Последняя из рода. Скованные судьбой

Клятвопреступник не успел ответить, потому как в онсэн пришел кто-то из старших слуг. И он сразу бросился к мальчишке, намереваясь оттаскать его за уши.

— Господин, прошу простить нас, что помешали вам. Уж я с ним поговорю, уж я ему задам! — мужчина непрестанно кланялся и извинялся.

— Оставь его, — сквозь зубы процедил Мамору. — Оставь его, пусть прислуживает мне дальше за столом.

Талила вдруг подумала, что очень сложно ненавидеть человека, которого начинаешь узнавать.

Глава 10

Женщины ужинали отдельно от мужчин, и Талиле выпала нелегкая доля поддерживать беседу в компании жены наместника, его невестки, младшей дочери и многочисленной родни. В тот момент решение Мамору заночевать в городе уже не казалось ей таким прекрасным решением, и даже приятная истома после купания в горячем источнике не помогала ей смириться со своей участью.

Она плохо ладила с женщинами. Она была единственной дочерью и единственным ребенком в клане. У нее не было подруг-сверстниц, отец не позаботился об этом. Или не посчитал нужным. Со слугами и крестьянами общаться ей не дозволялось, и поэтому Талила росла в одиночестве. Тренировки и чтение служили ей утешением, и долгое время она даже не задумывалась, что что-то не так.

Пока жизнь не выкинула ее, словно рыбу, на берег без воды и без пищи.

А теперь она сидела и с трудом могла поддержать разговор. И ругала себя из-за этого.

Впрочем, разговор выходил не очень приятным, и она с удовольствием его избежала бы.

— Как вам живется в императорском дворце, госпожа Талила? — спросила у нее жена наместника.

Талила не могла понять: была ли женщина в самом деле так глупа? Или пыталась побольнее ее задеть?

Она нарочито поднесла ко лбу ладонь, откинув несуществующие волоски, и еще раз показала свои кандалы.

— Почти как дома, — прохладно сказала Талила, поигрывая обручьями на запястьях.

Жене наместника хватило совести или стыда отвести взгляд.

Удивительно, но о Клятвопреступнике ее просить не решился никто. После вопроса об императорском дворце она ждала следующего — о муже, но он не прозвучал.

— Отрадно, что вы сопровождаете мужа в походе и разделяете вместе с ним тяготы и невзгоды пути, — вместо этого ее похвалили. Правда, что-то едкое слышалось в певучем, ласковом голосе невестки наместника.

— Как и положено жене, — Талила усмехнулась.

Никто из этих глупых говорливых пташек не испытал и сотой доли того, что выпало ей. Обижаться на их колкости просто недостойно.

Когда пытка трапезой окончилась, Талила искренне улыбнулась. В покои по приказу мужа ее провожал один стражник.

— Госпожа, в лагере у реки вас будут ждать. Вы должны сбежать до того, как окажетесь в предгорье.

Торопливо, быстро шепнул ей самурай у самых дверей. Он развернулся, скрыв от нее лицо, и пошел прочь. Она обернулась и бросилась ему вслед, чтобы догнать, но женская обувь и одежда были для этого совсем не предназначены. Лучше бы она осталась в своей одежде! Но нет, в знак уважения хозяйки она надела узкое, неудобное, длинное кимоно.

— Стой, стой же! — шепотом прокричала Талила, но стражник был быстрее и ловчее нее.

Она его упустила. И вместо него врезалась в Клятвопреступника, который как раз выходил из-за угла.

— Что случилось?! — требовательно спросил он, поймав за плечи встрепанную жену. Потом он заметил, что Талила скинула обувь, и сжал губы в жесткую линию. — За кем ты гналась?

— У тебя в отряде полно предателей, — она сбросила его руки — он и не удерживал — и шагнула назад, не в силах скрыть разочарования.

Как она могла не обратить внимания на стражника, почему она даже мельком не взглянула в его лицо?!

— Я знаю, — равнодушно отозвался Мамору и прошел мимо нее.

Талила посмотрела ему вслед: прямая спина, широкий разворот плеч, четкий, уверенный шаг. И вздохнула. Она вошла в спальню спустя несколько минут, он как раз убрал катану на специальную подставку. Талиле пришлось усилием воли заставить себя отвернуться от оружия. Как бы она хотела вновь ощутить его в своей руке...

— Я хочу научить тебя сопротивляться воздействию магии теней, — глухо бросил Мамору, даже к ней не повернувшись.

В любое иное время она бы, пожалуй, обрадовалась. Но сегодня вечером была особенно сильно раздражена. Что-то царапалось, билось в ней изнутри.

Чем больше времени она проводила рядом с мужем, тем хуже ей становилось. Пожалуй, первые дни во дворце были лучшими. В ней горела чистейшая, звонкая ненависть. Она подпитывала ее, она дарила ей силы.

И все было так просто и понятно: вот он, Клятвопреступник. Человек без чести, человек, уничтоживший ее род. Человек, под ноги которого швырнули ее — закованную по рукам и ногам, слабую, лишенную сил и магии.

Теперь же все изменилось, и Талиле казалось, она утратила веру. Она утратила частичку себя. Утратила ясность. Утратила цель.

Она не думала о том, как убьет его. Как отомстит. При виде мужа в глазах не загоралось пламя, а огонь больше не иссушал ее душу.

И это пугало Талилу сильнее всего.

— Я не хочу, — огрызнулась она и скрестила на груди руки.

Мамору окинул ее нечитаемым взглядом.

— Это не просьба. Я не могу позволить, чтобы рядом со мной находился человек, так легко поддавшийся на их манипуляции.

— Я не поддалась! — вскинулась Талила. — Я не убила тебя, хоть мне и следовало!

Слова отзвенели в воздухе, и она уже не могла забрать их назад.

Даже если бы очень захотела.

Мамору чуть прищурился, и его взгляд стал острым, словно лезвие катаны. Он не двинулся, но напряжение, разлившееся вокруг него, было почти осязаемым.

Талила почувствовала, как дыхание перехватило. Она знала, что пересекла черту, но гордость и гнев не позволяли ей отступить.

— Следовало? — тихо повторил Клятвопреступник, словно пробуя слово на вкус.

Его лицо оставалось невозмутимым, но что-то мелькнуло в глубине глаз. Тень эмоции, которую он тут же спрятал.

— Что ж, ты сделала выбор, — припечатал он и скривил губы. — И теперь тебе придется жить с его последствиями. Как и мне.

Утром Мамору получил от кого-то послание. Его лицо исказилось, когда он пробежался взглядом по неровным, пляшущим столбцам иероглифов. Дочитав, он скомкал свиток, стиснув кулак.

— Мы выдвигаемся немедля, — коротко, сквозь зубы бросил он и поднялся из-за стола.