Правители тьмы

***

Хаджжадж надеялся, что никто не знает, что он покинул Бишах. Ему время от времени удавалось улизнуть из столицы. До сих пор ему удавалось хранить тайну от тех, кто был бы наиболее заинтересован в ее раскрытии: главный из них маркиз Баластро, альгарвейский министр Зувайзы. Баластро знал, что Зувайза была не совсем счастлива в своей роли союзницы Алгарве; Хаджадж упорно трудился, чтобы он не узнал, насколько несчастно его королевство, не в последнюю очередь потому, что без Алгарве Зувайза был бы еще несчастнее.

Когда лей-линейный караван скользил на восток из столицы Зувейзи, Хаджадж улыбнулся своему секретарю и сказал: "Разве это не удивительно, как быстро я оправился от недомогания, о котором все думают, что я страдаю?"

Кутуз тоже улыбнулся. "Поистине удивительно, ваше превосходительство. И я очень рад видеть, что вы так хорошо выглядите".

"Я благодарю тебя, мой дорогой друг, хотя, думаю, мне следует спросить, не нужны ли тебе новые очки", - сказал Хаджжадж. "Я не особенно хорошо выгляжу. То, что я выгляжу старым". Он на мгновение задумался. "Конечно, мужчина моего возраста, который неважно выглядит, скорее всего, будет выглядеть мертвым".

"Да доживете вы до ста двадцати", - вежливо ответил Кутуз, что было обычным явлением среди зувейзинов.

"Я уже на полпути к этому, но я не думаю, что моя личная лей-линия протянется так далеко", - сказал Хаджадж. "Тевфик, теперь Тевфик, кажется, связан и полон решимости понимать пословицу буквально. Я надеюсь, у него получится ".

"Кто-то делает это время от времени, по крайней мере, так они говорят", - ответил его секретарь.

"Они говорят всякие вещи", - заметил Хаджжадж. "Время от времени то, что они говорят, даже правда - но не рассчитывай на это". Будучи министром иностранных дел королевства с большим, недружелюбным соседом и высокомерным высокопоставленным лицом, Хаджжадж не видел смысла рассчитывать на многое.

Кутуз откинулся на спинку сиденья - король Шазли заказал для Хаджжаджа и его секретаря вагон первого класса - и заметил: "В любом случае, пейзаж красивее, чем обычно".

"Что ж, так оно и есть", - согласился Хаджжадж. "В последний раз, когда я ездил в Наджран, был разгар лета, и солнце выжгло жизнь из всего. Серая скала, желтая скала, коричневые колючие кусты - вы знаете, на что это похоже большую часть года ".

"Разве не все мы?" Кутуз говорил с определенной мрачной гордостью. В разгар лета солнце северной Зувайзы стояло прямо в зените или даже немного южнее него, чего больше нигде на материке Дерлавай не наблюдалось. За исключением оазисов и берегов немногих ручьев, которые круглый год стекали с гор, жизнь, казалось, прекратилась. Взмах Кутуза заставил Хаджжаджа выглянуть в окно. "Конечно, не так, как сейчас, ваше превосходительство".

"Нет, это не так". Как сказал его секретарь, Хаджжадж мог на этот раз насладиться разглядыванием через стекло. Поздняя зима была подходящим временем для этого в Зувейзе, если вообще когда-либо было такое время: несколько лет его не было. Но, по стандартам зувейзи, это была дождливая зима. Терновые кусты теперь были зелеными. Цветы всех видов устилали обычно бесплодные холмы и заливали их алым, золотым и лазурным.

Если бы караван с лей-линиями остановился, Хаджжадж смог бы заметить бабочек, движущиеся кусочки цвета. Жабы, должно быть, квакали и ползали в вади, высохших руслах рек, которые сейчас не совсем высохли. Если бы Хаджаджу повезло, он мог бы заметить небольшое стадо антилоп, пасущихся среди зелени, подобной которым они не увидят еще несколько месяцев.

Он вздохнул. "Это ненадолго. Так никогда не бывает". Еще раз вздохнув, он добавил: "И если это не урок для любого, кто достаточно безумен, чтобы хотеть быть дипломатом, будь я проклят, если я знаю, каким это было бы".

Лей-линейный караван прибыл в Наджран ближе к вечеру, преодолев последний небольшой подъем, прежде чем впереди открылось почти болезненно синее море. Лей-линия, которая тянулась от Бишаха к Наджрану, продолжалась в заливе Аджлун. Если бы это было не так, у Наджрана не было бы причин существовать. При нынешнем положении дел его гавань была слишком мала и слишком открыта для стихий, чтобы позволить ему стать большим портом или даже умеренно важным. Это было неописуемое, изолированное место - идеальный дом для каунианских беженцев, которые бежали на запад через море из Фортвега.

В эти дни их палаток было значительно больше, чем ветхих домов рыбаков, судостроителей, плетельщиков сетей и горстки торговцев, которые называли Наджран домом. Без лей-линии зувейзины никогда не смогли бы прокормить их. Бледнокожие мужчины и женщины в туниках и брюках были более распространены на улицах, чем обнаженные темно-коричневые местные жители. Но каунианцы повсеместно приспособили широкополые соломенные шляпы, которые носили зувайзины. Если бы они этого не сделали, их мозги запеклись бы в черепах.

Хаджжадж подумывал о том, чтобы самому надеть тунику и брюки, когда пришел навестить беженцев. В конце концов, он решил этого не делать. В конце концов, они были гостями в его королевстве, так что он не чувствовал необходимости идти против своих собственных обычаев, как он делал при встрече с дипломатами из других, более холодных земель.

Карета ждала его у склада караванов : самого большого здания в Наджране. Когда они с Кутузом забрались внутрь, он сказал водителю: "В палаточный городок".

"Слушаюсь, ваше превосходительство", - сказал мужчина, прикоснувшись к полям своей большой шляпы. Он щелкнул поводьями и прикрикнул на лошадей. Они были печальными, тощими животными и, казалось, никуда не спешили - они останавливались, чтобы попастись, всякий раз, когда проходили мимо чего-нибудь зеленого и растущего.

"Парню следовало бы огреть их кнутом", - проворчал Кутуз.

"Не бери в голову", - сказал Хаджжадж. "Мы не собираемся далеко уходить, и я не так уж сильно спешу". Правда заключалась в том, что у него не хватило духу смотреть, как бьют лошадей.

Светловолосые мужчины и женщины, многие из которых загорели, несмотря на шляпы, приветствовали приближающийся экипаж. Хаджжадж услышал, как произнесли его собственное имя; некоторые люди в растущей толпе узнали его по предыдущему визиту. Они начали снимать шляпы и кланяться - не театрально, как сделали бы альгарвейцы, но с большой искренностью. "Силы свыше благословляют вас, сэр!" - кто-то обратился к Хаджаджу, и мгновение спустя все подхватили крик.

Ирония судьбы поразила его: он выучил классический каунианский в Алгарве перед Шестилетней войной. Он встал в экипаже и поклонился беженцам в ответ. Иногда казалось, что позволить им остаться в Зувайзе - самое ценное, что он сделал на войне. Если бы он отдал их альгарвейцам, они наверняка были бы сейчас мертвы.

Пара светловолосых мужчин протолкалась сквозь ликующую толпу. Они тоже поклонились Хаджаджу, который ответил на любезность. "Спасибо, что пришли, ваше превосходительство", - сказал один из них. "Мы благодарны вам еще раз".

"Кто из вас Нямунас, а кто Витолс?" Спросил Хаджжадж.

"Я Витолс", - сказал человек, который говорил раньше.

"А я Нямунас", - добавил другой. Он был на пару лет старше Витолса, и у него был неприятный шрам на тыльной стороне ладони. Они оба были сержантами в армии короля Пенды до того, как альгарвейцы разгромили Фортвег. Теперь они возглавляли каунианских беженцев в Зувайзе.