Привет, заяц

— Почти пришли, не бойся, — Витька сказал мне.

— Ты прям мои мысли услышал, — признался я. — Смотри, если ещё долго идти. Плюну, развернусь и домой поеду.

— Всё, не ворчи давай.

Он приподнял рваную секцию ржавого сетчатого забора и пропустил меня вперёд. Я пригнулся, пролез в дырку и чуть не зацепился своей вязаной серой шапкой. А Витька прошмыгнул вслед за мной и громыхнул кусочком забора, когда отпустил его пружинистую конструкцию.

— Ой, сколько шума, а! — я громко цокнул и прикрыл лицо ладонью в болоньевой перчатке.

— Сказал же тебе, не ворчи.

Я поднял голову и глянул на самую вершину крутого заснеженного холма. Небо за ним полыхало ярким оранжевым маревом. Что-то громко шипело вдали. Раз в пару секунд.

П – ш – ш – ш. И тишина.

Опять п – ш – ш – ш. И опять тишина.

Как будто кто-то выпускал под давлением воздух из старого огнетушителя.

— Осторожно, здесь скользко, — Витька предупредил меня и стал карабкаться вверх по холму. — За ветки всякие хватайся, ладно?

Один раз рука соскользнула с ветки, и я чуть не скатился вниз по крутой снежной горке. Кое-как на ногах удержался, Витька меня вовремя ухватил.

— Держишься? — он спросил меня.

— Держусь, — я ответил ему.

Я глянул назад и чуть в обморок не упал. Так высоко, мамочки!

Мы вскарабкались с Витькой на холм, я присел на корточки и отряхнулся.

— И чего, и куда мы пришли? — спросил я и поднялся на ноги.

— А ты поменьше там в штанах своих ковыряйся и всё увидишь.

И я увидел. Увидел всё, ради чего он меня сюда притащил.

Перед глазами раскинулся бесноватый вид на нескончаемую заводскую долину, мирно спящую под одеялом полыхающего ярким пламенем неба. Такой этот вид был и завораживающий, и пугающий. Закололо в кончиках пальцев. Я разинул рот и глянул на Витьку. А он всё хитро улыбался и следил за моей реакцией.

— Камский Химсорбент, — сказал он. — Был здесь когда-нибудь?

— Нет. Никогда не был. Издалека только видел.

Две огромные красно-бежевые трубы, словно исполинские сигареты, взмывали в небо. Ночные облака вдалеке пульсировали оранжево-розовым пожаром. Пушистые клубочки белого дыма уплывали в неизвестность, сухой морозный воздух наполнялся вонью, запахом гнилой тухлятины, серы и чёрт знает чего ещё.

Красотища какая. Железное величественное уродство.

— Едрить твою за ногу… — я прошептал еле слышно. — Вот куда надо экскурсии устраивать, а не по музеям нашим замшелым.

— Вот, вот, и я то же самое говорю, — посмеялся Витька и одобрительно мне кивнул.

Металлическая паутина тоненьких труб, проводов и всяких коммуникаций была усыпана бисером разноцветных сияющих огоньков: и тёплых жёлтых, и холодных синеватых, и ярко-красных, ядовито-зелёных — будто все цвета радуги собрались в этом унылом месте и безуспешно пытались наполнить эти серые коробки хоть какой-то жизнью и светом.

— Мы здесь вообще на законных основаниях? — я с опаской спросил его.

— А чёрт его знает. Да. Наверное. Какая разница?

— Понятно. Так я и думал.

— Не ссы, я на шухере стою.

Пылающее рыжее небо. Бледный фонарь луны запутался в уродливых металлических скелетах заводских построек и робко выглядывал между холодными балками, будто напоминая, что благодаря ему этой ночью можно любоваться всем этим индустриальным великолепием. То тут, то там шустро полыхали яркие вспышки огня из факельных труб. Они тихо шипели газом и орошали сиянием сахарную вату ядовитых облаков.

— Ты знаешь на что это похоже? — я спросил Витьку.

— Нет. На что?

— В фильме Бегущий по лезвию в самом начале показывают город. Там тоже куча всяких построек, заводы какие-то, яркие огни, трубы горят.

Витька громко расхохотался.

— Чего? — спросил я. — Чего ты ржёшь?

— Трубы у него горят! Ну пригуби маленько, если горят. Ха, ну ты и сказанул.

— Как ты вообще это место нашёл?

А он пожал плечами и ответил:

— Да с пацанами гуляли в детстве. Так и нашли. Они сюда летом иногда приходят с бабами своими, типа на свидание. Кальян покурить, посидеть, пообжиматься.

— И даже у гоблина девушка есть?

Он засмеялся.

— Есть, есть. Всегда при нём.

Кулак мне свой показал и захохотал.

Заводу этому конца и края не видно. Бесконечные зигзаги ярких огней, словно новогодние гирлянды, переливались и петляли между постройками, уносились куда-то далеко-далеко, исчезали за здоровенными градирнями. Из их разбухшего брюха прямо в небо вырывались столбы невесомого белого пара, и пар этот травил наш несчастный город убийственной мерзкой гадостью.

— Вот поэтому в Моторострое по утрам и воняет тухлыми яйцами, — сказал я.