Подвиг

— Буря гонитъ тучи на Парижъ. Скоро будетъ совсмъ ясно. Солнце будетъ… Да и втеръ сталъ замтно тише.

— Ахъ, далъ бы Богъ… Далъ бы Богъ… Вы подумайте, мосье Ранцевъ, наши школьники будутъ вс въ одинаковыхъ синихъ костюмахъ съ блыми лентами… Они будутъ первый разъ играть на фанфарахъ… И двочки вс въ бломъ съ кисейными вуалями, въ цвтахъ. Какъ же можно — дождь?… Сегодня Богъ придетъ къ намъ!..

XXIII

Въ три часа дня жидкiй благовстъ въ одинъ колоколъ затрезвонилъ на городской площади. Ранцевъ и Ферфаксовъ пошли на его призывъ.

Небольшая новая каменная церковь стояла на песчаномъ холм дюны. Два марша лстницы изъ дикаго камня сходились на площадк на середин дюны и опять расходились, направляясь къ церковнымъ дверямъ. Темная, блестящая зелень лавровъ и миртъ, нжные листики стриженыхъ буксовъ яркими пятнами ложились на камни… Вдоль лстницы, отъ низа и до верха, полуприкрытыя каменными перилами, точно пчелки въ уль, работали молоденькiя двушки въ блыхъ платьяхъ. Он торопились украшать цвтами церковь. Одн растягивали длинное блое полотнище надъ площадкой, другiя проворно и ловко нашивали на него розовыя розы к красные пiоны, образуя большой и широкiй крестъ изъ живыхъ цвтовъ. Третьи раскладывали вдоль перилъ миртовыя втки, украшенныя маленькими розочками…

Прояснивало. Солнце нтъ, нтъ, да и пробьется сквозь тучи и осiяетъ своими лучами церковь, цвты и трудящихся двушекъ. Точно съ неба пошлетъ имъ благословенiе.

По лстниц почти непрерывной вереницей шли старыя женщины въ черныхъ высокихъ Бретонскихъ наколкахъ и мужчины въ длинныхъ старомодныхъ потертыхъ сюртукахъ. Они, молча, входили въ узкiя дубовыя двери и исчезали за ними. Когда открывались двери, изъ церкви доносилось гуднiе органа и пнiе женскаго хора. Пли что то нжное и трогательное, что такъ подходило такъ отвчало, составляя полную гармонiю съ цвтами, блымъ пчелкамъ-двушкамъ, трудившимся у храма.

Въ церкви было свтло, торжественно и нарядно.

Она была каменная, длинная, «кораблемъ», съ тонкими блыми колоннами, съ двумя рядами высокихъ узкихъ, стрльчатыхъ оконъ. Между колоннъ, подъ потолкомъ, свисали блыя гирлянды бумажныхъ цвтовъ. У одного изъ оконъ стояла модель паруснаго, трехмачтоваго брига. У колоннъ вс статуи святыхъ были обвиты цвтами.

Скамьи были заняты. Впереди сидли дти. По одну сторону мальчики въ синихъ курточкахъ матросскаго образца, съ большими блыми, шелковыми бантами на лвомъ плеч, по другую все было бло отъ кисейныхъ наколокъ и блыхъ цвточныхъ внковъ. Сзади сидли старые мужчины и женщины, вс въ черномъ. Ранцевъ не замтилъ среди мужчинъ — людей средняго, его, возраста. Они молчаливо и незримо присутствовали на Богослуженiи, глядясь съ мраморныхъ досокъ длинными колоннами золотомъ начертанныхъ именъ съ надписью наверху: — «Morts pour la Patrie».

Отъ блыхъ гирляндъ, отъ благо свта, идущаго съ двухъ сторонъ черезъ окна — въ церкви была несказанная свтлая красота. Но особенно глубокимъ, небесно чистымъ и прозрачнымъ казался свтъ въ ниш алтаря, окруженнаго невидимыми изъ церкви окнами. Тамъ въ глубокомъ свт цвтныхъ стеколъ, точно съ неба спускались на землю, тая въ сiяющемъ эфир, прекрасная статуя Божiей Матери изъ Лурда. Раскрашенный камень голубыхъ ея ризъ, блыя лилiи въ ея розовыхъ рукахъ, свтлый Ликъ Божественной красоты въ этомъ свт казались по неземному прекрасными.

Жиденькiй органъ игралъ псалмы. И все шли въ церковь люди, опускали руку въ чашу съ водой, быстро преклоняли колно, присдая, и проходили вглубь къ алтарю. Тамъ шла суета приготовленiй къ процессiи.

Французское, трехцвтное знамя, обшитое золотою бахромою стояло, не колышась. Взметнулись вверхъ вынимаемыя изъ гнздъ почетными стариками пестрыя хо-ругви. Старухи потянулись изъ церкви. На площади была толпа. У булочной, гд на веранд англичане пили чай, стояли автомобили.

Кое гд вдоль улицъ садовыя ограды виллъ были украшены блыми съ красными полосами полотнищами. По нимъ узоромъ были нашиты зеленые листики и цвта. Розовыя, мелкiя, вьющiяся розы и зелень туiй были насыпаны по черному гудрону шоссе.

Мдный колоколъ билъ назойливо и мрно. Изъ дверей храма ему отвчали органъ и пнiе хора. Эти звуки отрывали отъ земли и уносили къ чему то прекрасному, далекому, свтлому, радостному, гд не было земныхъ заботъ и печалей. Это настроенiе передавалось Ранцеву и радовало его. Божiя Матерь изъ Лурда, покровительница этого храма, точно явилась благословить его передъ отъздомъ.

Старикъ съ сдыми густыми волосами — втеръ трепалъ ихъ и игралъ съ ними — въ черномъ пиджак вынесъ изъ церкви длинную малиноваго бархата тяжелую хоругвь, расшитую золотомъ. На хоругви масляными красками была написана Лурдовская Божiя Матерь. Хоругвеносецъ прошелъ мимо пестрыхъ выставокъ товаровъ въ окн большого «универсальнаго» магазина и сталъ посередин улицы, обозначивъ голову процессiи.

Изъ двора церкви къ нему выбжали и пристроились человкъ двадцать мальчиковъ въ синихъ курточкахъ. Ихъ лица подъ круглыми блыми шапочками были серьезны. Изъ церкви потянулись сопровождаемыя матерями маленькiя дти, вс въ бломъ, съ букетами цвтовъ въ рукахъ. Четыре парадно одтыхъ мальчика съ большими шелковыми блыми бантами на плечахъ вынесли на носилкахъ статую Христа. За нею слдовали дти съ маленькими бумажными хоругвями. Двушки въ бломъ, за ними юноши въ синемъ, а дальше подъ тяжелымъ балдахиномъ малиноваго бархата медленно шествовалъ, точно изнемогая подъ тяжестью золотомъ шитыхъ ризъ, священникъ.

За нимъ развязно, пряча папиросы въ рукава помятыхъ синихъ пиджаковъ, вышли городскiе музыканты. Дальше шла толпа. Мужчины отдльно впереди, за ними женщины.

Мосье Бурдель подошелъ къ Ранцеву. Красное лицо его сiяло. На срыхъ, старыхъ, выцвтшихъ глазахъ играла слеза.

— Г-ммъ, — сказалъ онъ, хватая Ранцева за рукавъ.

— Вы думаете, бошей побдили тамъ?… въ Париж?… Ecole la"ique?… Идiоты!.. Если бы не мы?… He наше духовенство?.. ну и, конечно, ваша Русская благородная помощь — боши были бы въ Париж!.. Это мы, врующiе католики… Мы такiе вотъ, какъ Кастельно и Фошъ, — это наши врующiе, не смотря ни на что офицеры и солдаты отстояли Францiю. Вы посмотрите — все ленточки почетнаго легiона и военной медали на молящихся… А т думаютъ… Безъ вры?… Безъ Бога?… Когда не будетъ вры, не будетъ Бога — не станетъ и Францiи… Et voila tous…

XXIV

Размренно и негромко впереди ударилъ барабанъ. Процессiя тронулась вверхъ по улиц.

«Тамъ… тамъ… тамъ»… — раздавалось впереди. Нжные двичьи голоса запли въ голов колонны.

— Nous t'adorons, ^o radieuse Hoslie Du Dieu d'amour voile mysterieux, Sois notre force aux combats de la vie, Soutiens nos pas sur le chemin des cieux…

Втеръ рвалъ голоса. Въ глубин колонны двушкамъ вторили мужчины. Они шли по три въ черномъ, кто въ сюртук, кто въ блуз, кто въ пиджак. Ихъ лица были серьезны. Они несли въ рукахъ маленькiя тетрадки и, слдя по нимъ, подхватывали слова плавно колы-хавшагося въ воздух гимиа.

— Triomphe, ^o roi, Dieu de TEucharistie, Autour de toi se pressent tes enfants, Pour r^eparer Toutrage de l'impie A Toi nos ceeurs et nos veux et nos chants…

Мотивъ гимна принялъ джазъ-бандный городской оркестръ. Корнетистъ надулъ щеки и заигралъ. Трубы подхватили. Грустно заплъ саксофонъ. Голоса неслись къ небу и точно раздвигали на немъ тучи. Клочокъ синяго неба сталъ величиною съ простыню. Свтъ золотыми лучами брызнулъ и заигралъ блестками на ризахъ, на вышивкахъ балдахина, на звзд съ причастiемъ, на трубахъ и барабанахъ. Втеръ колыхалъ хоругвь. Лурдская Божiя Матерь плыла надъ толпой. Бумажные флажки трепетали въ дтскихъ рукахъ. Матери врывались въ ряды дтей и поправляли потревоженное втромъ платье.