Привет, заяц

— Хочешь, погуляем?

— Прямо сейчас, что ли?

— Да, сейчас. Я с Олегом и Стасяном хотел, а они… — он махнул рукой и тихонечко цокнул. — Хрен с ними, не могут и не могут. Домой неохота совсем. Можем хоть до утра гулять. Хочешь?

— Совсем ошалел? Гулять? Всю ночь?

— Всю ночь.

— А не задубеем?

— Да не ссы ты, найдём уж, где согреться. Термобельё сходи надень. Есть у тебя?

Я глянул на свои тёплые зимние джинсы и громко шмыгнул.

— Нет, нету, — я ответил ему.

— Ну трико тогда какое-нибудь нацепи.

***

Никогда я так поздно ни с кем не гулял. Всё время старался возвращаться пораньше, чтобы мама, бабушка и дед не волновались. А тут Витька со своим «погуляем всю ночь» ко мне пристал. Сам не заметил, как уже стоял посреди комнаты и натягивал тёплые трико под джинсы, чтобы выдержать с ним все эти наши похождения.

Всю ночь.

Околеем все, заболеем, как пить дать. А сам иду к двери, выдумываю на ходу для бабушки с дедом что-то про срочный монтаж на студии, мол, Вадим позвонил, и собираюсь спускаться на первый этаж.

— Сынок, ты куда так поздно, батюшки? — бабушка выскочила в коридор в своём зелёном халате.

— Там это… — в голове у меня запестрили строчки с заготовленным текстом. — У Вадима на студии ролик для министерства образования горит. Надо помочь.

— Ба, поздно ведь так, Артём.

— Да знаю, знаю я. У них завтра с утра мероприятие, надо ролик показывать. Я на такси поеду, не переживай, ладно?

Она положила очки возле старого телефона с круглым циферблатом и сказала:

— Да я за это не переживаю, я просто хочу, чтобы ты спал нормально.

— Высплюсь. Ладно, я побежал.

И побежал. Выскочил на улицу к Витьке и громко захрустел сверкающим снегом возле подъезда.

— Готов, что ли? — он задорно спросил меня и полез в карман за сигаретами.

— Пошли уже. Гулёна.

Мы дошли до остановки и запрыгнули в старую автобусную буханку. Поплыли с ним в старом жужжащем корыте по улицам родного нашего Верхнекамска. Держались за холодные поручни, жались к дребезжащей печке на задней площадке и в затянутом инеем окошке наблюдали за танцующими размытыми переливами уличных огней, красных светофоров, зелёных аптечных вывесок и жёлтых фонарей.

— И часто ты так шараёхаешься по ночам? — я спросил Витьку.

— Бывает иногда. Дома то чё делать? А ты? Часто?

— Нет. Не часто.

Врал ведь ему. Совсем никогда. Никогда я так по улицам по ночам не болтался и на автобусе по Верхнекамску не рассекал.

Чёрное месиво талой грязи с наших ботинок мотало по салону туда-сюда. Иногда этот мутный ручеёк подпрыгивал вслед за автобусом и разбивался об железный пол на тысячи грязнющих брызг. И ни души в салоне, только мы с Витькой и несчастный, косо поглядывающий на нас, водитель-полуночник. От треска старого двигателя уши закладывало. Я достал телефон с наушниками, один отдал Витьке, а второй оставил себе.

— Это что за песня такая? — спросил он. — Что-то знакомое. Откуда?

— Ледниковый Период, — объяснил я. — Помнишь, когда идут возвращать ребёнка, гуляют, путешествуют?

— А - а - а, точно, — довольно протянул Витька и закивал. — Он там ещё так непонятно эти строчки пропел. Какой уж там текст? Не разобрать. Да я и английский особо не знаю.

— Он там поёт, — я чуть прокашлялся и постарался проговорить строчку так же быстро, как в песне, — Nobody safe, nobody on.

— Ого, как у тебя похоже получилось! — Витька заулыбался и хлопнул в ладоши. — Молоток. А если помедленнее? Чего он там поёт?

— Ноубади сэйф, ноубади он, — проговорил я и посмеялся. — Вот это поёт. Никто, мол, не в безопасности.

— Понятно. Вот бы мне так в детстве кто объяснил, а. Это ведь кавер, да? В мультике как-то по-другому было.

— Да, кавер. Более душевный. Просто подумал, мы ведь тоже гуляем, путешествуем, вокруг зима, снег, лёд. И у них там тоже в мультике зима, снег, лёд. Поэтому…

Он засмеялся и перебил меня:

— Да, понял я, понял. Чего ты мне всё разжёвываешь, а? Момент не порти, ушастый.

***

Минут двадцать мы тряслись с Витькой в автобусе. Вывалились с ним из тёплого уютного салона в холодную городскую окраину на остановке Вторая заводская. Где была первая, и была ли вообще, я понятия не имел. Синий, давно уже проржавевший насквозь дорожный указатель покачивался на тихом ветру и приветливо нам поскрипывал.

Добро пожаловать, мол, на Вторую заводскую, будьте как дома.

Кругом темень, хоть глаз вырви, пустынные дебри облезлых чёрных деревьев, огни нашего города где-то вдали, один сплошной снежный океан и лишь ярко-оранжевое небо с его заводскими переливами чуть озаряло кусочек нашего мира. А до ближайшего источника света — фонарного столба у следующей остановки — пилить минуты три, не меньше. Куда это он меня привёз?

Витька сказал мне:

— Под ноги только смотри, ладно? А то напорешься ещё на арматурину.

— Так не видно же ничего, — я жалобно проскулил.

— Не боись. Нечего тут смотреть. Скоро всё увидишь. За мной иди. Как в Ледниковом периоде, да, Тёмыч? Они ведь там тоже чёрт знает где шатались.

И я побрёл за ним по невысоким сугробам через уродливую лесопосадку, один в один из тупых американских ужастиков. Ноги в зимних ботинках наступали в холодный песок, голова по-своему радовалась, что ни гвоздя, ни ямы в снежной кучке не оказалось. Так страшно вокруг, лишь тихий шелест трассы позади нас напоминал, что мы ещё не совсем потерялись.