Подари мне небо. Сломанные крылья

– Борт семь-три-восемь, говорит Пол, аэропорт Гандер закрыт из-за непогоды, все рейсы перенаправлены в другие аэропорты.

Твою мать! Может быть, мне нельзя вообще поднимать самолёты в небо? Почему каждый раз, как я сажусь на борт, обязательно случается всё и сразу?

– Борт семь-три-восемь, говорит Марк Вольфманн, до другого не дотянем. Будем садиться в непогоду. Пусть сделают всё возможное, чтобы принять один борт. У нас нет других вариантов.

– Борт семь-три-восемь, вас понял. Попробуем решить вопрос.

Где-то в глубине души полёт в сложных условиях мне нравился. Возможно, не в таких экстремальных, но управлять самолётом вручную намного интереснее, чем доверять это автопилоту. Понимать и принимать, что в твоих руках сотни жизней, ответственность за их судьбы… В этом что-то есть. Особенно для таких, как я. Тех, для кого небо – второй дом.

– Пассажиры нервничают, Марк, – Ричард взял СГУ, – тряска сильная.

– Хорошо, успокой их.

– Что им сказать?

Я бы съязвил, но ситуация была не сильно подходящей. Вообще не подходящей! Том наступал на грабли уже не один раз, но как он держал в штате пилотов, которые в экстренной ситуации полностью теряли самообладание, я не понимал. Да ни один командир воздушного судна не имеет права себя так вести! Ни один командир воздушного судна не может позволить себе панику или страх. Это ответственность высочайшего уровня, и если ты к ней не готов, то твоё место не в кабине пилотов, а там, среди пассажиров. Среди тех, кто сейчас молится и боится. Среди тех, кто не знает о том, что тряска, которую они чувствуют и вполовину не так страшна, как тот факт, что мы летим на двух двигателях в аэропорт, который вообще не принимает рейсы!

Злость закипала внутри меня и отвлекала от главного – от работы.

Я выдохнул, заставляя себя успокоиться.

В кабине нет места для эмоций.

Только для решений и холодной логики.

Я посмотрел на радары – мы успешно обходили фронт. Несмотря ни на что, мы двигались севернее, а фронт смещался южнее. Молнии сверкали, но где-то далеко. Вот только двигатели… Увеличивать тягу было опасно – причина, по которой одновременно отказали оба двигателя, была неизвестна. Хотя по сути второй ещё работал, но только благодаря тому, что я удерживал самолёт в максимально мягком режиме. Время прилёта неумолимо приближалось. Я посмотрел на приборы и, прищурившись, задумался. Опасность попасть в эпицентр бури миновала. Но, судя по карте, всё побережье Канады и Соединенных Штатов бушует. Нужно понять, как сажать самолёт. А, главное, куда.

Я включил автопилот – мне нужно было время, чтобы подумать.

Ричард со страхом и недоверием посмотрел на меня:

– Ты что делаешь? Ты же сказал…

– Делаю то, что должен, – холодно отозвался я. – Ты же не делаешь. Не знаю, как именно ты налетал свои часы, но больше похоже на то, что ты был пассажиром.

– Да как ты смеешь так говорить!

– Ричард, пожалуйста, замолчи и дай сосредоточиться. В твоей голове сейчас всё выглядит так, будто я хочу занять твоё место и сесть в твоё кресло. И ты прав – хочу. И обязательно займу. Но не сейчас. Сейчас я хочу, чтобы мы выжили и посадили самолёт без жертв и пострадавших. Запрашивай посадку.

– Тебе же сказали, что коридор закрыт, что аэропорт… Дотянуть можно и на двух двигателях. И ты прекрасно это знаешь!

– Значит, соври. Скажи, что на борту пожар. Придумай что-нибудь, пока я решаю, как сажать эту махину в бурю!

– Соврать? Но когда мы сядем, станет понятно, что это ложь…

– Во спасение, – невозмутимо отозвался я. – Ну или мы можем оставить всё так, как есть, и упасть на дно океана с безупречной репутацией. Рыбы будут в восторге.

– Мы не имеем права…

– Не имеем, – подтвердил я, – но в нашем случае лучше так, чем никак вообще. Пока ты пытаешься со мной спорить и паникуешь, я уже разработал план по посадке. И твоя задача либо помочь, либо не мешать мне. Полоса будет скользкой, ветер сильным. Видимость нулевой. Но мы сядем, и сядем так, что никто не догадается.

Ни о том, что с двигателями.

Ни о том, что их жизни спас человек, который несколько месяцев назад не мог ходить.

И никто не поймёт, что спасал я, в первую очередь, себя, надеясь получить второй шанс и перестать думать о том, что однажды я чего-то не смог.

Потому что гораздо приятнее было думать о том, что я в очередной раз смог.

Смог, потому что спустя час шасси коснулись взлётно-посадочной полосы.

Смог, потому что в салоне громко хлопали и радовались, несмотря на то, что вместо Мексики они оказались в Канаде.

А я устало снял наушники и откинулся в кресле второго пилота, понимая, что однажды за подобное поведение меня назначили капитаном воздушного судна.

Не за идеальный полёт. Не за отличные показатели в отчётах. А за то, что я не испугался принять решение, пока другие терялись. Именно тогда я спас сотни жизней и получил три звезды на шевронах.

А сейчас я потерял эти звёзды, пересев в кресло, стоящее справа.

Без звания.

Без доверия.

Со шрамами на теле. И более глубокими – в душе.

Но я по-прежнему был пилотом. Капитаном.

Хотя бы на один день.

Хотя бы на один полёт.

Глава 31. Кейт

Я обещала себе не включать новостные каналы, пока Марк летит. Обещала, но тишина с его стороны не давала мне покоя. Он говорил, что позвонит. Или напишет. Но он молчал. А Марк не мог молчать! Не мог молчать без причины. Значит, что-то случилось. И это что-то обязательно будет в новостях.

Дрожащими руками я щёлкала каналы, остановившись в тот момент, когда услышала диктора:

– …Вся Атлантика окутана штормом. Циклон настолько мощный, что отменены или перенесены многие рейсы. Скорость ветра достигает ста пятидесяти километров в час. На всём пути следования обрывы связи. Аэропорты Канады, Мексики, Соединенных Штатов закрыты на неопределённый срок…

Диктор говорила таким спокойным и бесстрастным голосом, как будто происходящее ничего и не значило. А оно и не значило! Как именно должно было взволновать жителей Германии сообщение о том, что где-то далеко, на другом материке закрылись аэропорты? Что где-то там бушует ураган…

Это важно тем, кто, отчаянно сжимая края футболки, ждёт короткого сообщения от любимого человека о том, что всё в порядке. Что он долетел. На экране телевизора показывали какие-то схемы, карты… Очевидно, объясняли, куда движется шторм. Каролина смотрела на экран, не отрывая взгляда, а потом протянула ручку и произнесла:

– Папа.

И это слово стало именно той самой каплей – последней в чаше событий за этот год. И за прошлый.

Я закрыла лицо ладонями, чувствуя, как тело содрогается от беззвучных рыданий.

Мне было страшно. Страшно осознавать, что где-то там высоко в небе мужчина, которого я отчаянно любила, борется с ветром, турбулентностью. Возможно, борется с самим собой.

«Ты не победила страх, но ты не дала ему победить себя».

Его слова эхом отзывались у меня в ушах.

– Папа летит, доченька. Он всегда летит. А мы его ждём. Он скоро вернётся.

Я продолжала что-то говорить и смотреть на экран, с которого давно убрали снимки со спутника. Диктор что-то говорила о ситуации в экономике, но я не слышала её. Я слышала Марка. Мне казалось, что он говорит со мной, успокаивает и обещает, что всё будет хорошо. Я набрала номер Леи, потому что в настоящий момент она была единственной, кто мог разделить мой страх.