Паладин

Родичи рассказали Солигосту, что к ним пришла срочная весть о том, что Фринрост устроил резню в Нершере, перебив большую часть служителей монастыря, наставников, а также новых послушников. И ему в этом помогали каике-то темные маги. После расправы ренегат скрылся, и теперь его ищут всем королевством.

Солигост сел. Он хотел бы сказать, что это невозможно, это был кто-то другой под личиной Фринроста. Но он все прекрасно понимал. Фринрост никогда не хотел быть паладином. Солигост тоже, но он был более смирным и покладистым. Фринрост же затаил обиду и на семью, и на Селью еще в Ронхеле. Он кричал проклятья в адрес богини, когда вернулся домой, уродовал ее изображения и статуи. Его боялись выпускать из поместья около полугода, прежде чем наконец угомонили и заставили вести себя прилично.

У Фринроста была истерика, когда ему сообщили, что необходимо повторить попытку завершить обучение в монастыре. Он уже был завещан Селье, клятву необходимо выполнять. Хоть официально ронхельцев на одно поколение освободили от обязательств по клятве, для Фрайхрайтов это было делом чести. Они хотели гордиться своими сыновьями, которые смогли стать почетными паладинами, несмотря на все тяготы, выпавшие на их долю.

Выслушав все это, Солигост выразил сочувствие надломленной гордости семейства, это пятно на репутации теперь останется с ними навсегда. Но сделанного не воротишь, Солигоста куда больше волновало, где его брат теперь и что он собирался делать. Он бросился на его поиски, и первым делом отправился в Нершер.

В спешке Солигост добрался туда за неделю. Он застал монастырь уже чистым и починенным. Солигост никого из нового персонала не узнавал, но по их лицам было видно, что пришлось бедолагам непросто: оцепенение и ужас прослеживался и в их глазах, и в их движениях, и в съежившихся фигурах. Люди несколько дней оттирали кровь и потроха отовсюду и присматривали за немногими выжившими в этой мясорубке.

Среди множества незнакомцев Солигост узнал Крэйвела, тот тоже прибыл в Нершер, как только узнал, что произошло. В отличие от остальных, кто относился к Солигосту с опаской, всячески допрашивал о целях визита и требовал каких-то сведений о преступнике, с которым, он, как всем было достоверно известно, он был крайне близок, Кэйвел встретил Солигоста доброжелательно.

– Здравствуй. Как ты? – первым делом спросил он сослуживца.

Солигост в ответ лишь мотнул головой, демонстрируя потрясение и неверие. Затем Крэйвел рассказал Солигосту, что настоятель монастыря, старина Орних, выжил. Конечно, Солигост сразу же захотел повидаться с ним.

– Он не в себе после пережитого, будь терпелив, – сказал Крэйвел, провожая Солигоста в спальню настоятеля.

Горе подкосило старика, и он до сих пор не покидал постели, отлеживаясь и пытаясь справиться с надорванным сердцем. Он понимал, насколько это событие тяжелый удар для всего ордена паладинов. Сначала Ронхель, теперь Нершер. Два тяжелейших потрясения с разницей в пять лет сотрут репутацию ордена в порошок. И Орних не мог отрицать и своей вины в произошедшем. Он добровольно взял на себя ответственность за ронхельцев, хотя церковь официально забраковала их, как паладинов, он лично убеждал епископа дать молодым парням еще один шанс, раз уж они просят. Но на ряду с теми, кто искренне просил этого, были и те, кого заставили. И Орних счел, что совладает с затаенным злом в душе своего нового послушника. Орних был наставником большую часть своей жизни, и он был уверен, что справится с этим вызовом. Но он не справился. Множество смертей оказалось на его совести. Орних не смел винить в этом Фринроста, потому что это была исключительно его, как наставника, ошибка. Ему следовало признать Фринроста непригодным к исполнению паладинской службы. Скорее всего парень был бы даже благодарен ему за это. Но Орних принял иное решение и ошибся.

И вот уже который день он лежал в постели и рвал на себе волосы от досады, ужаса, вины и стыда. Таким его и застал Солигост. При виде его Орних горестно застонал. Солигост неуверенно приблизился, Крэйвел остался стоять у двери вместе со стражником. Он уже обсудил с Орнихом все, что хотел, сказал ему все, что мог. Но, увы, этого было недостаточно, чтобы скрасить страдания настоятеля.

Солигост сел на стул рядом с кроватью Орниха и какое-то время просто ждал, пока старик совладает с эмоциями.

– Он обманул меня, – с досадой сказал Солигост, когда понял, что Орних готов к разговору. – Сказал, что поедет домой, а оказалось, что…

– Это все моя вина! – в очередной раз взвыл Орних. – Как я мог допустить?! Мне следовало послушать епископа! Хватило же мне наглости спорить с ним!

Крэйвел уже пытался объяснить настоятелю, что его вины в этой трагедии нет. Из всех ронхельцев только Фринрост пошел на преступление, это было исключительно его решение, ответственность и вина. А Орниху остальные ронхельцы были благодарны за проявленную чуткость, за то, что он поборолся за их судьбы, за то, что нянчился с их болячками, набитыми в Ронхеле, вправлял мозги, возвращал в строй. Кем бы они были без него?

Солигост попытался донести это до старика снова. Орних винил себя, Солигост винил себя, но в их эмоциональном разговоре они совместно убедились, что никто из них не виноват в случившемся. Они обнялись, поплакались друг другу в плечо. А затем Солигост пообещал разыскать брата и разобраться в ситуации. Он не ручался за то, что казнит его или приведет в суд, Орних и не настаивал, он понимал, что Солигост физически не сможет произнести что-то подобное вслух. Солигост любил брата, и ему тяжело давались мысли о его дальнейшей судьбе. Но она была для всех очевидна. Ничего кроме казни общественность не примет. Пострадало слишком много людей, намного больше чем в Ронхельской Трагедии.

С Крэйвелом Солигост перекинулся еще парой слов, прежде чем отправиться на поиски ренегата. Было непривычно думать о родном брате в таком ключе. Клятвопреступник. Теперь они с ним были по разные стороны баррикад. И Солигост не знал, что с этим делать. Но сначала нужно было хотя бы найти Фринроста. Вместе с ним разыскивали и тех магов, что помогали ему. Их было трое. Все они были молодыми волшебниками, так или иначе обиженными на церковь. За несправедливые обвинения, за запреты на некоторые заклинания, за ложь и лицемерие. Но пока следствие искало преступников именно через магов, Солигост искал зацепки, которые брат мог бы намеренно оставить для него. Он был уверен, что Фринрост хочет, чтобы Солигост его нашел.

Нарочно или нет, но кое-какие наводки преступники оставили, Солигосту удалось по ним выйти на след и разыскать брата. Они прятались в глуши у подножия гор на востоке. Солигосту сразу не понравились маги, в компании которых оказался Фринрост. Злобные, обидчивые, мелочные. Но Фринрост почему-то выражал значительную привязанность по отношению к ним. Их объединяла ненависть. Все они до дрожи ненавидели Селью.

Фринрост пребывал в состоянии эйфории. Лохматый и заросший, все еще покрытый пятнами крови, судя по всему, еще с момента резни, он веселился и пританцовывал. Он поделился с братом своими эмоциями, он рассказал, что, убивая слуг Сельи, испытывал удовольствие, эта резня принесла ему удовлетворение, он был в восторге. Фринрост ощущал на губах сладкий вкус мести и хотел еще. Солигост ужасался тому, как глубоко в безумие впал его брат. Но он не винил его. Кого ему было винить?

Поиск обвиняемых в его голове вынес неутешительный вердикт – их собственная семья. Давление, которое она оказывала на своих сыновей, вынудило их снова сунуться в монастырь, пройти этот болезненный путь еще раз, хотя было очевидно, что им не следовало этого делать. Солигост не мог винить Орниха, ведь старик сделал все возможное для них двоих, и получил за свое великодушие такую страшную благодарность.

У Солигоста не хватило мужества призвать брата к ответу. Он видел в нем жертву и хотел защитить. Вот на кого он был искренне зол, так это на горделивых родственников, которые посмели поставить репутацию семьи выше благополучия родных детей. Попрощавшись с Фринростом и договорившись о месте и времени их следующей встречи, Солигост отправился обратно в родовое поместье, чтобы потребовать от семьи хотя бы объяснений за их возмутительное поведение.

Фрайхрайты переживали не лучшие времена, они старались лишний раз не покидать поместья, чтобы не слышать отвратительных шепотков за спиной. Почти все носители фамилии Фрайхрайт были дома в тот день, когда вернулся разгневанный Солигост. Но вместо того, чтобы успокоить и утешить сына, уговорить его привести брата на суд, они окатили его холодным осуждением. По их мнению, Солигост должен был присматривать за братом, и не справился с этим, на них двоих семья возлагала большие надежды, все уже грезили о том, как их подвиги внесут в семейную летопись, а вместо этого они стали позором рода.