Продавщица. Галя, у нас перемена!

Большинство учителей Лизочку любили и охотно ставили ей пятерки, даже тогда, когда она явно того не заслуживала. Учить стихотворения наизусть она не хотела, решать задачи самостоятельно у доски не любила. Однако родители Лизочки, работающие в торговой промышленности, активно посещали все родительские собрания и охотно снабжали учителей так нужным тогда «дефицитом». Кстати, это слово, незнакомое теперешним школьникам, тогда знали все ребята, даже воспитанники детского сада.

В классе Лизочку ненавидели и втайне даже мечтали устроить темную. Сдается мне, если бы Лизочка была парнем, то явно не избежала бы этой участи. Но ей повезло родиться обладательницей копны роскошных волос, осиной талии, ног от ушей и округлых форм, которые в полной мере проявились уже к тринадцати годам. А посему Лизочка могла совершенно не утруждать себя выполнением домашних заданий — их за нее делали влюбленные одноклассники. Ей оставалось только перекатать ответы к себе в тетрадь и с лучезарной улыбкой отдать преподавателю.

— Эээ… давай ты, — нерешительно указала я на взметнувшуюся над партой руку. Ее обладательница аж подпрыгивала на месте — так ей хотелось высказаться.

Школьница встала, одернула платье и победоносно сказала:

— Вчера Вы сказали, что сегодня мы обсудим вопиющее, мерзкое и просто отвратительное поведение хулигана Лютикова. — и она указала пальцем на задние парты, которые у нас в школе именовали «Камчаткой».

Я кинула взгляд в направлении, на которое указывал нежный пухлый девичий пальчик. Определить, кто из парней, сидящих на «Камчатке», был Сергеем Лютиковым, можно было сразу и безошибочно. Худой подросток с рыжими волосами и несуразно большими руками и ногами, чем-то смахивающий на Рона Уизли, так покраснел, что готов был спрятаться под землю от стыда. Парни, сидящие неподалеку, загоготали, девицы гадливо заухмылялись и начали прыскать в кулачок.

Понятно. Буллинг решили устроить, то бишь травлю по любому поводу. Рассказывать в учительской, что это такое, я не буду — вряд ли учителя, кроме преподавателя английского, с ним дружат. Да и английского у нас в школе, кажется нет. Учат популярный тогда немецкий. Попробую справиться своими силами.

Я кивнула, стараясь держать себя в руках и не выругаться матом на подлизу.

— Когда встаешь, следует представиться.

— Катя… Прощелыгина…

Мда, говорящая фамилия.

— Хорошо, спасибо, садись. Лютикову в силу возраста еще рано печататься в издательстве, поэтому его критику мы отложим. А сейчас, Катя, ты находишься на уроке литературы. На каком литературном произведении мы остановились в прошлый раз? Что я задавала на сегодня?

Класс, находившийся в предвкушении публичной порки, растерянно затих. Лицо Лютикова постепенно стало менять цвет с морковного на обычный. Даже парни, сидящие рядом с Лютиковым, сменили насмешливое выражение лиц на сочувствующее.

— Лермонтов… «Мцыри»… учить наизусть, — растерянно сказала школьница.

— Отлично, — все так же спокойно сказала я, хотя внутри меня почти разразилась буря. Не дам травить парня! — Выходи к доске и рассказывай наизусть… Давно, признаться, хотела послушать стихи Михаила Юрьевича в твоем исполнении. У тебя очень хорошая память, Катя, если ты, помимо освоения школьной программы, еще успеваешь следить за поведением одноклассников.

Издеваться над девочкой и рисовать двойки в журнале я совершенно не собиралась. Но поставить себя перед классом мне было совершенно необходимо. Я хотела с первых дней дать понять, что абсолютно не потерплю ябедничества в своем классе. Лиза, одернув платье, встала у доски и обреченно начала:

— Немного лет тому назад,

Там, где, сливаяся…сливаяся…шумят,

Обнявшись, будто две сестры,

Струи…струи…Арагвы и Куры… это…

Стихотворение Катя явно не выучила. Готова поспорить, она всю ночь ворочалась, предвкушая, как даст мне команду: «Фас», и я начну разбирать на запчасти бедного Лютикова. А вот фигушки! Я не Цербер. Не знаю, что именно этот Лютиков и у кого украл, но, кажется, не все в этой истории так просто.

Катя запиналась, заикалась, краснела, бледнела и отчаянно искала глазами подсказку у класса. Однако подсказывать ей никто не торопился. Каким-то внутренним чутьем я поняла, что симпатия ребят — на стороне бедного зашуганного парня. Спустя три минуты я решила прекратить этот позор и остановила Прощелыгину:

— Садись. Пока я тебе ничего ставить не буду. Но к следующему уроку жду от тебя прекрасную декламацию от сих до сих. Дальше пойду по списку: Абросимов… Борисова… Беленькая… Ветров…

Кажется, план на сегодняший урок понятен: вызывать к доске пионеров и слушать их бормотание. Ну, с этим любая справится. А что делать потом, я решу позже.

Время текло неумолимо медленно. Я вызывала учеников к доске по алфавиту, специально не спешила, давала возможность постоять, повспоминать… Мне это было только на руку. Кого не успею сейчас опросить — вызову на следующем уроке. Когда наконец прозвенел звонок, я с облегчением шумно выдохнула. Теперь я, кажется, поняла смысл поговорки: «Звонок для учителя».

Когда я посмотрела на толпу школьников, покидающих кабинет, то поняла, что строгая завуч была права: ребята, только недавно познакомившиеся друг с другом, еще не успели подружиться. Сразу же после звонка они похватали портфели и направились в коридор, каждый сам по себе.

— «Дэшки» — долдоны! — донесся из крика чей-то окрик. Ясно, «старички» обрадовались возможности сплотиться против нового класса.

— Сергей… Лютиков… постой! — окликнула я худого парня, когда он уже почти закрыл дверь с той стороны.

Растерянное лицо подростка, не успевшего вовремя улизнуть, снова обрело пурпурный цвет.

Глава 10

Паренек обреченно остановился и повернулся ко мне, уперев взгляд в пол. Конечно же, он знал, по какому поводу я его попросила задержаться, и явно надеялся, что я забуду это сделать.

— Нам нужно поговорить, эээ… Сергей, — твердо сказала я, стараясь, однако, чтобы в моем голосе не звучало угрозы. Было видно, что школьник и так серьезно напуган. Не знаю, как тут принято обращаться к ученикам: по имени или фамилии. В старших классах моей школы к ученикам обращались на «Вы» и по имени. Нам это очень нравилось, мы даже вести себя старались серьезнее и солиднее. По фамилии обращаться к ученикам мне как-то не с руки. Ощущение, как будто мы в армии или в тюрьме. «Иванов, сесть!», «Петров, встать!»

Я, если честно, пребывала не в меньшей растерянности, чем провинившийся Сережа Лютиков. Как быть и что говорить в такой ситуации, я совершенно не знала. Навыка ругать кого-либо у меня отродясь не было. Своими детьми я так и не обзавелась, пока жила с Толиком, поэтому возможность отточить этот навык так и не представилась. Может, оно и к лучшему: не представляю, какие гены были бы у сына, рожденного от неудачливого поэта-алкоголика. У братца Димки на протяжении многих я была кем-то вроде бесплатной няньки-прислуги. Я должна была ему помогать (читай: делать за него) выполнять домашнее задание, кормить, гулять и стирать одежду. В чем-либо упрекать «корзиночку» было совершенно запрещено. В семье он считался единственным, самым желанным и любимым сыночком, кем-то вроде Дадли в семье Вернонов из бессмертного произведения Джоан Роулинг, и высказывать ему какие-либо претензии не дозволялось категорически.

Лютиков так и продолжал стоять напротив меня, не решаясь поднять глаза. Молчание неловко тянулось. Нарушало его только жужжание мухи, бившейся о стекло.

— Садись, Сережа, — наконец предложила ему я и села за переднюю парту. Кажется, кто-то когда-то сказал, что почти любую проблему можно решить с помощью разговора. Может, и тут удастся?

Парты в классе были черными с откидными наклонными крышками и специальным отверстием для чернильницы-непроливайки. Рассмотрев их повнимательнее, я снова испытала мощнейший приступ ностальгии. Точно такие же парты с непроливайками были и во время моего обучения в школе. Помню, в первом классе меня очень интересовало, как это — непроливайка? Действительно, что ли, ничего не выльется, если ее перевернуть или уронить ненароком? После нескольких экспериментов оказалось, что пролить чернила, конечно, можно, но для этого нужно потрудиться. Испачкав чернилами школьное платье и получив дома нагоняй, я решила, что экспериментировать больше не стоит.