я был счастлив, не желая ровным счетом ничего взамен. Она говорила со мной, и мне нравилось выслушивать ее, а она ценила мое умение молчать. Разумеется, на дне моей души ныла и скреблась боль, я словно стучался в глухую стену, но я старался не замечать, абстрагироваться и жить тем благом, что мне дано.

Мне постоянно что-то мешало выполнить мою затею с расследованием катакомб. После разговора с Джоулем, он стал засыпать меня разными просьбами, мотивируя это тем, что в дальнейшем я смогу помочь в экспериментах. Я редко оставался без наблюдения, а с той поры дверь в подвал, вообще, была закрыта от всех, кроме пары слуг. Старик, конечно, мне не доверял, а я думал, как обхитрить его упрямство.

В один из таких дней, когда я вышел из поместья прогуляться по саду, едва у меня выдались полчаса свободного времени, Сая позвала меня к озеру. Она выглядела встревоженной, часто смотрела себе под ноги, точно была дезориентирована. В лодке она долго молчала, игнорируя мои вялые попытки начать беседу.

– Я сейчас задам вопрос, а ты ответь. Только честно. Хаджи, я тебе противна?
– она смотрела на меня спокойно и сосредоточенно, но это видимость. Губы дрожали, руки, сложенные на коленях, сжаты в кулачки.

– Почему ты меня сторонишься?
– спросила она, - Я тебя обидела? Всё своё свободное время ты прячешься от меня в библиотеке или крыле слуг.

– Ты, наверное, перегрелась, - помедлив, предположил я.

Не стоило ей говорить, в чём, конкретно, я подозреваю Джоуля и что именно хочу понять. Она меня на месте утопила бы.

Тогда Сая порывисто поднялась. Лодка закачалась, я поспешил тоже встать и уговорить её сесть. Сая покачнулась и упала ко мне в руки. Я не выпускал её, балансируя на одном месте.

– Хаджи, - пробормотала Сая, - я слышу твоё сердце, оно бьётся с точно такой же скоростью, как и моё. Почему же время течет для нас по-разному?
– горестно спросила она.
– Что если все умрут, и я останусь совсем одна?

– Я никогда тебя не брошу.

– Это ложь - покачала головой она.
– Ты однажды оставишь меня. А даже если нет, я буду вынуждена наблюдать за тем, как мой лучший друг отдал ради меня всю свою жизнь и всё время. Ты не узнаешь радости отцовства, разделенной любви. Ты красив и талантлив, свободен, но присужден оставаться со мной. Я не могу заставить себя оттолкнуть тебя и твою великодушную дружбу. Но я смотрю правде в глаза.

– Перестань, - спокойно перебил я.
– Я найду способ оставаться с тобой столько, сколько потребуется.

Но не бывало вечера, когда я не тосковал по прежней жизни. Какой бы она ни была уродливой, она принадлежала мне. Я вспоминал беззаботность, упрямство и гордость, которыми наделила меня природа. Во время своих прогулок по лесу или вдоль стены я иногда долго смотрел в небо, спрашивал себя, смогу ли оставить "Зоопарк". Нет, конечно. Та жизнь, что будет после того, как я покину ту, что воплощает в себе весь мир, будет подобна пребыванию в пространстве без воздуха, света и жизни. Неудержимое любопытство и страсть крепкими узами приковали меня к Сае.

Иногда, во время таких долгих, тоскливых бессонниц из окна своей спальни, далеко среди холмов я видел красный отблеск, словно кто-то разжигал огонь. Проснувшись еще до рассвета я пытался отыскать это место и найти людей, кострище, но никогда ничего не находил, а между тем пару раз в неделю огонек своими всполохами озарял недобрым багрянцем камень скал.

По большей части тропинки леса уводили меня к развалинам. Это бастион замка, оставшийся еще с начала четырнадцатого века. Издали я видел белую, изборожденную виноградником, как трещинами, башню. Ходить там опасно из-за бурелома и обвалов. Впрочем, и добраться до бастиона не так просто. На пути тропы исчезают, встает частоколом дремучий лес, своими кронами проглатывающий вершину башни. Эти развалины и странный, красный огонек вызывали во мне любопытство. Во-первых, костры точно разжигали неподалеку от старой крепости. Это почти всегда совпадало с приездом к нам в поместье Амшеля. Во-вторых, временами, приближаясь к ней через лес, я слышал пение. Удивительной красоты чистейший, сильный голос доносился откуда-то спереди и сверху, точно ангел упал на землю и печалится о потерянных небесах. Он пел странную арию без рифмы. Но голос так мало напоминал человеческий, что мне начинало казаться - уж не игра ли это моего воображения.

Мне не удалось найти волшебную певицу по голосу, и я решился спросить Саю, не знает ли она, кто столь прекрасно поет за лесом.

В то утро Джоуль занемог и завтракал в своих покоях. Я тихонько обратился к Сае, не приходилось ли ей слышать одну песню. В ответ на мой вопрос она напряглась и быстро, едва слышно промолвила:

– Только никому больше не говори об этом. Мы побеседуем после завтрака.

Дождавшись конца страшно длинной трапезы, традиции которой сохранились еще во многих старых поместьях, вроде этого, мы с Саей вошли к ней в комнату.

– Это Дива, - было первое, что она сказала, сопроводив это озадаченным вздохом.
– Джоуль говорит - она опасна, и я ему верю. Однажды я тоже далеко забрела в лес и услышала это пение, - рассказывала она.
– Расспросив Джоуля, я узнала, что уже очень давно в старом бастионе живет женщина. Она приходится ему родственницей, и власти хотели казнить ее, но он не мог этого позволить и упросил его величество, чтобы держать ее в бастионе всю жизнь. Она безумна, кровожадна и опасна. Временами долгие месяцы ее почти не слышно. Быть может, ее куда-то увозят, но к осени она начинает петь. Джоуль строго настрого запретил мне приближаться к развалинам, но... она восхитительно поет, поэтому иногда я нарушаю его завет. Мне даже случалось несколько раз поболтать с ней. Дива не производит впечатления злой, но ее безумие сомнению не подлежит, она вечно говорит загадками и смеется. Мне не по себе, когда она пытается что-то мне донести. Будто каждая ее фраза - пророческое проклятие.

Сая много читала сказок, мифов, историю, но не вращалась в реальном мире. Редко покидала территорию замка, и ей было не понять, что смертельные опасности - это совсем не весело, драконов не существует, а прекрасные принцы - только выдумка. Учёность сочеталась с ней с совершенно феноменальной наивностью и ребячливостью. Поэтому я решил, что неплохо бы поговорить с певицей.

Сая могла мне ее описать, как угодно, но очень часто это словесное описание не соответствует действительности. Допустим, один раз, когда дворецкому сделалось дурно, и он весь день был похож на ожившего мертвеца, Сая сказала, что он выглядел восторженно-мечтательным. Когда она сказала, что в меня влюблена служанка - тоже ошиблась. На деле бедняжка испытывала желание попросить меня о помощи. Словом, ее интерпретация человеческой натуры весьма и весьма наивна, а порой просто не поддается в логике, что вполне нормально, учитывая, как сложно ей понимать нас.