Подвиг

Enfants de choeur въ длинныхъ красныхъ и голубыхъ юбкахъ съ глубокими складками, въ пелеринахъ, накрытыхъ кружевами, шли впереди балдахина. Подъ балдахиномъ кюре съ французскимъ длиннымъ и прямымъ носомъ и съ узкой сдющей бородой, свтски воспитанный, по духовному благостный, шелъ чинно и важно съ сознанiемъ святости совершаемаго имъ. За нимъ подъ пестрымъ расшитымъ золотомъ зонтикомъ, медленно шаркая по цвтамъ, устилавшимъ шоссе, больными ногами, шелъ старикъ священникъ въ круглой шапочк. У него было рзкое лицо и острые срые глаза. Онъ несъ въ рук звзду съ вложенной въ нее облаткой причастiя.

Народъ выходилъ изъ домовъ и лавокъ. Онъ становился вдоль дороги, и, когда приближалось къ нему причастiе, преклонялъ колни.

И только сзади равнодушные, нетерпливые, безврные, холодные автомобили дерзко крякали рожками, пытаясь обогнать процессiю. Навстрчу имъ втеръ несъ обрывки священнаго гимна, голоса врующихъ дтей, женщинъ и стариковъ и звуки мднаго хора.

— Lorsque J^esus, pr?s de quitter la terre Prit en piti^e ses enfants malheureux, L'Eucharistie est le divin mist?re Qu'il inventa pour rester avec eux… 1 { 1Тебя хвалимъ, Святое Причастье, Таинственный образъ Бога Любви. Будь наша сила, будь наше счастье, Будь наша помощь въ небесномъ пути. Слава Царю, Богу Святыхъ Даровъ, Къ Теб прибгаютъ дти Твои, Отъ оскорбленiй нечистыхъ Покровъ. Теб сердце, мольбы и псни мои. Когда землю покидалъ Христосъ Своихъ дтей Онъ пожаллъ, Святые Дары Онъ имъ принесъ, Своимъ присутствiемъ смягчилъ ихъ удлъ.}

Втеръ плескалъ хоругвями. Длинныя вуали двочекъ разввались надъ толпою узкими блыми дымами.

Процессiя обогнула кварталъ и направилась къ морю. Она не пошла къ Казино и большимъ отелямъ. Тамъ было холодно и точно враждебно къ этой тонкой и чистой вр. Она не пошла и къ Мэрiи, гд не были повшены праздничные флаги, гд все показывало равнодушiе государства къ церкви. Она обошла кварталы маленькихъ виллъ, домики рыбаковъ и мелкихъ торговцевъ. Она точно боялась стснить и помшать автомобилямъ и жалась въ сторону отъ служителей Золотого Тельца.

Ранцевъ и Ферфаксовъ въ православной Россiи видали крестные ходы. Они видали ихъ и въ столицахъ и въ маленькихъ селахъ. Везд въ старой Россiи, какъ бы ни былъ бденъ приходъ, крестный ходъ шелъ, торжествуя. Властно разввались хоругви и было сильно и полно вры пнiе грубаго иногда, но всегда смлаго хора: — «Богъ Господь и явися намъ»!..

Здсь гимнъ звучалъ робкою, смиренною, неувренною мольбою. И звуки оркестра не могли укрпить его. Шло очень много дтей. Правъ былъ Бурдель. Матери не пожалли ни денегъ, ни труда — он принарядили ихъ. И думалъ Ранцевъ: — «какая вырастетъ новая Францiя?… Оставятъ ли на всю жизнь въ этихъ маленькихъ душахъ волнующее воспоминанiе разввающiяся хоругви, золотое сiянiе звзды, мрное пнiе, преклоненiе колнъ, сладкая вра, что Богъ сошелъ на землю и шествуетъ среди людей — или ихъ покоритъ и оторветъ отъ вры зычный голосъ автомобильнаго клаксона?… Останется у нихъ воспоминанiе о медленномъ шествiи по городку съ самимъ Богомъ — какъ тихая пристань, куда можно будетъ уходить усталой душ отъ свтскихъ бурь — или безврная школа навсегда сотретъ тихую радость испытаннаго когда то сладкаго волненiя»?…

За каменной оградой набережной, по песчаному пляжу ходили зеленые блопнные валы. Надъ безкокечными просторами моря сiяло блдно голубое небо. Блыми дымками разввались кисейныя вуали двушекъ, и трепетали безчисленные флажки въ рукахъ дтей. Надъ пестрою толпою медленно плылъ лиловый въ золот балдахинъ. Богъ шествовалъ вдоль моря. И обрывками — то двичьими голосами, то звуками оркестра, то несмлымъ хоромъ мужчинъ, поющихъ въ унисонъ, подъ мрный грохотъ барабана: — «тамъ… тамъ… тамъ…» доносилось:

— Reste avec nous et b^enis nous, Seigneur! [5]

XXV

Ранцевъ и Ферфаксовъ вернулись съ крестнаго хода умиленные и растроганные. Все перечувствованное ими казалось имъ хорошимъ предзнаменованiемъ для завтрашняго дня.

— Вотъ, какъ никакъ мы и помолились передъ путешествiемъ, — сказалъ Ферфаксовъ. — И стало какъ то спокойне и увренне на душ.

Госпожа Бурдель встртила ихъ встревоженная, какъ бываютъ всегда встревожены тихiе, простые люди, живущiе покойною, безмятежною, размренною жизнью, когда приходятъ телеграммы.

Note5

Господи буди съ нами и насъ благослови.

— Господинъ Ранцевъ, вамъ телеграмма.

Ранцевъ взялъ маленькiй голубой, плотно заклеенный листочекъ, торопливо распечаталъ его и взглянулъ.

— «Прiзжайте немедленно. Ваше присутствiе необходимо. Нордековъ».

Ранцевъ сейчасъ же разсчитался съ хозяевами, поблагодарилъ ихъ за гостепрiимство, нанялъ автомобиль и помчался съ Ферфаксовымъ въ Сенъ Назэръ, гд на пароход «Немезида» собрались статисты кинематографическаго общества «Атлантида».

Пароходъ стоялъ на рк Луар. На немъ вчера были закончены ремонтныя работы и погрузка имущества и пассажировъ. Все было готово къ отплытiю. Ждали прiзда капитана Немо. Ранцевъ долженъ былъ на скромной и непримтной вилл дождаться его и съ нимъ прiхать на «Немезиду».

Едва Ранцевъ прошелъ въ свою каюту, къ нему постучали.

Генералъ Чекомасовъ и Нордековъ желали видть его по весьма важному длу. Они прошли въ каюту съ серьезными, замкнутыми лицами и плотно притворили за собою двери.

— Петръ Сергевичъ, — торжественно началъ Нордековъ, — мы къ вамъ по весьма и весьма тревожному вопросу.

Онъ посмотрлъ на Чекомасова. Тотъ молчалъ.

— Садитесь… Я васъ слушаю, — сказалъ Ранцевъ и указалъ гостямъ на койку, а самъ слъ на стулъ у иллюминатора каюты.

— Дло вотъ въ чемъ, — началъ, волнуясь, Нордековъ. — Пока мы занимались въ Париж… Ну тамъ… Кинематографическое общество «Атлантида» что ли… и прочее… все шло хорошо… Здсь моимъ людямъ впервые пришлось встртиться, столкнуться, такъ сказать, познакомиться со всмъ составомъ труппы. Мы приняли участiе и въ погрузк, по вашему приказу… Тяжелые ящики… Очень ихъ много… Масса консервовъ… И понимаете, ни одного фотографическаго аппарата… Прибавьте къ этому: — везд тайна… Тутъ интернацiоналъ какой то… Обезьяно подобный профессоръ нмецъ, не подпускающiй къ своимъ ящикамъ. Капитанъ — финляндецъ… Тоже въ решпект всхъ насъ держитъ… Туда не ходи, этого не тронь… Команда — Бретонцы… Хмурый народъ… Везд рогатки… Часовые… И часовые — нмцы… Вс какъ бы въ форм… Ну съ этого и пошло…

Онъ замолчалъ, тяжело дыша. Ему видимо трудно было все это сказать.

— Что же пошло? — строго спресилъ Ранцевъ.

— Правду то сказать, — вмшался въ разговоръ генералъ Чекомасовъ, — это началось еще въ Париж. Вы понимаете, какъ ни велика была тайна… но близкимъ, роднымъ сказали… Пошла сплетня… А вы знаете Парижъ эмигрантскiй съ его ревностью, завистью и злобою.

— Кинематографическое общество «Атлантида «… Чего же еще надо?

— Такъ, видите ли, Петръ Сергевичъ, одинъ изъ нашихъ союзовъ…