Приключения Трупа
Шрифт:
На каждом углу артистки собирали для выдвижения списки.
Важно перечисляли достижения кандидата и доблести, старательно и непредвзято воздавали ему хвалу, отдавали дань уму, опровергали подлости, читали морали несознательным, но соблюдали грань и призывали, чтобы ради такой особы не глядя кончали с клеветой и отвергали дрянь.
Умножали затраты и со сноровкой издавали плакаты и листовки.
Что ни час сажали героя масс на плечи и строем провожали на выгодные предвыборные встречи.
Изображали волшебство угодного люду гения и голосисто обещали чудо за его всенародное,
Дабы не будоражить слабых и отсталых элементов и шалых вражьих агентов, кратко излагали биографию претендента.
Без лести намекали на медали и схватку с мафией, но не подбивали к мести зуб за зуб и не смущали кровью и пожарами, сельскими и городскими, да и карами не угрожали ни армейским, ни — какими другими.
О здоровье своего дорогого не сообщали ничего плохого, а слово «Труп» писали как имя.
Наконец передали в эфире драму о командире: обрисовали свет идеала в мире, портрет, мастерство и породу.
Потом доверенное лицо размеренно прочитало за него программу — письмецо от самого к народу.
Программа героя означала начало перестроя.
Она срывала одежды надежды с невежды и ханжи, опьяняла без вина и не содержала ни грамма лжи — не обещала ни довести до бунтов, ни привезти продуктов — и состояла из шести пунктов:
— Оживление — отчизне.
— Отрупление — жизни.
— На потраву — ни волоса без права голоса.
— Работу, отдых и кров — для свободных мертвецов.
— Живых строй без остальных — пустой.
— На глупых утех обман не поддавайтесь! Трупы всех стран, соединяйтесь!
Запись программы, показанная на экране с диарамы, не вполне отражала грани драмы и идеала, но вызывала к спине дрожь и вдохновляла вдвойне и сплошь: одних связывала по рукам, а других — толкала к делам.
Словно свежая струя воздуха наподобие обуха пробежала по головам, а прежняя неровная колея получала надгробие и по ногам уползала к червям.
Шок от новации бил в висок и завершил агитацию в срок.
Дурман пошлого прошлого был разоблачен как зло, старые кошмарные идолы снесло, пыл был привлечен на выборы, накал сил растормошил сон, народ раскрыл карман для расплаты и возвратил то, что упрятал: стал мертвец, наконец, депутатом!
В зал заседания тело вносили под шквал овации.
Для лобзания подходили делегации.
Провозгласили пророчество:
— Общество созрело для трупизации!
Нервозные клерки с бодрыми бородами сами усадили героя в кресло с розами и пионами, и все заёрзали, как от геморроя, на шиле или под знаменами.
Закрутили задами, как на колесе, от жала или под розгами.
Зашевелили бёдрами, как шебуршили зёрнами или сушили крылья рёбрами.
Словно стало в зале морозно и тесно.
Словно попали под брёвна поголовно и повсеместно.
И оттого мандат его утвердили без проверки дыхания — на взгляд и целование.
И сразу пригласили труп к трибуне: предположили втуне, что туп и на проказу клюнет.
Однако
новый пророк в атаку не спешил: сохранил пыл сухим, изобразил, что не пленён, и не пошел, как на кол, к ним на поклон.— Согласно наказу избирателей, — объяснил задержку один из его почитателей, — господин не допустил к организму воротил популизма, сберёг от насмешки харизму и разбил оковы парламентаризма ужасным пофигизмом!
И оттого сами посучили ногами, преломили чью-то шапку и шустро схватили его папку.
Открыли, простофили, а в ней — закон для людей: и бодрых, и тёртых — проект, каких нет, о неживых — гордых ордах мёртвых.
Уважая авторитет застрельщика обновления, без промедления приступили к обсуждению, как помещики - к порке населения края или крестьяне — к уборке урожая.
Но огласили текст и — подскочили с мест:
– М-да!
–
Не без труда угомонили восторги и заранее объявили, что первое чтение — нервный хрящик и наверное потянет на долгий ящик.
Труп в ответ показал, что не глуп и развязал скандал: на вопрос о внесении поправок смолчал и величаво прирос к креслу, как проголосовал «нет» и обещал: «Не воскресну!»
И стал так строг, что зажёг в умах волнение и страх за итог.
— А приятель не дурак, — пробежал шепоток.
— Но спесив, — изрёк председатель вслед, застучал: «Перерыв на обед!» - и утёк.
За обеденным столом вздохнули медленно и свободно:
— Обманули новичка, как дурачка, принародно.
— И поделом! С трупьём нужен лом
— Или хуже: в челюсть и через плечо кувырком.
— А на его стуле — никого.
— Ничего! Ещё не ужин. Не голодный.
В комнате для перекура погасили свет и осмелели:
— Полноте! Не фигура! Холодный омлет в теле
И сострили:
— Креатура для кадрили.
И нагрубили:
— В стиле гада — ламбада!
Но вот срок истёк и прозвенел звонок.
И приспел — переполох.
– ?
– Подвох!
– Пострел - посмел! Видали?
— Едва ли
— Совесть не чиста!
Разодрали пасти и закричали хором, как дети:
— Кворум!
Посчитали народ по головам и признали, что прозевали бедлам: уход с заседания третьей части собрания.
А половина другой трети ждала развязки у стола в буфете.
Причина такой опаски была непонятна, и позвали их, как своих, обратно. Но те в простоте утирали пот и не желали — вперед.
В зале стали угрюмо думать о развале.
Расковыряли вопрос до нечистот:
— Отчего никто не идет?
— Понос?
– Переворот?
— Кто его поймет?
— Ни то и ни то!
— А что?
— Новичок — того: в загуле!
Упомянули коньячок и бок осетрины и — подмигнули.
Изогнули спины, как батареи центрального отопления, но мудро завернули идею генерального наступления:
— Не обеспечено!
— Утро добрее вечера.
И бегом, под гром и гам, сиганули по домам.