По следам мистера Волка
Шрифт:
— Как и… несколько часов назад. Кстати, — бросает она, выходя из комнаты, — я подписала вас на еженедельную городскую газету, принесу её вместе с чаем. И списки, что нужно купить для замка. Крыша в нескольких местах протекает… Да и вообще, пора готовиться к зиме!
— А ну? стой! — командует он и добавляет скорбно: — Прах выброси. Он уже не тот…
Элис прижимает к себе черепки, будто это кости её любимой бабули.
— Как вы можете? Граф Оуэн был великим человеком!
Она, конечно же, ничего о нём не слышала, но уверена, что это так.
— Да, дед мой прославился
Элис замирает, глядя на него так, будто впервые видит.
— Не ожидала от вас этого…
И Герберт, наконец, смеётся.
— Прости мне мои шутки. Покоится Майкрофт Оуэн на городском кладбище. Понятие не имею? зачем и чей прах — и прах ли это вовсе — держали в вазе.
Элис не обижается, только выдыхает и щурится, подойдя к нему ближе и вглядываясь в лицо:
— Я всё же сохраню этот прах… О, мы должны посетить кладбище! Конечно!
— Да зачем? — он осекается. — Впрочем, как хочешь, можешь оставить себе. Там, возможно, прах его любимого пса… А кладбище посетим, да. Всё в своё время, — он с раздражением поворачивается к ней спиной и накрывается с головой закашлявшись.
— За могилами нужно ухаживать…
Она поправляет ему одеяло.
— Не выспались?
— Просто мучает слабость, — признаётся он нехотя, не открывая глаз. — Голова болит. Найдёшь что-нибудь от головной боли?
— Д-да…
Она не убирает руку, странно заминается и закусывает губу.
Герберт ждёт, не двигаясь, а затем понимает, что болезненный, будто наполненный гудящим роем пчёл туман в его мыслях рассеялся.
— К-как? Ты… Это ты?
— О чём вы? — её салатовые глаза полны света, взгляд непонимающий.
Он приподнимается.
— Голова уже почти не болит… Нет, ни о чём, сп-спасибо, Элис. Ступай… Приготовь мне чая. Скоро мне нужно будет уйти.
— Да, конечно, нужно… — щебечет она, уходя, — ведь столько всего нужно купить… Вы сами справитесь, или мне пойти с вами? Думаете, будет неприлично? У меня нет хорошего платья…
Герберт поднимается, заглаживает растрёпанные волосы назад и цокает языком.
— Вообще, мне лучше бы идти одно… А, знаешь, — успевает он передумать, — если нужны покупки, идём вместе.
Это может сыграть ему на руку. Якобы он не специально на место преступления возвращался, а просто проходил мимо со своей помощницей. А то мало ли в чём ещё его могут обвинить…
***Вскоре Элис с важным видом приносит ему чай с молоком и бергамотом, овсянку и жареную курицу (мужчина ведь, к тому же волк). А ещё газету и стопку своих заметок — что нужно купить в первую очередь, что во вторую и сколько это примерно будет стоить.
Герберт, не без удовольствия взявшись за еду, не обратив внимания на газету, принимается просматривать записи своей служанки, с каждой минутой всё больше хмурясь.
— К чему такие траты, Элис? Ведь всё можно… как-нибудь подешевле устроить. Нет, не подумай, я в состоянии всё это приобрести, просто… Хм.
— Ну, конечно, можно навозом дыры заделать, но насколько этого хватит? Приятного аппетита, господин! А я пойду переодеваться.
— Иди, —
ворчит волк, прожёвывая курицу (недурно приготовленную), — иди! Только братца своего под замок посади на всякий случай. Может он даже проснуться не успеет, как мы вернёмся. В любом случае, это лучше, чем если я его на это время выставлю за дверь, верно?— Да, вы очень добры, граф… Ничего, что я вас так называю? Привычка.
Он улыбается ей, отставляет посуду, небрежно отбрасывает бумаги и сам принимается медленно, будто нехотя собираться.
— Ничего. Я сам себя так называю, мысленно. Я ведь и являюсь графом, как бы там закон ни менялся.
— Да… придумали, что теперь все равны. А ничего не изменилось ведь!
Элис Богард запирает ненадёжного родственника вместе с запиской и едой, закрывается у себя в комнате, где раньше жила тётушка Смит и придирчиво рассматривает платье, что купили именно для неё месяц назад, но выслать не успели. Жёлтая скользкая ткань, фасон немного нелепый, но в целом… У неё никогда не было такого платья!
Да и неприлично было бы. Она всё-таки не гувернантка.
Переодевшись и осмотрев себя, насколько это возможно в маленьком зеркальце со всех сторон, Элис вспоминает, что у неё нет подходящей обуви.
Ну что ж, там всё равно лужи. Грубые сапоги кто заметит под такой юбкой?
Оуэн ожидает её у выхода, одетый просто, словно специально пытаясь стать более неприметным под потёртым, серым плащом.
Но Элис всё никак не спускается и ему приходится плестись наверх и стучать в дверь, будто он какой-то мужлан, что ломится к бедной девице.
Или так просто представлялось ему, из-за чего раздражение лишь возрасло.
— Элис! Сколько можно ждать? — и он, думая, что дверь заперта, всё равно крутит ручку.
Она открывает, выглядит испуганной и встрёпанной, с распущенным золотистыми волосами, в платье.
— Сейчас-сейчас! У меня тут оборочка порвалась!
Герберт закатывает глаза, но после… замирает, рассматривая её как-то странно. Будто даже смутившись.
— Оборочка… Набросила бы наверх накидку и нет проблем, — бормочет он пятясь. — Давай быстрее.
— Точно! У меня ведь была где-то шаль, правда, немного молями изъеденная, но чуть-чуть спрячу!
Она обегает его спустя минуту, спеша вниз и по пути завязывая волосы в косу.
Герберт не успевает за ней и свешивается с перил:
— Мы уже идём, тебе больше ничего не нужно?
Элис кряхтит, натягивая на сапоги, которые совершенно не смотрятся с пышной юбкой.
Неудобно… Но не может ведь она ходить в одном и том же и дома и на улицу? Тем более, постирала уже одежду, что попроще…
— Идёмте, — улыбается она, смущаясь, — я подумала тут, может, хотя бы курочек купим? Но надо тогда сарай, забор и собаку.
— Ну, не сейчас уж точно, — подходит он к ней, окидывает её цепким, оценивающим взглядом и, усмехаясь, первым выходит на улицу.
Герберт придерживает для неё дверь, когда с неба с шумом обрушивается дождь.
— Да что ж такое… — вздыхает он. — Может, быстро закончится? Давай немного постоим здесь. Кажется, туча небольшая. И никаких собак! Не люблю их.