Паладин

– Она останется, – Лирэй попытался продемонстрировать жесткость, но это могло сработать на кого угодно, но только не на Крэйвела.

– Может быть, ты спросишь ее мнение? Хотя бы ради приличия, – предложил Крэйвел.

– У нас с ней будет достаточно времени, чтобы поговорить, – заявил Лирэй уверенно, ни капли не сомневаясь в том, что все будет, как он захочет.

Крэйвел увидел в этом несколько детское подражание Солигосту. Лирэй ведь недавно виделся с ним, и непроизвольно пытался копировать его повадки, завидуя могуществу ренегата, ставшего страшным монстром из легенд Селиреста. Это заставило Крэйвела улыбнуться. Он поразился тому, насколько Лирэй застрял во времени. Он был абсолютно тем же человеком, каким Крэйвел его помнил. Никаких перемен. Никакого прогресса. Паладин предположил, что это общение с древним личем пагубно сказалось на его личностном развитии. Оба застряли в прошлом и, видимо, спелись на этой почве.

– Знаешь, ты ведь тоже мог бы остаться, – предложил Лирэй. – Ты же знаешь, двери моего дома всегда открыты для тех, кто разочаровался в свете Сельи.

– Поэтому Фелисия сидела за запертой дверью? – парировал Крэйвел.

– Ох, вы уже успели познакомиться поближе, как мило! – похоже до этого Лирэй думал, что волшебница сбежала сама и встретилась с паладином случайно.

Едва уловимый отголосок ревности заставил Крэйвела улыбнуться вновь. Фелисия была права, несмотря на почтенный возраст, Лирэй казался совсем ребенком. Очень одиноким ребенком. Почувствовав жалость, погасившую его улыбку, Крэйвел сказал:

– Может быть, лучше наоборот? Покаяние все еще доступно для тебя.

Лирэй в ответ злобно оскалился.

– Даже не заикайся об этом! – рявкнул он. – О каком покаянии идет речь?! Кто перед кем должен раскаиваться, а?!

– Ты намерен провести остаток жизни, выясняя, кто перед кем виноват больше?

Крэйвел понимал, что процедура покаяния – это лишь формальность, которая позволяла паладину снять с себя проклятье Сельи. Все порой совершают ошибки, а проклятье накладывалось автоматически. Иногда оно приводило к несуразицам. Но вот Лирэй, очевидно, придавал процедуре покаяния очень большое значение. И представлял себе это так, будто его швырнут на колени пред престолом самой Сельи, и он будет пресмыкаться перед ней вымаливая прощение. Это было далеко от действительности.

– Меня тошнит от самой мысли служить этой паразитке! – прошипел Лирэй. – Она сломала мне жизнь! И тебе, между прочим, тоже! Всем нам! Если в этой комнате и есть настоящий предатель, то это ты, Крэй! Как ты мог вернуться под ее знамя после всего, что она заставила нас пережить!?

– Лир, сто лет прошло…

– Сто двадцать два, – поправил Лирэй.

Крэйвелу пришлось приложить усилие, чтобы подавить смех, у Фелисии это получилось хуже, и она едва слышно прыснула. Лирэй одарил ее испепеляющим взглядом. Фелисия поняла, что теперь пути назад нет. Будет драка. И она отчаянно нуждалась в том, чтобы Лирэй не вышел из нее победителем.

– За все это время, – вновь заговорил Лирэй, отвернувшись от волшебницы, – ни одна сволочь не соизволила передо мной даже извиниться. Просто извиниться, Крэй! Это самое меньшее, что святошам Сельи следовало бы сделать! Ни сама Селья, ни настоятель Ронхеля, ни епископ… ни даже наши собственные семьи. Как будто все произошедшее в порядке вещей! Просто производственные потери! Брак!

– Горе-то какое… – протянул Крэйвел, устав от нытья.

Фелисия снова хохотнула, в этот раз она уже не пыталась сдержаться, не было смысла. Лирэй разозлился окончательно. Он видел, что эти двое насмехались над ним. Он мог понять высокомерную волшебницу. Но никак не Крэйвела и то, почему он так безразлично относится к Ронхельской Трагедии и ее последствиям. Лирэю казалось, что если и был в мире кто-то, кто поймет его, то это был Крэйвел, но и он насмехался над ним. Это ранило его. Он снова ощутил, что остался один. По обе стороны баррикад он оказался изгоем.

Сделав несколько кивков самому себе, Лирэй потянулся за пояс и достал магический свиток. Крэйвел принял оборонительную стойку, Фелисия подготовилась блокировать заклинание. Волшебница ожидала чего-то стихийного, так что подготовила соответствующий щит. Но заклинание, припрятанное в свитке, оказалось совсем иного характера.

По комнате прокатилась едва заметная волна магии, но никакого урона ни паладин, ни волшебница, не получили. Вместо этого, оба погрузились в глубокую иллюзию. Фелисия сразу же поняла, что происходит и смогла защитить себя от эффекта чар, меньшего Лирэй от волшебницы и не ждал. Вырвавшись из кошмара, она взглянула на Крэйвела. Очевидно, его нездоровый разум не позволял ему проявить такую же стойкость к психической магии.

– Лир! Ах ты ублюдок! – взвыл он.

Фелисия знала, что он видит. Грязную темницу и призрак висельника. Крэйвел стоял на коленях, согнувшись в три погибели и обхватив голову руками. Фелисия ожидала, что Лирэй нападет на Крэйвела, воспользовавшись моментом его слабости, но тот стоял на мосту и самодовольно улыбался.

Лирэй видел, что Фелисия готова защищать Крэйвела, пока тот мучается от бреда, но и на волшебницу ренегат тоже не нападал. Лирэй рассчитывал вовсе не на прямую победу над этими двумя. Он надеялся на то, что в припадке безумия, Крэйвел убьет Фелисию.

Маги давали свои собственные клятвы в стенах академий, нарушая их, они так же становились проклятыми ренегатами, пусть в их случае проклятье и не лишало магических сил. Куда важнее, что убийство без суда и следствия верного церкви мага, каралось для паладина проклятьем Сельи, ведь волшебники были чрезвычайно ценны и их проступки тщательно рассматривались инквизицией в надежде вынести оправдательный приговор. Лирэй надеялся, что убив Фелисию и схлопотав проклятье, Крэйвел все же присоединится к нему.

Крэйвел метался по комнате, пытаясь избежать столкновения с висельником. Несмотря на то, что сам призрак не причинял ему никакого вреда, его приближение вызывало у паладина такой острый приступ паники, что, казалось, будто сердце разорвется от ужаса. А хищные клетки темницы угрожающе лязгали железными решетками, желая запереть Крэйвела в плену, который казался паладину вечным.

Бегая, как сумасшедший, Крэйвел попутно пытался нашарить в походной сумке браслет, который зачаровала для него Фелисия. Руки тряслись, то и дело тянулись к мечу. Каждый раз Лирэй обрадованно улыбался, видя, как Крэйвел тянется к оружию, но затем тот отдергивал руку, и он разочаровывался.

Выудив из сумки браслет, Крэйвел съежился на полу и поднес его к лицу. Лирэю было невдомек, зачем Крэйвел нюхает антимагические кандалы, он подумал, что такое странное поведение продиктовано галлюцинациями, мало ли что безумцу мерещилось вместо браслета...

Однако, к досаде Лирэя, Крэйвел смог угомонить безумие, Фелисия не пострадала. Крэйвел, окончательно оклемавшись, пошел в наступление, Лирэй занервничал. Он не знал, какие у того планы относительно него, но, вероятно, Крэйвел собирался его убить. Умирать Лирэй не торопился и, в сравнении с безрассудным и рисковым в бою Крэйвелом, он вел себя куда более осторожно. Крэйвел рвался в бой неудержимо и рьяно, он был разгневан подлым заклинанием, которое использовал против него Лирэй. Меньше всего он ожидал такой низости от брата по несчастью. Лирэй осторожничал, ведь каждая рана была для него проблемой, Фелисия так и не стала ему соратницей, готовой всегда подсобить лечением, а вот Крэйвел мог вылечиться за пару секунд, воззвав к милости своей богини.

Лирэй стушевался и ушел в глухую оборону, он был вооружен мечом и щитом, благо защищаться он умел лучше всего. Ни ярость Крэйвела, ни поддержка волшебницы, стрелявшей магтческими стрелами по ренегату, не заставили Лирэя пропустить удар.

– Вижу, ты в отличной форме, – позволил себе заметить Лирэй, когда противник немного остыл.

– Еще бы, я же не сидел в затхлой дыре сто лет! – ответил Крэйвел.

В этот раз разозлился Лирэй. Он попытался перейти в наступление, но едва открывшись, получил от волшебницы стрелу. Она прожгла подлатник и опалила плоть. Лирэй зарычал и снова отступил.