Превосходство Борна (др. перевод)
Шрифт:
— Да, это так, — согласился советник, выходя из кабинета.
— Это было необходимо? — спросил Хевиленд Конклина, когда они остались одни.
— Безусловно. Если вам удастся убедить меня в том, что избранный вами путь единственно правильный, в чем я весьма сомневаюсь, или если у меня не останется иной возможности вызволить Мари и Дэвида из этой переделки живыми и психически нормальными, кроме как сотрудничая с вами, то я включусь в вашу игру. Но заранее предупреждаю: вариант «за гранью возможного» я не приемлю по нескольким причинам, в основном личного характера: я ведь должник Уэбба. Ну как, устроит вас это?
— Мы будем работать вместе так или иначе — поскольку альтернативы этому нет.
— Значит, так. Я хочу, чтобы этот кролик, этот сукин сын знал, откуда я взялся. Он так же по уши
— Вы слишком навалились на него. Он аналитик, а не практик.
— А откуда берутся, по-вашему, практики? Откуда все мы? Не из тех же верхоглядов, что участвуют в парламентских словопрениях!
— Сдаюсь! Вы по-прежнему боевитый, как и говорили о вас. Что же касается Мак-Эллистера, то он потому прибыл в Гонконг, что здесь сложилась крайне напряженная обстановка.
— Расскажите мне, сэр, поподробнее обо всем, — попросил Конклин, усевшись на стул. Спину он держал прямо, деревянную ногу пристроил сбоку. — Мне бы хотелось послушать вас.
— Хорошо. Но прежде разрешите задать вам вопрос о нашей общей знакомой — о жене Уэбба. С ней все в порядке? Ей ничто не угрожает?
— Ответ на ваш первый вопрос столь очевиден, что я даже не понимаю, зачем вы задали его. И все же отвечу: нет, с ней не все в порядке. Ее муж пропал, и она не знает, жив он или мертв. Что касается второго вопроса, то да, она в безопасности. И это благодаря мне, а не вам. Я знаю, что мне по силам, а что — нет. Надеюсь, вы поняли меня?
— Мы с ума сходим! — заявил дипломат. — Она так нужна нам здесь!
— Вы настолько поглощены своими идеями, что не желаете ничего замечать вокруг. Поймите, я не выдам вам ее.
— Этот дом — ее крепость.
— Все это одни слова. Надо быть круглым идиотом, чтобы клюнуть на них.
— Конклин, выслушайте меня. Мы проверили все досконально на контрольно-пропускных пунктах, где ведется запись паспортных данных. Наши предположения подтвердились: Уэбб в Пекине. Сейчас! В этот самый момент, когда мы тут беседуем с вами! Он не отправился бы туда, если бы следы его противника не вели в Китай. Иных объяснений этому просто не может быть. Представим себе, что каким-то образом, Бог знает как, вашему Дельте удается доставить сюда свой «товар», а его жены не оказывается на месте. В этом случае он убивает того единственного человека, через которого мы смогли бы выйти на интересующее нас лицо. И в результате мы пропали. Потерпим полный крах.
— Итак, все это заранее предусматривалось сценарием. Да здравствует reductio ad absurdum! [176] И как здорово звучит это: Джейсон Борн против Джейсона Борна!
— К сожалению, вы правы в своей критике. Нам пришлось нагородить Бог знает что, так как без этого мы никогда не смогли бы заставить его участвовать в операции. Не окажи мы на него такого давления, он сидел бы тихо в своем старом доме в штате Мэн и занимался бы научными изысканиями. И не было бы тогда у нас нашего охотника.
176
Сведение к абсурду (лат.).
— Сукины вы дети все-таки! — процедил Конклин медленно, но с оттенком восхищения в голосе. — Выходит, вы были уверены в том, что ему все еще под силу подобное дело? Что он смог бы повторить в Азии то же, что совершил в те давние годы, когда был известен как Дельта?
— В соответствии с программой реабилитации каждые три месяца проводилось обследование его физического состояния. Он был в отличной спортивной форме… Как я понимаю, в значительной мере благодаря его интенсивным занятиям бегом.
— Начните сначала. — Сотрудник ЦРУ поудобнее устроился на стуле. — Если можно, расскажите, ничего не
утаивая от меня, как происходило все на самом деле. Вы — великий мастер мистификаций. Так говорят все о вас, и я с этим вполне согласен.— Что вы, мистер Конклин, это вовсе не так! — возразил Хевиленд. — Мы все продвигаемся ощупью, и мне несомненно хотелось бы услышать ваше мнение о том, что вы узнаете сейчас от меня.
— Я выскажу вам его, не сомневайтесь. Давайте же, начинайте!
— Начну с имени человека, за которым мы охотимся и который, уверен, небезызвестен и вам. Это — Шен Чу Янг. Комментарии, как говорится, излишни.
— Он неуступчив на переговорах, и подозреваю, под его благожелательной внешностью таится кремень. Вместе с тем он один из самых толковых политиков в Пекине. Неплохо, если бы таких, как он, там было бы тысячи.
— Будь так, Дальний Восток давно уже лежал бы в руинах!
Лин Вензу, ударив кулаком по столу, разметал девять фотографий и смахнул прикрепленные к ним выписки из досье.
Который из них? Каждого утверждал Лондон, каждый был проверен и перепроверен и снова трижды проверен. Ошибка, казалось, исключалась. Это были не просто прошедшие отличную подготовку «чжунгожэни», отобранные в соответствии с бюрократическими регламентациями, а сотрудники особой квалификации, сформированной в результате интенсивного поиска светлейших умов в государственных и частных учреждениях с целью использования их в деликатнейшей сфере деятельности. Лину представлялось само собой разумеющимся, что в первой линии обороны вплоть до 1997 года должны действовать отборные, укомплектованные выходцами из колоний разведывательные силы, которые в случае изменения политического статуса территории станут главной опорой движения сопротивления. Англичанам пришлось оставить надежду на лидерство в осуществляемых разведслужбой секретных операциях по причинам столь же очевидным, сколь и неприятным Лондону: жителям Запада никогда не удавалось понять до конца особого коварства восточного ума, времена же настали такие, что недостоверная или не подтвержденная дополнительными источниками информация могла представить серьезную опасность существующему режиму. Лондону — да и не только ему, но и всему Западу — пришлось признать, как в действительности обстоят дела… Взглянуть правде в глаза было необходимо ради Гонконга, ради всего Дальнего Востока…
Лин вовсе не считал, будто вверенное ему подразделение, возросшее за счет нового пополнения оперативных работников — специалистов по сбору разведданных, могло бы хоть как-то влиять на принятие политических решений. И тем не менее он продолжал упрямо настаивать, что руководство и рядовой состав особого отдела в колонии должны формироваться исключительно из людей, способных выполнить соответствующие задания лучше других, а не из ветеранов английской секретной службы, пусть и блестящих агентов, но имеющих опыт работы только в странах Европы. Присланные в Гонконг англичане походили, как правило, один на другого: никак не могли свыкнуться с окружающей средой и не проявляли рвения в освоении местного языка. После нескольких лет плодотворной работы в колонии Лина Вензу вызвали в Лондон. Три дня его допрашивали неулыбчивые специалисты в области разведки на Дальнем Востоке. Утром четвертого дня, однако, появились и улыбки, и бумага, свидетельствовавшая о том, что майор назначается главой гонконгского отдела с достаточно широкими полномочиями. Лин продолжал неизменно пользоваться доверием комиссии и в последующие годы, о чем он знал. Как знал теперь и о том, что потерпел позорный крах в самой важной в своей жизни операции, имевшей исключительно большое значение для него и как профессионала и просто как личности. Под его командованием находилось тридцать восемь офицеров, из которых для участия в этой экстраординарной, безрассудной акции он выбрал девятерых… Впрочем, безрассудной данная операция представлялась Лину лишь до тех пор, пока он не услышал поразившее его воображение объяснение посла… Эти девять были самыми лучшими из тридцати восьми. Каждый мог бы заступить спокойно на место командира, если бы тот вдруг оказался выведенным из строя. Так, во всяком случае, охарактеризовал он их в своих докладных записках, адресованных высшему начальству. И накололся. Один из девяти — предатель!