По дороге к Храму

Алёнка шла на это дело безо всякого страху за себя. В ней кипела лишь ненависть к тем уродам, которые лишили жизни её родного отца. Ведь, если бы они не сделали этого, тогда жизнь протекала бы совершенно по иному, и она, Алёнка, сейчас бы не ехала с мало знакомыми людьми неизвестно куда, а училась бы в каком-нибудь престижном ВУЗе.

– «А, этот, – вспомнила она отчима, – в деревеньку смылся. Драгоценный ты наш, сын генерала! Хорошо, хоть мама обо всём этом не знала, а то бы ещё раньше руки на себя наложила. А, может быть она из-за него?! Да, нет. Тогда было всё шито-крыто». – Размышляла Алёнка.

За кустами мелькнули подфарники. Их ждали.

– Кого это ты ещё притащил? – сердито спросил, сидевший на переднем сидении амбал.

– Гунина девчонка. Одна дома боится.

– Понял. – Он вышел, захлопнув за собой дверцу и, потягиваясь, тихо сказал Тимуру. – Останется в машине. За Петрухой приглядит – вдруг он дриснет. На вот. Он подал Алёнке какой-то шнурок, с ручками от скакалки на концах. Вздумает слинять, накинешь это ему сзади на горло и держи покрепче. Только совсем не задави.

– Не надо. У меня ствол есть.

– Ну, как знаешь. Садитесь, поехали. Скоро рассветёт.

Алёнка и Тим разместились на заднем сидении. Петруха тронул с места и включил музыку.

– Куда везти? – спросил он.

– Туда, куда вчера не доехали. Яблоки там, говорят по голове, железа в них навалом, хоть на скрапобазу сдавай. – Ответил ему Тимур, обнимая Алёнку.

– Все шутишь? А, всерьёз?

– Да, говорю, за яблоками…

Петруха качнул головой и замолчал. Ему была уплачена двойная такса.

По шоссе ехали быстро. А, вот, по просёлку пришлось пилить не шатко не валко. Только минут через тридцать, в предрассветной мгле, показались дачные домики. Машина обогнула их по кольцевой дорожке, и остановилась на выезде.

– Ждите здесь. – Сказал незнакомец, выходя из машины. Тимур тоже пошёл с ним. Алёнка раскрыла сумочку и нащупала ребристую рукоятку пистолета. Ей самой хотелось посчитаться за отца, но обстоятельства сложились не в её пользу. Пришлось пасти водилу, который явно был не в курсе событий и мог в критический момент сбежать вместе с транспортом. Она, потом, днями позже разделается с другим оборотнем, а с этим пусть кончают ребята.

Во время объезда по кольцу, мстители засекли «Джип» рядом с баней и, теперь шли туда наверняка, где после попойки крепко спали бандиты. Посреди недели, в осенний период, народу здесь бывает немного, дачный сезон «закрыт». Поэтому они подошли к объекту тихо, и остались ни кем, не замечены. Даже на улице, у дома, пахло жареными шашлыками и водкой. Давний знакомый Тимура Угрек, прозванный так ещё в школе, потому – что, не зная элементарных математических обозначений, вместо игрек, говорил угрек; ныне вплотную связанный с уголовным миром, заглянул в окно и шлёпнул себя тыльной стороной ладони по горлу. Они поднялись на невысокое крылечко, и попробовали дверь. Та легко открылась. Переглянувшись, мстители вошли в дом и сразу открыли огонь по сонным бандитам. После стрельбы, включив свет, они увидели третью постель пустой, на ней только тлело ватное одеяло. Угрек метнулся по лестнице на мансарду… Хилый ночевавший на верху, выпрыгнул с балкончика на грядку, выскользнул из зоны обстрела и по соседней линии, во весь опор припустил в лес.

– Ушёл, собака! – Психанул Угрек. – От меня ещё никто не уходил!

– Ничего, сделаем по их же методу – ментам стуканем. Далеко не убежит.

– А вот стучать, нехорошо.

– Так он же… Гуню сдал!

– Ну – это другое дело. – Обливая «Джип» бензином, говорил запыхавшийся Угрек. Подпалив машину, они бегом припустили к поджидавшей их «шестёрке».

Услыхав беспорядочную стрельбу, Петруха запаниковал.

– Не фига себе яблочки! В гробу я их видел! – Надеясь найти в Алёнке союзника, закричал он и, включив передачу, тронул с места.

– Стоять! – Завизжала Алёнка, больно уперев ему в загривок ствол пистолета.

Петруха, так же резко остановился, как и тронулся с места.

– Чёрт! Чёрт!.. – Повторял он, озираясь по сторонам. – Ну, чего сгузал?! Давай задом вперёд! Вон ребята бегут уже…

Петруха задом поехал навстречу подбегавшим мстителям. Они быстро сели в машину и тут раздался взрыв. Петруха испуганно смотрел на Угрека.

– Чего вылупился?! Давай, вперёд!

– Ноги не слушаются. – Сказал тот.

– А, я сейчас тебе мозгу вышибу, тогда весь организм перестанет слушаться. – Направил свой пистолет на него Угрек. Тот сразу пришёл в себя, и машина помчалась вперед, не замечая рытвин и ухаб. – Вот так: больше газу, меньше ям. – Уже спокойно сказал Угрек.

– Ну, что, получилось? – шепнула на ухо Тимуру Алёнка.

– Не совсем. Хилый ушёл. Но, это ерунда… – ответил ей, так же шепотом, Тимур.Она вначале испугалась, но поразмыслив, даже обрадовалась: может быть ей теперь самой лично, доведётся свести с ним счеты?!

Вернувшись в город, Алёнка сразу же отправилась на вокзал и купила билет на вечерний поезд до станции Сенная, где теперь находился отчим.

– «Уж, этого-то, я не упущу! Я ему сонному глотку перережу!» – Злорадно думала падчерица.

После насыщенной событиями бессонной ночи, она почувствовала неимоверную усталость. Побаливала голова. Войдя в комнату, Алёнка не успела раздеться, как за ней по пятам вошёл Тимур, сверкая белозубой улыбкой. Он сразу же шагнул к ней и обнял, стремясь поцеловать. Но, Алёнка, имея чувство меры, прижала ладонь к его губам.

– Не надо, Тим. Спать хочу, сил нет.– Так вместе и поспим. – Едва сдерживая желание, весело сказал он…

…Предъявить обвинение в незаконном хранении оружия Сергуне не смогли, потому что, как и говорил Тимур, у него в кармане всегда лежало свежее заявление о сдаче в милицию, будто бы случайно найденного ствола. Поставив его для порядка на учет и натерев уши воспитательными речами, на следующее утро его отпустили. Помогло Сергуне и то, что он в отличие от приблатнённых ровесников не выпендривался перед милиционерами, а отвечал на вопросы корректно, с невинным видом, будто беседовал со школьными учителями.

Отделение находилось неподалеку от дома и Сергуня, поёживаясь от осенней утренней прохлады, дошёл быстро. На дворе было ещё пустынно. Чтобы согреться, он без остановок по лестнице вбежал на свой этаж и, не теряя темпа, нырнул в свою секцию. На дверях остался след от сорванной опечатки.

– «Значит, она дома!» – Радостно подумал Сергуня и, отперев дверь, распахнул её.

Пред его глазами предстали, стоявшие друг против друга растерянно удивлённые, Тим и Алёнка. Сергуня ни о чём плохом даже бы и не подумал, если бы розовая и нежная кожа на лице Алёнки, не вспыхнула стыдливым красным факелом. Она опустила глаза в пол и чуть слышно произнесла:

– П-привет…

– А, мы вот… как раз к тебе собирались. – Нашёлся Тимур. – Скажи, Алёна…

Она закивала головой и посмотрела на Сергуню. Глаза смотрели виновато.

Хозяин прошёл к неприбранному дивану, на ходу заметив, оставленные на простыни последствия их бурного прелюбодеяния и, закинув это одеялом, присел на край.

– Мы, это… Ездили ночью на разборку… с Хилым. Жалко, что сам он ушёл. Со второго этажа сиганул и слинял, гад! – Попытался хоть как-то оправдаться перед другом Тимур. Сергуня окинул взглядом множество пивных банок, среди которых было ещё достаточно не раскрытых и, взяв одну, раскрыл и выпил всю, почти от неё не отрываясь.

– Не вовремя, я появился. Надо было бы лет, этак, через пять… А, теперь выходит, испортил второй акт вашего спектакля. – Устало проговорил Сергуня и пошёл в потайную. Через минуту он вышел.

– Кто там лазил? – строго спросил он.

– Я. – Тихо ответила Алёнка.

– Ствол где?! – Громко крикнул на неё Сергуня.

– Н-нет… не дам! – Испуганно замотала она головой.

– По-ло-жи на место. – Отчетливо, по слогам сказал хозяин. – И никогда больше не лезь не в свои дела! «Прынцесса». – Последнее слово он процедил сквозь зубы и прошёл к дверям мимо Тимура, чуть не сбив того с ног.

В его обманутой душе, всё кипело. Хотелось заплакать, но Сергуня, стиснув зубы, терпел. В запале он зашёл в палатку, что стояла под боком, купил литровую бутылку водки, закуски и направился в подвал, к дяде Фёдору, который всегда был на своем рабочем месте.

– Дядь, Федь! Давай-ка хлопнем по стакану. – Ещё на входе крикнул Сергуня, торопясь к столу с большой стеклянной пепельницей.

– Да, мне с утра пить, как-то несподручно. Что у тебя за радость такая?

– Так… – торопливо разливая водку в одноразовые стаканчики, использованные тут многократно, грустно ответил Сергуня. – Просто, я сегодня в этой жизни многое понял.

– Ишь, ты… – присаживаясь на широкую скамейку, качнул головой старик. – Девка, что-ли, изменила?

– Ты, как догадался?

– Просто. В твоем возрасте других причин для пьянки быть не может.– Ну, давай, дядя Фёдор… берем. Как ты там говаривал? За тех, кто на борту! Кто за бортом, без нас напьется.

Прибравшись в комнате, постирав простынку и, развесив её в сушилке, Алёнка сосчитала оставшиеся в её сумочке деньги, положила обратно в ящик пистолет, предварительно завернув его в ту же промасленную тряпку, глянула на часы и, уткнувшись в подушку, обмочила её обильными слезами. Выплакавшись, подошла к холодильнику, где за хлебницей был припрятан складень отчима и, взяв его, положила в сумку, на самое дно. Сначала она хотела оставить Сергуне записку, но не смогла сочинить и, скомкав листок, вышла из комнаты, заперев за собой дверь.

На улице, в толпе ребят, она разглядела Тимура. Нерешительно подойдя к нему, спросила:

– Ты не знаешь, где он? Уже вечер…

– Никуда он не делся. В подвале у дядьки, винкой балуется.

– Правда? – обрадовалась Алёнка. – Пойдем к нему, а?

– Идем, только что из того? Он, наверное, уже в отрубе. – Тим потоптался на месте и, заглянув ей в глаза, спросил. – Ты, всё-таки, решила остаться с ним?

Она ничего не ответила, только шмыгнула носом.

Тимур в подвал спускаться не стал, остался курить на улице. Алёна по деревянному щиту, по которому съезжал на мотоцикле Сергуня, осторожно спустилась вниз и, приоткрыла тяжёлую дверь. У верстака копошился пожилой мужчина. Поодаль, уткнувшись лицом в стол, почивал Сергуня.

– Здравствуйте. – Сказала Алёнка дяде Фёдору.

– О-о, какая невеста к нам пожаловала! – Не ответив на приветствие, весело проговорил хозяин подвала. – За ним? Пусть бы проспался. Не стащить тебе его такого.

Алёнка подошла к Сергуне и сильно потрясла за плечо.

– Гуня-а…

– Не знаю, чего ему сегодня вздумалось? Раньше, вроде так не пил.

– Гу-у-унь… – трясла его Алёнка.

Наконец, тот оторвал голову от стола и привалился спиной к стене, пьяным взглядом, уставясь на Алёнку.

– Дядя Фёдор! знакомсе… стесь… – самая красивая девушка нашего подвала… Алёна папина. Сегодня она будет спать тут… если хочешь, с тобой!

Пьяно прищурив глаз, он беззвучно рассмеялся. Алёнку его, казалось безобидные слова, резанули по сердцу. Сама не ожидая того, она влепила Сергуне звонкую пощёчину и, не помня себя от обиды, на четвереньках по щиту, выкарабкалась на улицу. Увидев её зарёванную, Тимур кинулся к ней. Она толкнула его в грудь и бегом направилась в сторону железнодорожного вокзала.– Чёкнутая, какая-то!.. – Сплюнул Тимур и неторопливо побрёл к песочнице.

Глава 22

Хилый и сам давненько подумывал, как бы избавиться от этих дебильных корешей. А тут в одну ночь подфартило. Молодцы ребятишки. Далеко в лес он забираться не стал, понимая, что у «гостей» нет времени, чтобы гоняться за ним. Да и свои головы в незнакомой местности потерять можно. Он прилёг на большую кочку, обросшую черничником, вслушиваясь в доносившиеся со стороны построек звуки. Услышав взрыв, а затем визг резины, сорвавшейся с места машины, он приподнялся и, внимательно оглядев каждый куст, направился к избушке, которую накануне они «сняли» для отдыха. Рядом с нею догорал «Джип».

– «Его тоже пора было поменять. – Подумал Хилый. – Примелькался уже. Ты только погляди – столько народа рядом живет, а хоть бы один высунулся. Ишь, как людей перестройка переделала. У каждого своё. Чуть, что – это твои проблемы! Тьфу-т-ты! Ну, давайте, давайте. В розницу-то вас проще общипывать».

Он вошёл в домик, глянул на трупы и поднялся в мансарду. Минут через десять, спустился переодетым в грибника, с корзинкой в руке.

Пройдя лесом вдоль дороги с километр, прикрыв чистую одежду, лежавшую в корзине сухими листьями и несколькими поганками, Хилый размашистым шагом направился к видневшейся на бугре деревне. В деревне должно было быть какое-нибудь хозяйство. А, если таковое имеется, тогда должно быть и молоко. Испить парного молочка, Хилый особого желания не испытывал, но за этим продуктом, как принято, приезжает машина из города, на которой и можно будет туда беспрепятственно добраться. Окончательно успокоившись, он, походя, размышлял о своем дальнейшем житие-бытие: «Чтобы нормально существовать на земле этой грешной, ему бы вполне хватило «Кулибина» и ещё парочку таких же засланцев. Тогда бы и в «общак» отстегивал на старость… Но, как его приручить? Уши ему сказками не натрёшь. Какие у него слабые места? Живёт один. А! – девка есть. Девка красивая, наверное, у них любовь. И это единственный его минус. Наверняка заяву с собой таскал. Значит, не сегодня-завтра его отпустят. Надо будет сходу звякнуть этому чумазому, как его… Тимуру, разузнать чего почём. Этого захомутать можно – бабки любит больше чем себя. С этим я решу однозначно. Эх, Кулибин, Кулибин! Не я буду, если ты на меня горбатить не станешь».

К деревне он подошёл со стороны леса. Ферма в ней, в отличие от других населённых пунктов, была. В ней полным ходом велась дойка коров. Хилый подкрался к коровнику. У входа блестело большое количество молочных фляг. Двери в тамбур были распахнуты. Ступая большими, не своего размера сапогами, по навозу, перемешанному с грязью, он добрёл до входа. В тамбуре стояла женщина, с блокнотом и авторучкой в руках. Здороваясь с ней, Хилый, даже слегка поклонился.

– Чего дед, молочка захотел? – бодро спросила бабёнка бальзаковского возраста, выпячивая свою могучую грудь перед его носом.

– Заблудился я. Как бы мне до города добраться?

– Где ж тут блудить? Одни поля кругом.

– Бывает, что и в своей квартире заплутаешь, вместо туалета, в шифоньер сходишь.

– О-ой, с бодуна, что ли? – рассмеялась она, заглядывая в корзинку. – Да ты, дед, вроде одних поганок набрал… – она протянула руку к грибам, но тот отвернул корзинку за спину.

– Для кого поганки, а для меня лекарство.

– Ну, пойдем, похмелю парным молочком. Правда, хлеба здесь нет.

Ему ничего не оставалось делать, как испить из литровой кружки парного молока.

– Машина-то придет скоро. Только не знаю, может, кто у него в кабине будет уже. Он иногда берет наших до города, за отдельную плату.

– Так ты договорись с ним, красивая. – Хилый вложил в её мясистую ладонь сторублевку. – Уж больно я устал плутать по этим коряжистым перелескам.

– Это шофёру отдать? – посмотрела она на деньги.

– Зачем же? Это вам, за заботу. С шофёром я отдельно рассчитаюсь.

– А-а, ну спасибо. Где бы мне такого богатенького мужичка подцепить?

– Читайте объявления в газетах и тогда обязательно подцепите. – Отшутился Хилый.

Послышался шум мотора. Хилый выглянул из ворот. Это задом подруливала молоковозка. В кабине кроме шофёра никого не было. Женщина подошла к машине и, кивая на грибника, поговорила с ним, широко улыбаясь. Тот высунулся в форточку и махнул тому рукой. Хилый быстро прошёл к машине и забрался в кабину.

– Вообще-то тут просилась одна попутчица… – сразу предупредил шофёр.

Хилый не задумываясь, протянул ему сторублевку. Тот не взял и отвернулся в форточку.

– Вон, Игнатьевна бежит. У неё такса двести…

Хилый подал ему двести.

– Не. Вылезай. Она у меня постоянная клиентка.

– Ну, хрен с тобой! Держи пятьсот, скажем твоей Игнатьевне, что у меня острый приступ аппендицита.

Проехав в кабине «ГАЗона» по ухабистой грунтовке километров десять, Хилый почувствовал в животе неведомое ему до селе ощущение. Его живот, с каждой колдобиной, превращался в тугое пузо. Ему хотелось испустить из себя, но, глядя на суровое лицо шофёра, приходилось терпеть. Город был не так далеко, уже виднелись заводские трубы…