Просто сказка...

– Вишь ты, тут как только замирились, так сразу спор зашел, кто лучше гопака сплясать сможет. Музыку нашли, а вот прибраться на палубе как-то не догадались. Первый - он сразу в люк открытый улетел, запнулся вон за те за канаты, - махнул царевич рукой.
– За ними не видно было, что открытый, вот и улетел. Другой только вприсядку пустился - угодил ногой в какую-то снасть, его и подбросило вверх ногами, - ровно ловушка охотничья сработала. А потому как в пляс к тому времени сразу все пустились - ну, то есть те, кто еще на ногах покрепче держался, - то и не заметили сразу, как их полку убывать стало: кто за борт опрокинулся, кто промеж веревок перепутался, кто еще что... Сейчас вот только спохватились, суету подняли, вызволяют...

Царевич отвернулся и облокотился на борт.

– Завтра отплываем, - сообщил он.
– С нашими новыми товарищами и отплываем. Они здесь уже разгрузились, дела покончили, плывут по новой... Тут вишь ты, какая оказия приключилась. Только что старого воеводу сняли, - он, правду сказать, не своей волей ушел, интриги там какие-то дворцовые... Ну, он обиделся, ноги, говорит, моей здесь больше не будет, пропадайте не за грош - и в бега подался, вместе с женою своею. А та только-только, понимаешь, развернулась, - на предмет городского строительства и украшательства (тут ей муж ейный сильно мешал своим бессребренничеством, у него окромя борти да шишака дедовского ничего из имущества и не было; не то что бояре-помощники - те в обхвате поперек себя шире) - а куда ж жене без мужа-то? Тоже обиделась, бросила все на полдороге... Так и остался бы город наполовину обустроенный, а наполовину вовсе неприглядный, ежели бы не новый воевода. Ну, то есть и у этого женушка толковой да хваткой оказалась. Все, говорит, что прежней барышней построено, - все не годится, потому как прошлогодний век. Тут все по-новой обустраивать надобно. Она, видишь ли, не из того дерева обустраивала. А надобно из другого. И надо же - какая оказия приключилась - у нее как раз нужное дерево на примете оказалось. Она, видишь ли, дальновидно его где-то тут неподалеку выращивала... Так что ежели воевода не помешает, цвесть тут городу вскоре, как есть цвесть!..

– убежденно закончил было свой рассказ царевич, но спохватился.
– А мед у них закончился, так что завтра и отплываем, подбросят они нас до Лукоморья...

Отплыли, впрочем, только на третий день, промашка вышла у Ивана, бочки с медом считаючи...

...Дуб, отстоявший от берега верст на десять (вопреки корабельщицкому: "да тут версты две, не боле..."), иначе как с матерым бюрократом и сравнить было не с чем. Могучий, кряжистый, чуть преклонившийся на одну сторону, обхвата эдак в четыре (а может, и все пять), уверенный и явно собой довольный, свысока глядящий на окружавшие его деревья (очень напоминавшие своим видом завсегдатаев прихожих), солидный... ну и так далее. Сучья его, густо усыпанные листвой и желудями, начинали топорщиться от ствола с высоты, чуть превышающей человеческий рост. На одном суку висели обычные детские качели - две веревки и дощечка, к другому была прислонена надежная деревянная лестница. Виднелось дупло и над ним - криво приколоченный скворечник. Тут и там проглядывали гнезда. Золотой цепи не было. Поодаль дуба расположились какие-то немыслимые деревянные строения - от русских изб до готических замков в миниатюре, довольно ладные, но какие-то неухоженные. Возле одного из зданий, совсем уже вдалеке, виднелся караван; возле верблюдов с навьюченными на них сундуками виднелись суетящиеся, занятые разгрузкой люди. Возле дуба, на столбе с приколоченными в виде щита досками, висела береста с надписью:

"Сегодня, до обеда. Удивительные приключения славенских князей, содержащие историю храброго Светослана; Вельдюзя, полотского князя; прекрасной Милославы, славенской княжны; Видостана, индийского царя; Остана, древлянского князя; Липоксая, скифа; Руса, Бориполка, Левсила и страшного чародея Карачуна. Часть 77-я.

После обеда. Для тех, кто еще в способностях опосля вчера. Русские народные песни за полночь. Приходить со своим медом".

(Что касается сказки - то это подлинное название сказки Михаила Попова, 1793).

Не успели наши путешественники ознакомиться с содержанием бересты, как где-то среди листвы послышался поначалу шелест - на траву к корням скользнула академическая шапочка темного бархата, с кисточкой; затем шум посерьезнее - и сквозь ветви провалилась книга, упав обложкой кверху - "Алиса в Стране Чудес"; затем раздалось пронзительно-обиженное "мяа-а-а-у!!", и, ломая все препятствия на своем пути, в облаке листьев и предшествующий градом желудей, вывалился огромный, сочного рыжего цвета кот. Грохнувшись на все четыре лапы перед изумленными зрителями, он некоторое время сохранял позу, затем, подняв шапочку, встал на задние лапы, нацепил ее на голову, и основательно-авторитетно заявил:

– Таким образом, милостивые государи, неоднократными падениями можно считать доказанным, что, вопреки приведенным автором свидетельствам, улыбки без котов не бывает. Не-бы-ва-ет! Следовательно, отделяя, так сказать, мясо от котлет... то есть я хотел сказать - котлеты от мяса (впрочем, чувствовалось, кот воспарил ученой мыслью неизмеримо выше приземленных оговорок), мы можем отнести данный труд к серьезно недоработанным в общем разрезе постановки вопроса. Прошу садиться, - и кот, откинув хвост движением, словно это были фалды фрака, опустился в появившееся за ним кресло-качалку с мягким сиденьем. Владимир почувствовал словно бы легкий толчок в грудь, пошатнулся, беспомощно взмахнул руками и плюхнулся на простую деревянную скамью, одновременно с креслом возникшую у него за спиной. Рядом плюхнулся царевич, позади - волки.

– Итак, продолжим, - кот поерзал, устраиваясь поудобнее.

Впрочем, продолжить ему не дали. Подбежал мужичок, обычный мужичок, ничего примечательного, размахивая каким-то свитком.

– А что, голубчик, прибыл караван?
– осведомился кот.

– Так точно, ваше сиятельство, - прерывисто ответствовал мужик.

– Отдышаться извольте, милостивый государь, - несколько по-барски махнул в его сторону лапой кот и обратился к нашим путешественникам.
– Караван сей из самого Багдаду. Собрание тамошних сочинений привез, для моей библиотеки.
– И, видя, что мужик порывается что-то сказать, вновь милостиво махнул лапой.
– Отдышись, отдышись, голубчик, пока я с людями тут разговариваю... Что есть сказка, милостивые государи?
– Он снова повернулся в сторону путешественников.
– Сказка есть облачение предания устного в словеса письменные, позволяющие нам нынешним, сквозь их призму, наблюдать как нас прошлых, так и грядущих. А потому подлежит повсеместному собиранию и сохранению путем устной передачи, а также письменной. Равно и песни... Я как был назначен заведующим соответствующим дубом... то есть, я хотел сказать, Лукоморьем, так сразу устроил хранилище общественное для сохранения устного и письменного творчества народного, сиречь библиотеку, не хуже чем царьградскую.

– Прощеньица просим, ваше высокопревосходительство, - встрял таки мужик, - да только не из Багдаду карван прибыл-то...

– То есть как?!
– даже привстал кот.
– А откуда же?

– От казаков запорожских, ваша милость, на сохранение, значится...

Кот обессиленно рухнул обратно в кресло.

– Так ведь сколько говорено было, должны бы уж... Дай-ка сюда, - он протянул лапу, ухватил свиток, но не заглянул в него, а снова обратился к нашим путешественникам.
– Султану турецкому письмо пишут... Уж и не знаю толком, чем он им там досадил, а только уже третий караван присылают... да все с черновиками, на хранение. Ну-ка, глянем, что они там понаписали...

Кот глянул и взвыл.

– Нет, ну кто так пишет?! Уж говорил-говорил, а они снова за свое: "Всемилостивому султану премногая лета и совершеннейшее наше почтение"!..
– в припадке раздражения кот махнул лапой, в которой тут же оказалось гусиной перо, а перед ним возник чистый лист пергамента и чернильница, повисшие прямо в воздухе.
– Вот как надо писать!..

И он принялся размашисто наносить на пергамент текст, одновременно озвучивая его, комментируя особенно удачные места, взмяукивая и подхихикивая...

Что и говорить, дипломатическим политесом кот не отличался, равно как не стеснялся и в выражениях. Царевич слушал его, раскрыв рот и обратившись в статую. Волки позади громко перешептывались.

Закончив, он еще раз прочел написанное, делая ударение на наиболее, как ему казалось, удачных местах, затем величаво-небрежным жестом протянул пергамент мужику.

– Отправь с первым же нарочным, - распорядился кот.
– И чтобы больше никаких черновиков. Пусть перепишут своими словами и отсылают... Что и говорить, - снисходительно глянул он на наших путешественников, - а словоблудец я знатный... Чего-чего, а этого у меня не отнять...

И, увидев вытянутые лица, пояснил:

– Словоблудец - это сложносоставной термин, имеющий в своем составе двойную основу. Первая - слово, ну глагол там, сердца людей, и прочее... Вторая же - блюсти, сиречь содержать в исправности. Вот и выходит в целом - использовать слово по его прямому назначению, без всяких там экивоков... Да уж, словоблудец я знатный, - повторил кот, явно любуясь собой.
– А впрочем, как говорится, по Сеньке и шапка. Я ведь, милостивые государи, и сам, признаться, пописываю. Не только сам, но и талантам молодым, так сказать, дорогу в жизнь открываю посредством оказания творческой, так сказать, помощи. Не все, однако, подающие надежды, так сказать, маститыми станут, не все...
– Кот говорил певуче и вместе с тем основательно, словно гвозди вбивал, и сильно смахивал на профессора, ушедшего от научных изысканий на заслуженный отдых, но не утратившего при этом былого менторства.
– Вот, скажем, приходит тут ко мне намедни... Ну, не намедни, а годков так с... Впрочем, неважно. И эдак фамильярно: "Здорово, говорит, брат..." Ну, я ему в ответ: "Здорово, говорю, и тебе, братец..." Вот только позабыл, как звать-то его... Сказки слушать пришел. Няни ему мало. Няня у него... забыл, как звать, рассказчица тоже знатная, хотя и супротив меня, что столяр супротив маляра... или кого том еще... Я ему, по доброте душевной, и напутствовал поэмой, мною лично до последнего слова писанной в соответствии со всеми законами стихосложения...