Просто сказка...

– Чтой-то я не пойму ничего, - пробормотал Иван (Владимир тем временем тихонько расматривал мужичка, ожидая какого-то подвоха).
– Ты, лесной, толком все объясни, по порядку...

"Вот тебе и на!
– пронеслось в голове у Владимира.
– Неужели и впрямь самый настоящий леший?"

– Сядем рядком, да поговорим ладком... Отчего ж не объяснить?
– мужичок приветливо махнул рукой в сторону двух лежащих один против другого толстых еловых стволов. ("Не поленился ведь откуда-то приволочь", - почему-то подумалось Владимиру.

Они присели, и леший начал свой рассказ.

– Случилось это сколько-то тому назад... Жил я себе, не тужил, да принесло как-то витязя незнакомого. Невысокий такой, лысоватый... Пришел ко мне и говорит: "Я, говорит, самим князем поставлен городок тут небольшой блюсти, - и блюду, по чести, по совести. И боярыня моя тоже блюдет. Радеет. Ночей не спит, все радеет. Пуще меня, я ей зачастую даже и мешаю. Она так прямо и говорит: ежели б не ты, говорит, я бы так развернулась - князь столицу б в наш городок перенес, вот как развернулась бы. Ну а пока суть да дело, дорогу хочу построить. К нам от самого Киева, а от нас до самого Великого Новгорода. Или куда-нибудь туда, уж больно направление то перспективное. Я там и землицу уже присмотрела. Не простую дорогу, прямоезжую. И чтоб терема там по обе стороны хрустальные, кружала, станции ямщицкие заведу... Одно плохо. Лес мне там - ну никак не нужен, мешается только. Не то, чтобы весь лес мешается, а та его часть, которая для дороги потребна. Сама я это дело хоть и могу разрешить, однако ж разговоры пойдут, то-се... Вот и изволь, нечего тебе бражничать. Ишь, пасек развел, проходу нету...

С бабой спорить - какой смысл (это он мне говорит). Вот и пришел я к тебе по делу - уступи ты мне свою трущобу, она у тебя все равно запущена, а я тебе цену хорошую дам. Небольшую, правда, но хорошую. Или вот, к примеру, участок у меня есть. С лесом. В тундре. Ну да это ничего, что в тундре. Зато большой. Есть, где развернуться. Лесу там, правда, особо нету... Да что там - совсем нету, так, огрызки какие-то... Но ты мужик дельный, толковый, как я погляжу, обустроишься со временем...

Слушаю я его, а самого жаба душит. Жадность одолела.

– Мне, отвечаю, твоя тундра без надобности. Что мне тундра? Мы сами тундра. А вот что ты там насчет землицы да бортей толковал? Коли хочешь, говорю, как водится, игру сыграем, только не на зверье, а на заклад. Я лес в заклад ставлю, а ты - пчел своих да участок новгородский.

– Во что ж, спрашивает, играть предложишь?

Задело, значит, за живое. А я об ту пору городошник знатный был. Меня, значит, малиной не корми, а дай биту в руки, да рюхи: Сказать - не соврать, никого супротив меня игроков не было. Иной еще первый город не очистит, а я уже, бывало, прислонюсь себе к березе да насвистываю - все фигуры до единой повышиб. Слава обо мне, - не сказать, до Киева, но все одно, далече поразнеслась. И как, скажи на милость, ему предложить в городки сметать, коли он обо мне, вестимо, наслышан? Была - не была, думаю. Ежели что - фору ему дам, сколько попросит. А он, видать, витязь бывалый, от сечи не бегал. Шелом у него уж больно помятый. У другого что твоя гора на голове топоршится, а у этого - ровно блин:

Вот и говорю ему: а давай, говорю, в городки смечем. И уже про фору заикнуться хотел, как смотрю, - а он кивает. Согласился, значит. И бересту какую-то достает.

Это еще, спрашиваю, зачем?

Да так, говорит, условия подпишем. Чтоб все по-честному было. Только в городки мы играть мы будем. Что это все - городки да городки. Мы в города играть будем. Точнее - в город.

Не понял я. Как так, говорю, в город? А так, отвечает. Городки - мелочь. Размаху нету. А город: Посмотрел на небо и губами почмокал. Мечтательно так.

Не понял я его. Почему это размаху нету? Поляна большая - маши себе на здоровье, никого не заденешь. Ежели, конечно, близко не подходить.

Начал я читать, ничего не понял. Все слова вроде как знакомые, по отдельности ежели брать, а в куче - непонятно. Правила какие-то особые, то, се: В общем, подмахнул я не читавши особо. Смысл-то какой?.. Неужто я какому-то боярину проиграю? Да и не боярин он, как поглядеть:

В общем, стал я площадку расчерчивать, а он в сторонке стоит, наблюдает. Отмерил я шагами сколько положено, провел тут борозду, там две - вот и вся недолга. Рюхи принес, биты, а он все смотрит и молчит. Ажно как-то мне не по себе стало - никак раздумал? А потом успокоился - как же раздумал, когда и подпись евонная на бересте имеется.

Поставил я по фигуре, отошел, биту свою взял - примериваюсь. Подходит.

– Кто ж, говорит, так строит, а? Город - он и должен быть город, а у тебя куда ни глянь одни пустоши.
– Набрал рюх полные руки и принялся ставить вокруг моей фигуры, ставит и приговаривает: "И сюда можно поставить, и сюда:" И, главное, - не ложит, а торчком ставит. Так понатыкал, что и фигуры не видать.

– Это как же, спрашиваю, понимать следует?

– А так, отвечает, чтоб максимально доступные площади задействовать. Чтоб, значит, с одной стороны точечно, а с другой - с размахом.

Он говорит, а я не понимаю. То есть нет, слова-то вроде все знакомые, а одно к одному никак не вяжется. Пока же я глазами-то хлопал, он и свой город также утыкал.

– Что ж, спрашиваю, теперь делать будем?

– Посмотрел? отвечает. Значит, будем считать, общественное обсуждение закончено, генплан принят. Только прежде чем строить, нужно все это снести, больно уж много ветхих рюх у тебя.

Опять я в толк не взял, а понял только - снести. Ну, снести, значит снести. Взял я биту, отошел куда положено, а сам думаю: "Дай-ка я поначалу посмотрю, что ты за игрок такой?" - и аккуратненько так, несколько крайних рюх вышиб. Да как вышиб-то! Ни одна, окромя тех, которые хотел вышибить, не шелохнулась.

Гляжу, а он нахмурился этак, головой качает.

– Эдак-то, говорит, мы за двадцать лет не управимся. Город строить - тут размах нужен. А у тебя, не обижайся, размаху никакого. Я бы тебя, извини, даже в прорабы не взял, обижает.

Ничего, думаю, сейчас поглядим, что у тебя за размах, а вслух и говорю: чего, мол, встал пнем, твоя очередь метать.

А он в сторону повернулся и рукой машет - зовет кого-то.

– Ты, спрашиваю, чего машешь? Ты метай давай.

А он в ответ: ты, мол, грамотку повнимательней прочитай, ту, что подписывал. Там ведь русским по белому сказано, что заместо меня братец мой меньшой играть может. Вот я его и зову.

Гляжу - не туча надвинулась, прет к нам Валидуб-богатырь. Подходит, спрашивает, по какой надобности звали. А я в толк никак не возьму - он ведь сирота горемычная, даром что косая сажень в плечах. Был, отвечает, сиротой, а нонче брат у меня объявился названый. Это когда ж, спрашиваю, объявился? Почесал он шелом палицей, да и отвечает: не упомню что-то, надысь, кажется. Или давеча. Так чего делать-то надобно?
– это он старшему брату. Видишь, тот говорит, вон там деревяшки понабросаны? Место они портят, засоряют, ты б их махнул, что ли: Отчего ж, отвечает, не махнуть?
– и как метнет палицу: Земля задрожала, все мои рюхи в стороны поразлетелись, а на том месте, где я город рисовал, яма образовалась.

Вот, старшой говорит, как надобно. Сразу и котлован готов, строить можно. Потому как я выиграл я совершенно однозначно. Так, кстати, и в грамотке той написано. Заранее, чтобы без уверток:

Хотел было я его...
– не могу двинуться, и все тут. Вот не поставил бы закорючки своей на бересте его, тогда другое дело. А так: что написано пером, не вырубишь и топором. Еще и братец этот младшенький:

Собрал я зверье свое (оно ему без надобности), пристроил кого куда - в пущу Беловежскую, при Оке, в Мещеру... Пристроить-то пристроил, а самому куда деваться прикажете? Леший, и без леса... Такая взяла меня тоска-кручина, что хоть в омут. Сунулся было (речки там у нас сливаются, Большая и Малая Сопля), та водяной грозится: "Ты, - так орет, аж деревья гнутся, - омуты мои и думать поганить не смей. Ишь, чего удумал! Городошник: Этот, как его, прораб:"