Правители тьмы

"Я открыл вам истину", - сказал апотекарий.

"Вы дали нам навоз и сказали, что это духи", - парировал альгарвейец. "Теперь ты идешь с нами, или мы сожжем тебя на месте. Сюда! Держись! Что ты делаешь?"

"Принимаю таблетку", - сказал аптекарь легким и расслабленным голосом. "Я справляюсь с гриппом. Позволь мне проглотить ее, и я твой".

"Вы наши, все в порядке. Теперь вы в наших руках". Человек Мезенцио, наряду с другими своими пороками, воображал себя каламбуром.

"Я иду с вами в знак протеста, потому что вы хватаете невинного человека", - сказал аптекарь.

Это вызвало у обоих альгарвейцев взрыв смеха. Ванаи наклонилась вперед и очень осторожно прижалась ухом к двери. Удаляющиеся шаги сообщили ей об уходе рыжеволосых со своим пленником. Она не слышала, как за ними захлопнулась входная дверь. Альгарвейцам было бы все равно, кто разграбил лавку, в то время как аптекарь, благослови его господь, давал ей возможность ускользнуть, не привлекая к себе внимания.

Она подождала. Затем приоткрыла дверь на самую маленькую щелочку и выглянула наружу. Никого не увидев, она выскочила из-за прилавка в переднюю часть магазина, как будто она была обычным покупателем. Затем, так небрежно, как только могла, она покинула заведение и вышла на улицу.

Никто не спросил ее, что она делает, выходя из магазина всего через несколько минут после того, как пара альгарвейцев уволокла владельца. На самом деле, никто вообще не обратил на нее внимания. В конце квартала собралась приличная толпа.

Уверенная теперь, что она будет продолжать поиски Вегиана, Ванаи поспешила узнать, что происходит. Она увидела двух рыжеволосых посреди толпы: они на несколько дюймов возвышались над окружавшими их фортвежцами. Один из них сказал: "Мы не трогали его, клянусь высшими силами! Он просто упал ".

Она слышала этот голос в аптеке. Альгарвейец сейчас не каламбурил. Его напарник наклонился, исчезая из поля зрения Ванаи. Мгновение спустя он заговорил на своем родном языке: "Он мертв".

День был прохладным и мрачным, но в Ванаи ворвался солнечный свет. Она не знала, но готова была поспорить своей жизнью, что то, что принял апотекарий, не имело никакого отношения к гриппу. Альгарвейцы пришли к тому же выводу мгновением позже. Они оба начали ругаться на своем родном языке. "Он обманул нас, вонючий ублюдок!" - закричал тот, кто вел все разговоры на фортвежском.

"Если бы он уже не был мертв, я бы убил его за это", - ответил другой.

Тот, кто говорил по-фортвежски, начал размахивать руками. Это привлекло его внимание, не в последнюю очередь потому, что в правой руке он держал короткую, смертоносно выглядящую палку. "Уходите!" - крикнул он. "Этот преступник, эта собака, которая прятала каунианцев, избежала нашего правосудия, но борьба с угрозой блондинов продолжается".

Ванаи задумалась, сколько в толпе было таких же волшебно замаскированных каунианцев, как она сама. Поскольку большинство фортвежцев ушли, не сказав ни слова протеста, она не могла остаться. Она должна была вести себя так, как будто она была человеком, который презирал себе подобных. Это оставило ее больной внутри, даже когда она поняла, что у нее не было выбора.

Ей пришлось пройти мимо аптеки на обратном пути в свой многоквартирный дом. Люди уже заходили внутрь и начинали убирать помещение. Ванаи хотела накричать на них, но будет ли от этого толк? Опять же, совсем никакого. Это только привлекло бы внимание альгарвейцев, чего она не могла себе позволить, чего не допустил апотекарий.

"Он мертв из-за того, что я сделала", - сказала она Эалстану, когда он вернулся домой тем вечером. "Как мне с этим жить?"

"Он бы хотел, чтобы ты это сделал", - ответил Эалстан. "Он покончил с собой, чтобы люди Мезенцио не смогли вытянуть из него ничего о тебе - и, конечно, чтобы они не могли его мучить".

"Но им не за что было бы его мучить, если бы не я", - сказала Ванаи.

"И если бы не ты и не он, сколько каунианцев, которые все еще живы, были бы сейчас мертвы?" вернулся ее муж.

Это был хороший вопрос. На него не было хорошего ответа. Какой бы очевидной ни была его правда, Ванаи все равно чувствовала себя ужасно. И у нее был свой аргумент: "Он не должен был умирать за то, что он сделал. Он должен быть героем. Он и есть герой".

"Не для альгарвейцев", - сказал Эалстан.

"Мор забери альгарвейцев!" Ванаи впилась в него взглядом, начиная по-настоящему злиться. "Они зло, и ничего больше".

"Они сказали бы то же самое о каунианцах. Многие фортвежцы сказали бы то же самое о каунианцах", - ответил Эалстан. "Они действительно верят в это. Раньше я думал, что они знали, что поступают неправильно. Я больше не так уверен ".

"От этого лучше не становится", - огрызнулась Ванаи. "Если уж на то пошло, от этого становится только хуже. Если они не могут отличить хорошее от неправильного ..."

"Это все усложняет", - сказал Эалстан. "Чем больше я смотрю на вещи, тем сложнее они становятся". Его рот скривился. "Интересно, сработает ли твоя магия на Этельхельме".

"Если бы это произошло, возможно, ему больше не пришлось бы продавать себя альгарвейцам". Ванаи побарабанила пальцами по столу. "Полагаю, ты собираешься сказать мне, что это тоже сложно".

"Иногда я испытываю к нему некоторую симпатию", - ответил Эалстан. "Он пытался заключить небольшую сделку с рыжеволосыми, и..."

Ванаи набросилась. "И он узнал, что ты не можешь заключить небольшую сделку со злом".

Эалстан подумал об этом. Он медленно кивнул. "Возможно, ты прав. Этельхельм сказал бы, что да".

"Я должна на это надеяться", - сказала Ванаи. "Когда ты мышь, в ястребе нет ничего сложного". Она с вызовом посмотрела на Эалстана. Он не стал с ней спорить, что было одной из самых мудрых вещей, которые он сделал или не сделал с тех пор, как они поженились.

***

Корнелу думал, что никто не может ненавидеть альгарвейцев больше, чем он. Они вторглись и оккупировали его королевство. Высшие силы, они вторглись и оккупировали его жену. Но двое мужчин, встретивших его в загоне для левиафанов в гавани Сетубал, заставили его задуматься.

Они уставились на него холодными серо-голубыми глазами. "Вы слишком похожи на одного из людей Мезенцио", - сказал один из них на лагоанском, произнесенном с довольно мягким валмиерским акцентом.