Перекрёстки Эгредеума
Шрифт:
«…существующие в настоящее время в психиатрии и психологии модели функционирования человеческого сознания, психики в норме и при патологии не способны в полной мере объяснить наблюдаемые явления, как и причину их возникновения. Более того, даже традиционное определение сознания как высшей формы отражения окружающего мира и продукта деятельности головного мозга при ближайшем рассмотрении оказывается неполным и лишённым объяснительной составляющей в отношении процессов, благодаря которым головной мозг действительно может считаться носителем сознания».
— Да что за… Это же невозможно читать!
Надо
Чем там Ингвар занимается?
— О, читаешь про вспышки? Давай обедать.
— Опять горячие бутерброды? — подозрительно сощурился гость.
Мария Станиславовна задумалась.
— Ну, по случаю твоего приезда могу «Доширак» заварить.
— Во имя Радоша, Эмпирика, — он со вздохом закатил глаза. — Так мы вообще не доживём до конца света.
***
— И что тебе не нравится? — спросил Ингвар, когда вечером, вернувшись из магазина, они доедали пиццу на тесной кухне.
Что ж, пожалуй, это и вправду стоило того, чтобы выйти из дома!
— В твоём докладе?
Мария Станиславовна ответила не сразу. Ей было чрезвычайно трудно сформулировать, чем вызвано это странное чувство противоречия, яростного и решительного несогласия с воззрениями, преданной сторонницей которых она была всего несколько лет назад.
Мозг как будто противился восприятию той информации, которая казалась интуитивно верной, но не соответствовала главенствующей научной парадигме, грубо противоречила прописным истинам учебников.
Она отчётливо ощущала, как разум разрывается на части, борясь с самим собой. Какая-то его часть стремилась ухватиться за эту кажущуюся антинаучной информацию, которая некогда представлялась непреложной истиной. Однако другая часть разума чувствовала себя утомлённой и постоянно стремилась на что-то отвлечься, а ещё одна и вовсе препятствовала усвоению информации противоречащими ей насмешливыми комментариями.
Эта часть была готова навесить на себя ярлыки яростного редукционизма, материализма и любых прочих -измов, лишь бы опровергнуть то, что она не хотела принимать. Она не видела — или не позволяла себе увидеть — в этой информации никакого рационального зерна, напрочь отрицая саму возможность появления такового в бочке подобного антинаучного дёгтя.
— Не знаю, — наконец вздохнула она. — Может, возвращаясь к этим концепциям, я пугаюсь невероятной, болезненной даже одержимости, с которой их когда-то изучала. И… вот.
«…и невольно вспоминаю то, о чём хотела бы никогда больше не думать. Об Ир-Птаке».
***
— Уверена, что хочешь туда пойти?
— Не хочу, Ингвар. Должна.
— Сейчас вспышки особенно сильны, демоны могут напасть.
Усталый вздох.
— Лучше пасть от руки демонов, чем подвести кафедру.
Печальная усмешка.
— В этом вся Эмпирика.
— …к тому же если меня убьют, не придётся учиться в этой дурацкой ординатуре.
Уже стоя на пороге и оглядываясь на одевающегося Ингвара, Мария Станиславовна заметила нечто, совершенно не укладывающееся в голове — даже с учётом обстоятельств.
Приглядевшись, она не поверила своим глазам.
— Это… Это ещё что?!
Ингвар застыл в недоумении, а потом, расплывшись в понимающей улыбке и откинув полу плаща, рассмеялся.
— Такое чувство, как будто ты раньше его не видела. Я всегда ношу Отверзатель Путей
с собой. Даже в магазин.Господи, да она не про меч! Его-то она как раз не заметила. Сиреневый клинок на миг сбил её с мысли.
— Это не шутки! — вскрикнула Мария Станиславовна. — Как ты… Как мы пойдём с ним по улице? А в транспорте? И вообще, у тебя есть разрешение на оружие?!
Одно дело — чудесное спасение от демонов в заброшенной башне на окраине ночного парка, казавшееся сейчас жутким и безмерно далёким сном, и совсем другое — войти с мечом в приличное общество. Не просто приличное — в общество психиатров, между прочим!
— С ним я пришёл в этот мир, с ним исходил множество стран и эпох. С ним я впервые встретился с демонами и выжил. Только он способен поразить этих существ.
Мария Станиславовна схватилась за голову.
— Это всё, конечно, очень хорошо, но как ты себе представляешь такую ситуацию: заходят двое в психиатрическую больницу, один с мечом, а вторая…
— Звучит как начало анекдота.
Решив не рассуждать о судьбе своей «кукухи», она схватила Ингвара за руку и уставилась на его запястье.
Ну точно. Татуировка! И премерзкая же притом!
В общем-то ординатор ничего не имела против татуировок, но старые психиатры из учебников при виде такого безобразия начинали хором вопить, что «татуировки — признак психопата».
— Поражён твоей наблюдательностью.
— Серьёзно, Ингвар? Паук?!
— Символ Хюглир.
Можно подумать, от этого легче. Хюглир после рассказов о Гедрёзе тоже не внушали ей доверия.
***
Немыслимо! Просто невероятно! Как она на это согласилась?! Татуировка всё-таки сущий пустяк по сравнению с длинным клинком, спрятанным под плащом.
Всю дорогу Мария Станиславовна с тревожным бормотанием оглядывалась по сторонам, силясь разглядеть признаки подозрительности на лицах прохожих. Неудивительно, что ей это удавалось.
— Чёрт, Ингвар… Тот мужик! Он посмотрел на нас! — шептала она в ужасе, забившись в угол салона автобуса. — Он знает! Он следит за нами!
Спутник её был на удивление спокоен.
— Ну да, скажи ещё, что он читает мысли. Потому что никак иначе о мече ему не догадаться — если, конечно, ты перестанешь об этом говорить.
От автобусной остановки они шли унылыми дворами под противной моросью, а потом — по безлюдной дороге вдоль нескончаемого бетонного забора, за которым высились останки какого-то заброшенного завода. Не у кого даже было спросить, куда идти.
Марии Станиславовне раньше не приходилось бывать в этом окраинном районе, и прошло около получаса, прежде чем она призналась себе, что окончательно сбилась с пути.
Впереди за изрытым глубокими канавами пустырём темнели густые заросли сосен, рассечённые уходящей за горизонт полосой асфальта, а за ними вдалеке виднелось одинокая мрачная высотка, чёрная и, по всей видимости, заброшенная. Ординатор с Ингваром повернули обратно, и, добравшись до завода, увидели тропинку между деревьями на другой стороне дороги. Глянув на схему, что ей когда-то набросал дежуривший здесь временами Сан Саныч, Мария Станиславовна предположила, что больница должна быть где-то неподалёку. Нырнув под полог мрачных ветвей, где пахло сыростью и серой тоской умирающих листьев и трав, через несколько минут они выбрались к жилым домам, однако людей по-прежнему не было видно.