По дороге к Храму

– Хорошо. Спасибо вам.

Позвякивая ключами, появился Спирин.

– Слышь, Спирин? Вот как бывает: один брат мокрушник, а другой человек человеком. Поди, тут, разберись.

– Да какой он ему брат? Тот чёрный, как головешка, а этот рыжий – хоть прикуривай… – нехотя проговорил Спирин.

– Разве? А я, что-то и не заметил. – Сказал майор, удаляясь с поста. Его трудовой будень, ещё только начинался.

Обезоруженный Тимуром, Сергуня направился к дому дворами. Там меньше ветра и идти было спокойней. Но все-таки он воровато оглядывался, опасаясь наезда Хилого. Уж, больно многообещающе тот в последний раз перед ним разорялся. «И, этот ещё!.. ствол забрал. Теперь наломает дров! Самого могут потянуть. Ну, блин! На кой мне такая жись?! С моста, что ли сигануть? Там мало кто из прыгунов выжил… Да, с моста будет надёжней всего – не разобьешься, так утонешь!». – Идея показалась вполне подходящей. Ничего теперь не опасаясь и не оглядываясь, Сергуня прибавил шагу. По пути к своей смерти, зашёл в низкопробный бар, в котором людей почти не было, и попросил продавца налить ему полный стакан водки.

– Чего-о? – пропела продавщица. – Тебе сколько годков-то, милый?..

– Восемнадцать.

– А, у нас, до двадцати одного не положено. Вон почитай на стенке бумажку.

Сергуня положил на тарелку, прямо ей под нос пятисотенную.

– Мне без сдачи.

– Ну, а потом чего с тобой делать?

– Я сразу же уйду.

Продавщица замешкалась. Вспомнив, что на том свете деньги не понадобятся, Сергуня выгреб из кармана остававшиеся тысячи полторы и положил перед носом продавщицы.

– Откуда ты такой богатый?

– От верблюда… – ответил Сергуня, наблюдая, как она забирает деньги.

– Ну, ладно, олигарх, налью… Только чтобы сразу домой!

– И, беляш подогрейте, пожалуйста.

Получив двести граммов водки и неимоверно горячий беляш, он присел за угловой столик и долго задумчиво там сидел, не прикасаясь к спиртному. Потом залпом опустошил стакан, откусил немного беляша и быстро покинул сие заведение.

Отец Георгий, бывший офицер «спецназа», отслуживший добрый десяток лет в горячих точках, не смотря на ранения, в свои тридцать пять лет, имел недюжинную силу. В свободное от службы в Храме время, он любил пробежаться по горбатому мосту с голым торсом, где его тело со всех сторон пронизывал холодный порывистый ветер. После пробежки, так же принимал холодный душ, и потом долго и с наслаждением растирался большущим полотенцем.

Сегодня отец Георгий бежал навстречу ветру, выбивавшему слёзы из глаз, и путь ему временами казался затуманенным. Его длинные волосы были прибраны округ головы, под широкую чёрную ленту, на ногах белые кроссовки и что веселило, проезжавших по мосту людей, был в цветастых шортах. На бегу, он щурился от ветра, но вдруг его глаза стали округляться и становиться всё шире и шире! Он увидел посредине моста, сидевшего свесив ноги с перил молодого человека… Тот, по всей видимости, докуривал свою последнюю в жизни сигарету. Первое, что пришло на ум отцу Георгию – это не спугнуть, а тихо подкрасться сзади и резко сдернуть того сюда, обратно на этот свет. Но не успел он поравняться с самоубийцей, как тот соскользнул вниз.

– О, Господи! – Вырвалось у батюшки, заглянувшего за перила на расходившиеся по волнующейся воде круги. Он, не раздумывая, перекрестился и, перемахнув через перила, «солдатиком» полетел вслед за самоубийцей. С такой высоты сигать в ледяную воду ему ещё не приходилось – это было смертельно опасно… Вскоре над водой показалась сначала кашлявшая голова Сергуни, а затем и батюшкина, с вытаращенными, словно у морского льва глазами. Он быстро подгреб к утопающему и, сделав захват, как его учили давным-давно, начал одной рукой грести к берегу, молясь про себя, чтобы не свело холодом конечности. Выбравшись на берег, он положил Сергуню животом вниз и, подняв вверх его ноги, принялся вытряхивать из него воду. Но вместо воды из того полезла блевотина, и отец Георгий, отпустив ноги, тяжело дыша, присел на песок, удивлённо на глаз прикидывая расстояние, которое ему только что довелось проплыть.

– Ну, давай подымайся… сын мой. Выжимай одежду, а то дуба дашь. – Он стал стаскивать с парня куртку, и заметил, что тот всхлипывает.

– Ну… зачем?! Что вы все… всё время суётесь?! – Выкрикнул сквозь слёзы Сергуня, до сих пор находясь под влиянием спиртного.

– А-ну, молчать! – Командирским басом гаркнул спаситель. – Щенок! – Его грубость привела Сергуню в чувство. Он удивленно и настороженно смотрел на могучую, мускулистую фигуру незнакомца. – Я через него чуть жизни не лишился! А он мне тут бесовскую галиматью заваривает! Молчать, я сказал!

Сергуня, дрожа от холода, перестал всхлипывать.

– Выжимай одежду, я сказал! – В последний раз прикрикнул на него отец Георгий. – Ишь, ты… топиться он задумал. А… Родину, кто защищать будет? Мы своё отвоевали, сын мой… – Уже мягче говорил священник, помогая Сергуне выжимать штаны. Когда одежда была кое-как напялена на тело, спаситель спросил:

– Ты где живешь, герой-гемаррой?

– У вокзала.

– Значит, если напрямки, километра три будет. Так: за мной, бего-ом, марш! Не отставать! Шире шаг!..

Сергуня послушно бежал за командиром, с каждой минутой ощущая потепление во всём теле. Пробежав половину пути, он почувствовал, что грудь его разрывается на части, а ног будто и не было вовсе, но спаситель совершал бег на месте и, поджидая, подбадривал:

– Давай, давай, вперёд! Сейчас откроется второе дыхание…

Действительно, через минуту, бежать стало легче. Завидев общежитский комплекс, Сергуня даже чуть улыбнулся своей содеянной глупости.

– Ну, который твой дом? – спросил отец Георгий.

– Да вот он. – Указал пальцем Сергуня.

– Веди.

Они преодолели ступеньки подъезда и очутились в фойе общежития. Уборщица, протиравшая лентяйкой полы, увидев парившую одежду на Сергуне и сопровождавшего его длинноволосого, бородатого богатыря в цветастых шортах, выронила из рук свой инструмент и перекрестилась. Заметив это, отец Георгий слегка поклонился, и басом произнес:

– Да, хранит тебя Господь, дочь моя.– Чего деется! – Прошептала она, глядя на удалявшиеся по лестнице шорты.

Глава 25

Алёнка прожила в интернате для психически нездоровых людей всю зиму и весну. После случившегося с нею отклонения от нормы поведения, она вскоре пришла в себя и незаметно для персонала, взяла на себя функции санитарки. Она так же не отказывалась помогать по кухне и по уборке помещений. Работников в этой сфере не хватало, и поэтому администрация была вполне удовлетворена ее действиями. Даже, когда посреди зимы к ним нагрянула внезапная комиссия, ее срочно переодели в медицинское обмундирование и объявили временной работницей, нанятой из местного населения. Больничную карту изъяли и припрятали до лучших времен. Обо всём этом Алёнка даже не задумывалась и её как исполнительную и покладистую работницу не только уважали, но она стала всеобщей любимицей интерната. Директор интерната Клара Захаровна, всякий раз смотрела на неё с умилением. Однажды, в весеннее половодье, когда Алёнка несла на кухню большую охапку дров, Клара Захаровна остановила её и попросила зайти к ней в кабинет. Положив дрова у печки, та поспешила в канцелярию.

– А, скажи мне Алёнушка, – пропела, привыкшая обращаться к больным, как к детям начальница, – у тебя, что, дома нет?

– Почему? – растерялась от неожиданного вопроса Алёнка. – Есть.

– А, родные, близкие?..

Алёнка, отрицательно покрутила головой.

– Так что же, ты решила жить у нас всегда?

Алёнка кивнула.

– И… чем же тебе у нас нравится?

Она пожала плечами и, подняв свои прекрасные глаза, сказала:

– Больные… они же, как дети. Я с ними подружилась. Мне здесь… как-то спокойно и… легко. Вы меня хотите сократить?

– Нет, нет! Что ты милая, Бог с тобой. Об этом даже и помыслов у меня никогда не было. – Откинулась на спинку старенького обшарпанного кресла Клара Захаровна. – У тебя, милочка, похоже, к нашей работе призвание. А не желаешь ли ты поучиться, ну скажем на медсестру? Как бы от нашего учреждения…

– А где? – насторожённо спросила Алёнка.

– Ну, скажем, в областном центре есть такое училище.

– В областном?.. Я согласна. – Ответила Алёнка, улыбнувшись.

– Ну, вот и ладненько. Мы тебе направленьице оформим.

– А нельзя мне на Троицу, домой съездить? На могилу к маме?

– Конечно, конечно, милая. – Внимательно её, разглядывая, сказала Клара Захаровна, окончательно убедившись в том, что Алёнка далеко не сумасшедшая. Она взяла календарь и, полистав его, молвила:

– Нынче Троица ранняя, вторая неделя июня. Так и пометим. Напишешь за свой счёт дня на два-три… Я думаю, хватит?

– Конечно, хватит. Спасибо вам.

– Не за что милая, не за что. А осенью поезжай на учёбу.

Таким образом, перед Алёнкой открылась перспектива стать медицинским работником.

В посёлок заходить Алёнке не хотелось и потому от станции, она по старой дороге направилась прямо на кладбище. Природа уже повсюду радовалась наступившему лету и она, свернув с дороги в дополнение к четырем купленным тюльпанам, нарвала большой букет полевых ромашек. Путь показался длинным. Добравшись до кладбища, почувствовала усталость, но у могилки не было ни столика со скамейкой, не даже оградки.

– «Какая же я всё-таки беспутная. – Самокритично, с грустинкой, подумала она, укладывая цветы под самый крест с потускневшим материнским портретом. – Надо будет разузнать, где всё это можно купить».

Алёнка, то присаживалась на корточки перед могилой и тихо плакала, то ходила вокруг, держа ладонью щёку и, можно было подумать, что у неё сильно болит зуб. Постепенно на кладбище собрался народ. Рядом и поодаль, пришедшие родственники, поминали усопших. Кто-то уже рыдал, кто-то смеялся, повсюду слышался пьяный говор и кладбище, недавно такое тихое спокойное вдруг Алёнке показалось местом всеобщей народной попойки. Через головы соседей, она заметила высокого широкоплечего парня, поглядывавшего время от времени в её сторону и будто что-то знакомое мелькнуло в чертах его лица. Она хотела пройтись вдоль ряда, чтобы приглядеться к нему поближе, но тот слегка припадая на одну ногу, и опираясь на полированную клюшку, сам направился к ней.

– «Да, конечно же, это он! Он, Славка!!». – Она растерянно прижала кулаки к груди.

– Алёна? – спросил тот приблизившись. Его глаза смеялись, но сам он был суров. – Ты?

– Я.

– Меня узнала?

У Алёнки на глазах навернулись слёзы и она, всхлипнув, кивнула:

– Мы с тобой в первом классе за одной партой сидели.

– Какая ты стала красивая!..

Она мокрыми глазами глянула на него.

– А я тебя по телевизору видела… Ты играл в футбол…

– Всё, наигрался. – Сказал он и, не стесняясь, приподнял штанину, показывая короткий желтоватый протез. Алёнка ахнула.

– Извини… я не знала. Как же это? Из-за футбола?..

– Из-за машины. Да, ерунда. Теперь я пенсионер. – Он положил ей руку на плечо, дотронулся до шёлковистой пряди волос. – Забавно, правда?

– Скажешь тоже. Чего тут забавного? У тебя здесь кто? – кивнула Алёнка в сторону, откуда он пришёл.

– Дед у меня тут. Может, помнишь? Генерал…

– Конечно, помню.

– А у тебя мать? Ужас, как вы с ней похожи! – Покачал головой Славка. – Ты долго здесь будешь?

– А ты?

– Я бы, хоть сейчас ушёл, да тебя встретил. Тут все уже пьяные. Друг друга не видят.

– Я тоже бы ушла.

Алёнка напоследок протёрла материнский портрет, недолго молча, постояла и, глянув на Славика, спросила:

– Пошли?

– Пошли.

– Тебе, наверное, больно ступать? – осторожно спросила она.

– Ерунда. Алексею Маресьеву, куда больней было. Вообще-то у меня машина есть. А, я специально… пешком, чтобы быстрей привыкнуть.

На середине пути он остановился.

– Ты устал? Я что-то тоже притомилась. – Сказала Алёнка, присматривая обочину дороги, где бы можно было присесть.

– Ты не за мужем? – спросил Славик, покраснев.

– Нет. – Подумав, ответила она. – А, что?

– Так. – Сказал он с улыбкой, посмотрев на землю, потом на небо, окинул взглядом верхушки сосен. – Понравилась ты мне… сразу… же.

Алёнка не мигая, смотрела на него. Он, застеснявшись, захромал дальше. Постояв, она его догнала и, взяв под ручку, пошла рядом. Так, молча, они дошли до переезда. Там остановились, и Славик притянув её к себе, нежно обнял. Он не стал целовать, а просто обнял и ей от этого непохотливого объятия, стало легко и радостно. Вдруг Славик резко от неё отшатнулся и, размахнувшись, забросил клюшку за макушки высоких сосен.

– Ну, а теперь… пойдешь за меня?

– После всего, что я тебе наговорила? – покусывая губы, спросила она.

Он кинулся к ней, взял за плечи и легонько встряхнув, посмотрел в её колдовские глаза:

– Не было всего этого! Выбрось из головы, сотри из памяти, к чёртовой бабушке!! И больше об этом не вспоминай! Согласна?– Согласна. – Улыбнувшись, произнесла она. – Ещё как согласна…

Славик предложил обвенчаться в одной из Пятиморских церквей. Хотя ей так не хотелось ехать в этот город, она не посмела его обидеть, столь открыто к ней расположенного.

Тёплым субботним утром, к воротам церкви Непорочного Зачатия, подкатил свадебный кортеж. До венчания оставалось минут десять и гости, все со стороны жениха, весело, но скромно шутили у входа в Храм Божий. Невесту, в белом свадебном убранстве можно было сравнить разве что с самой Богиней любви. Её красота резала глаза всем окружающим. Наконец их пригласили в Храм. Внутри его было светло и величественно. Множество образов, в отделанных позолотой оправах, испытующими взглядами, молчаливо взирали на молодых. Раскрылись позолоченные врата, и из них вышел батюшка. За ним, в длинной чёрной рясе поспешал молодой прислужник, с толстой книгой в руках. Он полистал её и с поклоном подал батюшке. Прислужник был очень похож на Сергуню.

– Ты, что нервничаешь? – шёпотом спросил жених, наклонившись к уху невесты. – Не бойся – это совсем не больно. – Пошутил он.

– Просто… показалось.

Во время венчания, Алёнка вела себя настолько рассеянно, что даже умудрилась выронить из руки кольцо жениха, которое, звякнув об пол, покатилось за колонну с множеством свечей. Она, не раздумывая, побежала за ним. Там за колонной, колечко ей протягивал, обросший длинными волосами, Сергуня, приодетый в монашескую одежду. От этой неожиданности Алёнка не могла произнести ни слова. Его же вид был невозмутим.

– Гуня?! – Наконец прошептала она. – Ты чего здесь?..

– Никон я, сестра. Служу тут. – Он осенил её размашистым крестом и, спрятав руки под широкие полы, быстро засеменил к Алтарю. Алёнку попросили встать на прежнее место. Ещё раз, оглянувшись на Сергуню, она, наконец, выполнила свою миссию, надела кольцо на палец жениха. Пока велась служба, Алёнка постоянно вертела головой, высматривая в толпе друга детства, но так его больше и не увидела.

Никон вышел на крыльцо Храма и ещё раз осенил широким крестом отъезжавший кортеж. Его глаза грустно смотрели на сияющий лаком головной автомобиль, в котором сидели молодые.

– Стойте! – Вдруг закричал жених. – Стойте же… Чуть не забыл! – Машины остановились одна за другой. Славик порылся в пакете и вынул из него школьную тетрадку с выгоревшими голубыми корочками. – Нашёл у деда в ящике. Надо отдать священнику. Я сейчас.

Славик вернулся к Никону и что-то объяснив, отдал ему тетрадь. Тот принял и, поклонившись, заторопился внутрь Храма. Славуня же заспешил к невесте, но после нескольких шагов задумчиво щурясь, обернулся. Святого на крыльце уже не было.– Хм! – Произнёс жених и почти не хромая быстро пошёл к машинам.

Часть 3 Часовня убиенной Варвары

Глава 26

Перезимовав в сизо, и впитав массу разных тюремных премудростей, Тимур проснулся ранним майским утром, едва за зарешеченным окном забрезжил рассвет. Он нащупал зашитый в подушке пистолет, пошарил пальцами под уголком кровати и оторвал от него магнитик с бритвенным лезвием. Элеметщики, ничего не подозревая, спали. Тимур подошел к окну, открывшему через грязное стекло вид на тюремный дворик, где стоял милицейский УАЗ. Он закурил, заставив заворочаться сокамерников. До завтрака оставалось два часа. Он ещё раз, словно киноплёнку, прокрутил в голове свой план и, погасив окурок о подоконник, прошел к своему койко-месту. Он, может быть, и не рискнул бы совершить этот дерзкий побег, но Алёнка!.. Тимур уже через неделю заключения не мог о ней думать спокойно. Он понял, что хочет её не только видеть всегда рядом с собой, но и иметь, как любимую женщину. Распоров низ подушки бритвенным лезвием, он аккуратно извлек самоделку и, оглянувшись на дверь, сунул пистолет стволом вниз за пояс штанов со спины. Потом отрезал от простыни клочок и, скрутив его в ладонях, использовал это вместо поясного ремня. Теперь пистолет прочно сидел за поясом, можно было ходить, бегать, приседать и он никуда бы не выпал. Тимур задёрнул одеялом шконку, чтобы не было видно подушки, и прилёг в ожидании завтрака. Время тянулось ужасно медленно. Он несколько раз подходил к окну, посматривая на «ментовоз».

Наконец машина завелась, и в камере почувствовался запах выхлопных газов.

– «Так: минут пять будет прогреваться мотор». – Подумал Тимур, поднимаясь на ноги и направляясь к двери. Подойдя, он носком ботинка принялся со всей силы стучать в неё. Ничего не понимая, просыпались и рассаживались на своих местах сокамерники. Тимур, приложив ствол к губам, приказал им молчать, продолжая, остервенело пинать по железу. Этого шума ему показалось мало.

– Насилуют! – Закричал он во все горло. – Откройте, насилуют!