По дороге к Храму

– О! – Воскликнул красномордый, похожий на колобка парень. – Братва, наша чувиха!

Они все разом закурили, и в тамбуре повис густой туман. Колобок подкатился вплотную к Алёнке и дыхнул на неё противным перегаром, потрогав толстыми пальцами кончики её волос. У неё внутри снова вспыхнул какой-то дьявольский огонёк. Ей захотелось пнуть ему но, видя их далеко не хилые фигуры, стерпела.

– Далеко ли едешь, киска? – замурлыкал колобок. – Может, перепихнёмся, а? – Нараспев прошептал он ей в ухо, пытаясь губами прикоснуться к шее.

– Ну, не сейчас же! – Смело ответила Алёнка, легонько отталкивая его от себя.

– А когда же? У меня «усегда» готов!

– Приходи сюда… через пять остановок, когда моя тётка выйдет.

– А-а, так ты с тёткой?! А я думаю, чего такая дикая киска?

Алёнка на ощупь достала сигарету, чтобы не стоять перед ним просто так. Колобок, надеясь на обещание, стал вести себя немного приличней, шикая на собутыльников, когда те смачно выражались. Но сигареты быстро превратились в окурки, растоптанные подошвами и колобок, снова полез к ней.

– Давай поцелуемся? Знаешь, как я хорошо целуюсь?!

Он сгрёб её в объятия и своим мокрым ртом вцепился ей в губы. Алёнке было больно и противно, но вырваться не хватало сил. Его дружки после залпа хохота, начали считать, при каждой цифре громко хлопая в ладоши:

– Р-раз!.. ды-ва!.. ты-ри!.. че-тыри…

Её спасла проводница, возвращавшаяся в свой вагон.

– Ну-ка! Чего тут бардак развели?! Окурков набросали… Быстро вон отсюда!

– Ты, чё, мать? У нас тут свадьба!

– Я вам сейчас похороны устрою! Быстро отсюда! Насосались, блин!.. А ты чего стоишь, не стыдно?

– Короче через пять. – Сказал Алёнке колобок, уходя в вагон. – А, может раньше?

– Только чтоб один, без этих…

Снова, оставшись одна, она долго отплевывалась и вытирала губы носовым платком.

– Мразь! – Сказала она вслух и, достав бутылку, со злостью из неё отпила, ничего не почувствовав, словно в ней была вода. Затем, сунула руку на дно сумки и нащупала складень. Вынула его, раскрыла лезвие и положила в боковой карман, «молнию» застегнув, лишь наполовину.

Перегоны между станциями с каждым разом казались всё длиннее, и при каждой остановке учащенней билось её сердце. Неприязнь к мужскому полу возрастала.

– «Наконец-то». – Она отметила пятую остановку большим глотком коньяка. Ей уже не нужно было закусывать конфетой – молодой организм смирился с небольшими дозами алкоголя. Она приподняла бутылку перед светильником и, прищурив глаз, смерила количество содержимого. Оставалось больше половины бутылки.

– «Ну, ладно. Что-то жених не появляется?» – подумала Алёнка и приоткрыла дверь в вагон. Тот мотаясь из стороны в сторону пробирался по проходу в её направлении. Сердце кольнуло, будто иглой.

– Будь, что будет! – Прошептала она и открыла входную дверь нараспашку.

– А-а, вот-т и я! Каждую станцию, с братвой на столе отмечали. Во, потрогай, как выпирает! Он у меня ба-аль-шо-ой.! Тебе понравится. – Старался перекричать перестук колёс половой гигант. Алёнку била нервная дрожь.

– Дверь закрой! – Крикнула она ему.

– А-а… двери? – улыбаясь во весь рот, он шагнул выполнять просьбу «партнерши». Молодой брагой бурлила в Алёнке ненависть к этому пьяному ублюдку! И она вырвалась из бутыли, выбив крепко заклиненную пробку – Алёнка выхватила нож, крепко держа его двумя руками, с силой всадила насильнику под левую лопатку, и испуганно немедля вытащила лезвие обратно. Парень качнулся и, падая, развернулся лицом вверх. Улыбка с лица исчезла, а окровавленные почему-то губы еле слышно прошептали:

– Сук-ка!

Это слово ещё больше взбесило Алёнку, и она, применив всю свою силу, схватила его за нижнюю часть штанин, приподняла и перевернула в открытый дверной проём. Быстро захлопнув дверь, она немного отдышалась и прошла в другой вагон.

Он оказался купейным. Увидев дверь туалета, она исчезла за ней и долго булькала водой, смывая кровь со складня и со своей одежды. Холодной водой кровь смылась легко. Она прижалась спиной к стене, успокаивая дыхание.

– «Вот так, примерно, с вами надо… Потрахаться захотел… Пусть тебя черви трахают!»

Седьмая станция, на которой она сошла с поезда, почему-то называлась «Полесье». Вагон, в котором она находилась, не дотянул до вокзала, и ей было не прочитать название, потому и вышла тут опрометчиво. В этот поздний час на маленьком вокзале не было ни души. Она вошла в зал ожидания, присела на холодный деревянный диван и немного, подумав, достала бутылку. Когда ей снова стало тепло, она вышла на воздух. Издали с грохотом приближался мощный сноп света. И вскоре мимо, прогремел грузовой состав, обдавая грязными мокрыми брызгами.

– Да, пропади ты! – Выругалась Алёнка и в свете прожектора увидела женщину в форме железнодорожника. Чуть ли не бегом, Алёнка направилась к ней, опасаясь, что та сейчас исчезнет в темноте…

– Подождите! Минутку подождите…

– Чего раскричалась, как блажная?

– Я… я…

– Уж не рожать ли собралась? – ухмыльнулась хозяйка вокзала.

– Я просто не на той остановке вышла. Мне бы в Сенное надо…

– Так в Сенное поезда не ходют.

– Как?

– Не бывала ни разу, что ли?

Алёнка кивнула.

– Тут до него километра полтора, через поле. К кому приехала-то? Может, я знаю.

– Э-э… К Терёхиным.

– К Нине Ивановне?

– Ага! – Обрадовалась Алёнка.

– Так ты ступай до того красного огонька. Там будет переезд, а от него дорога прямо в деревню.

– А это точно Сенное?

– А какое ещё? Недавно и станция так называлась. Только зачем-то переиначили.

Алёнка посмотрела на горевший вдали красный глаз светофора и замялась в нерешительности.

– Иди, не бойся. У нас тут волков нет. Только поездов опасайся, не ходи по путям, ступай по бровке.

– Спасибо…

– Не за что. – Ответила женщина и неторопливо пошла к себе в дежурку.

Вблизи вокзала светили фонари, и идти было ещё можно, но как только они остались позади, щебенчатая насыпь, казалось, специально ставила подножки, что выводило путешественницу из равновесия. Громыхавшие мимо поезда всякий раз заставляли отступать в мокрую пожухлую траву. И в кроссовках теперь хлюпало и скрипело. Наконец-то за светофором забелели столбики переезда, и Алёнка ступила на твёрдую гладь накатанной дороги, блестевшей сыростью, от света вокзальных фонарей. Теперь, скрывавшие от ветра, растущие вдоль железной дороги ёлочки, остались на своем месте, и пуховик продувался насквозь, словно марлевый. Преодолев всего половину пути, она продрогла, казалось до мозга костей, и направилась по сырому скошенному полю к огромной соломенной скирде, похожей в темноте на спящего мамонта. Она прижалась к соломе спиной и, причастившись из бутылки, закурила. Ей, вдруг ужасно захотелось есть. Она курила и смотрела на единственный деревенский огонёк, расплывавшийся у неё в глазах. Решив быстренько дойти до следующей скирды, чтобы снова передохнуть, она прибавила шагу, но ненадолго. Ноги снова не слушались и постоянно натыкались на какие-то кочки и рытвины. Она еле добрела до следующего «мамонта» и уставшая присела под ним, прижавшись к мокрой соломе. Ей, вдруг вспомнился тот дебил в поезде, и она ужаснулась содеянному. Ведь могло всё получиться не в её пользу! И, сидела бы она сейчас в следственном изоляторе, вместе с разными заразными, не выполнив своей задуманной миссии до конца. Она заметила, что от этой скирды, до того единственного огонька, было рукой подать. Бутылка опустела, спиртное уже не согревало. Алёнка начала выдергивать солому из скирды, внутри она была сухой и тёплой. Вскоре в скирде появилась нора. Алёнка оглядела окружавшую темноту, и забралась в нору, прикрыв вход соломой. В соломе было тепло и тихо. Только из деревни доносился лай дворовой собаки. Клонило ко сну. Она не собиралась ночевать тут, а хотела всего лишь передохнуть и согреться, но мокрые ресницы слипались сами…