Продавщица. Галя, у нас перемена!
Шрифт:
Урок уже начался, а я никак не могла заставить себя совершить простое действие: открыть дверь и войти. Сердце сумасшедше колотилось, ноги будто стали ватными, земля словно уходила из-под ног. Приложив ухо к двери, я прислушалась. Оттуда доносился неразборчивый шумный гвалт.
«Давай, Галочка, она же Дарья Ивановна, дыши ровно, успокаивайся, вдох-выдох, вдох-выдох, вспоминай дыхательные практики…», — говорила я себе, параллельно припоминая все когда-то прочитанные способы приведения нервов в порядок в стрессовой ситуации. Кажется, для снижения градуса стресса сделать несколько простых упражнений: пройти пару остановок пешком, пробежаться по лестнице…
Однако сейчас я все это сделать точно не успею — слишком мало времени. Звонок прозвенел, коридор опустел, только вдалеке спешила к кабинетам
Так, оттянуть момент начала урока я точно не успею. Тогда, может быть, помогут дыхательные практики? Кажется, их рекомендуют психологи. Когда я работала в магазине, то нередко к ним прибегала. Стоит, к примеру, перед тобой синяя морда и настойчиво требует отпустить банку «Охоты крепкой» по акции. Всего сорок девять рублей шестьдесят копеек супротив обычных семидесяти пяти рублей. Склады надо освобождать под новую партию товара, вот и руководство магазина и сбавило цену. Объясняешь, объясняешь товарищу, мол, время вышло, приходите завтра, а он стоит, требует, еще и заскорузлым кулачком по ленте стучит. Поначалу я злилась, потом плакала, а потом попробовала включить в себе монаха Шаолиня, и вуаля: научилась спокойно, речитативом, медленно вдыхая и выдыхая, проговаривать в ответ на любую недовольную реплику люмпена, сдабриваемую отборным четырехэтажным матом:
— Гражданин, приходите завтра! Продажа алкоголя — только до двадцати двух ноль ноль. Всего доброго1
В советской школе похмельные люмпены, конечно, вряд ли встречаются, по меньшей мере, среди учеников, но я, как ни странно, испугалась. Люмпенов-то за смену у меня бывало два-три. Погалдят, поругаются и уйдут. А тут несколько десятков подростков в пубертате, и общаться с ними придется по сорок пять минут шесть-семь раз в день…
Я попробовала сконцентрироваться на вдохах и выдохах и считать на четыре такта… Один, два, три, четыре… Чуточку отпустило, но я все равно очень волновалась.
— Что, Дарья Ивановна, боязно? — послышался вдалеке знакомый бодрый голос. Ко мне, почему-то прихрамывая, спешила Катерина Михайловна. Уфф, ну хоть один знакомый человек рядом. Поможет, поддержит…
— Что случилось? полюбопытствовала я.
— Да ногу подвернула душенька, — озабоченно ответила новая знакомая, остановившись и с явным облегчением расстегивая замочек на обуви. — Уфф… как хорошо… Туфли новые, чтоб их… Подруга уступила по сходной цене. В магазинах такие днем с огнем не сыскать, по случаю выкинули на прилавок, она и ухватила, не глядя, а потом, уже дома, поняла, что они на полразмера меньше. Похоже, и мне они не совсем в пору. Хожу, извиняюсь за сравнение, как в испанском сапожке. А Вы куда так понеслись после утреннего педсовета? Я за Вами побежала, сказать Вам кое-что хотела, да ногу подвернула… У меня сейчас как раз «форточка», хотела поговорить.
— Прошу прощения, что невольно стала причиной Вашей травмы… — искренне сказала я. К своей новой коллеге я испытывала искреннюю благодарность. Даже не знаю, в какую передрягу я могла бы попасть уже в первый день своего путешествия во времени, если бы не она и мой старый знакомый Андрей Петрович. Как хорошо, что встречаются на свете такие добрые и отзывчивые люди!
— Да полноте, Дарья Ивановна, — отмахнулась Катерина Михайловна, обретая прежнюю уверенность. — какая травма? Вот когда мне в сорок втором году танк на ногу наехал, тогда была травма… Я что Вам хотела сказать… Женщина вы молодая, человек у нас новый… Понимаю, хочется Вам и сделать много, и самоутвердиться, и авторитет завоевать у коллег и детишек. Но послушайте опытного педагога — не стоит так сразу лезть на рожон. Завуч наша, окромя отметок в журналах, ничего не видит и не хочет видеть. Дети для нее — не дети, а потенциальные строители коммунизма, — тут моя коллега чуть понизила голос и огляделась вокруг. Никого не было. — Так что попомните мои слова: Вам следует чуть умерить пыл. А я, чем смогу, помогу Вам. Что, страшно заходить?
— Да, — честно ответила я, решив никого из себя не изображать. — Очень страшно.
— Не одной Вам, — неожиданно развеселилась Катерина Михайловна. Я, когда на практику пришла во время
учебы в педагогическом, на первый урок даже идти не хотела — в туалете забаррикадировалась. Меня директор с географичкой оттуда выковыривали. Я в раковину мертвой хваткой вцепилась и плакала. Даже под пулями в окопе на войне — и то порой не так страшно было. Так что, дорогая моя Дарья Ивановна, Вы — не особенная. Все это нормально, душенька, и совершенно естественно. Поначалу так у всех бывает, потом проходит. Держитесь строго, но доброжелательно, спуску не давайте, но и не зверствуйте. Давайте, — она широким жестом открыла дверь и мягко подтолкнула меня внутрь.Едва я вошла в класс, как на меня уставились тридцать пар глаз. Школьники вскочили на ноги. Тридцать человек в классе… Ну ничего себе! Хотя, говорят, сейчас и по тридцать пять человек бывает. Дочка моей бывшей коллеги Клавдии Ильиничны, Ниночка, лет десять вышла замуж и переехала жить в какой-то южный город. Дочка ее недавно пошла в первый класс. Клавдия Ильинична рассказывала, что там есть даже первый «Ф» класс, настолько город перенаселен.
— Здравствуйте! — стараясь говорить громко и уверенно, поприветствовала я класс. Стоящие у парт ребята молча сели. Я, стараясь держаться все так же уверенно, прошагала на свое место возле доски и села, окинув взглядом школьников.
Выглядели они иначе, нежели пионеры середины пятидесятых, которых мне доводилось видеть в метро и на улицах. Те стайки ребят тоже были одеты в школьную форму, но тогдашняя форма мальчиков, походила, скорее, на военную. Куртки очень напоминали гимнастерки и подпоясывались широким кожаным ремнем с большой бляхой. А эти парни носили серые укороченные пиджаки и брюки с обычным ремнем. На партах у многих лежали синие береты. Девочки были одеты в платья, очень похожие на то, которое носила когда-то я в школу. В обычные дни — черный фартук, в праздники — белый. Значит, школьная форма несколько поменялась. Поменяется и снова. Время идет. Пройдет еще несколько лет — и мальчики будут носить привычную синюю форму, а девочки — коричневые добротные шерстяные платья, в которых ужас как было жарко, если сентябрь и май выдавались чересчур теплыми.
Школьники сели и зашелестели учебниками. А мне почему-то пришел в голову эпизод из фильма «Чумовая пятница», главную героиню которого блестяще сыграла Линдсей Лохан. Устроившись наконец на работу с нормированным графиком и двумя еженедельными выходными, я наконец выкроила время каждый день смотреть какой-нибудь фильм. Сюжет фильма был прост до невозможности: дочь-бунтарка и примерная мать лет сорока меняются местами и должны учиться понимать друг друга заново. Оторва-старшеклассница Анна Коулман в теле своей матери — доктора-психотерапевта Тесс Коулман — должна отработать хотя бы один день на ее месте, а мать — примерно ходить в школу и слушать преподавателя на уроках.
— Мама, что мне делать? — в ужасе спрашивала девчуля.
— Да ничего особо, — отмахивалась мама. — Ты просто слушай внимательно, не перебивай, а иногда спрашивай: «И что Вы при этом чувствуете?».
Тогда я, завернувшись в пледик на уютном диванчике и хохоча над шутками из фильма, и подумать не могла, что когда-нибудь мне пригодятся эти советы. А вот поди ж ты, пригодились… Что ж, поступлю, как героиня фильма: буду меньше говорить, больше слушать. Кстати, забегая вперед, можно сказать, что Анна Коулман блестяще справилась с ролью психотерапевта.
— На чем мы остановились в прошлый раз? — деланно спокойным тоном спросила я, открывая классный журнал.
С первой парты моментально взметнулась рука. Я подняла глаза. Ну конечно — отличница на первой парте, девочка с аккуратными прилизанными косичками, в идеально отглаженном платье, подобострастно смотрящая на меня.
У нас в классе тоже была такая — Лизочка Чайкина. Звезд с неба, по правде говоря, Лизочка не хватала, однако в мастерстве подлизывания преуспела знатно. Какой бы урок ни был: литература, алгебра, астрономия, да хоть трансфигурация и приготовление зелий — на протяжении сорока пяти минут девочка неотрывно смотрела в рот преподавателю. О любом нарушении (Иванов курит, Петров жвачку под парту клеит, Сидоров книжку из библиотеки порвал) она тут же докладывала, да не кому другому, а завучу школы.