Просто сказка...

– Ну и как же нам Берендею-царю по сердцу прийтись?
– почесал затылок царевич, и вдруг скомандовал, оборотившись к волкам: - А ну-ка, сослужите службу, стань Бонифаций конем богатырским, масти вороной, золотогривым, а ты, Аристарх, девицей-красавицей, чтоб глаз отвесть нельзя было...

Куырнулись, сердешные, через голову. Стали, чем спрошено было. Бонифаций - традиционно - конем дохлым, да что там дохлым - дохлее дохлого, сивой масти и неизменными репьями в гриве, а Аристарх - девкой крестьянского образа, в обхвате поперек себя шире, веснушчатую, с ртом до ушей и выпученными словно от непомерного удивления глазами.

– Эк вас...

– крякнул царевич и, не найдя нужного слова, махнул рукой.
– Куда ж вас таких...

– Так давай мы вот что сделаем, - предложил Владимир.
– Мы их на время царю сдадим, как бы дело важное исполняем, а присмотреть за ними некому. Разузнают они все, разведают, потом опять обратятся - и к нам. А мы заявимся потом, куда, мол, царь, наших коня богатырского да девицу-красавицу подевал? Договорчик заранее напишем соответствующий, они на это дело мастера, в отличие от прочего...

– Не пойдет, - скромно склонил голову на сторону конь-Бонифаций.
– Был уже такой случай с Берендеем, так он с той поры умнее стал...

– Ну-ну, - заинтересовался Иван, - уж не вы ли тут боком каким примешаны?

Но Бонифаций предпочел не отвечать на этот вопрос.

– Узда у него теперь есть, волшебная. Как накинет он ее на коня-оборотня, тот так конем вовек и останется, коли кто не снимет.

– Ну а коли другой какой животиной оборотиться? Да вот хоть коровой.

– И коровой негоже. Седло волшебное на то имеется.

– А...
– начал было царевич, но Бонифаций опередил: - А на козу - гармонь. И зеркало волшебное. Стоит только девице в него посмотреть, как оно сразу наряды всякие да украшения показывать начинает, что в каком царстве носят, да что носить следущем годе будут. Ни одна не устоит... Говорю же вам, ученый Берендей стал, к нему абы как не подъедешь.

– Спросить-то не у кого, что там, да как...
– раздумчиво протянул царевич, и как раз в этот момент показалась вереница мужиков, рысивших по дороге по направлению к ним. Мужики держались в затылок друг другу, соблюдали дистанцию и бежали ровно, словно преодолевали марафон.

– Слышь, народ...
– обратился к ним Иван, едва те оказались на расстоянии слышимости.

Но "те", не останавливаясь и будто бы не замечая ничего вокруг, все так же прорысили мимо и продолжили свой путь, сколько царевич ни протягивал призывно руку и не окликал их. Что интересно: у каждого из мужиков в руках был ящик с столярным инструментом, за исключением двоих, тащивших длинную двуручную пилу - одну на двоих. Кроме того, сзади каждого (это обнаружилось, когда кавалькада уже удалялась от наших путешественников) сзади каждого виднелся характерный след недружелюбных проводов.

– Мда, - раздумчиво протянул царевич, - не потрафили чем-то. Вишь, как здесь мастеров-то провожают... по способности к ремеслу стать... Что же нам делать?.. Коли так привечают, то...

Закончить ему помешали какие-то странные звуки, доносившиеся со стороны противоположной той, в какую удалились мужики. Наши путешественники замерли, прислушиваясь и вглядываясь. Странное зрелище потихоньку открывалось их глазам: по направлению к ним, словно вырастая из-под земли, двигались ратники, предводительствуемые воеводою. Сначала показались навершия копий, затем шишаки, затем - под ними - усато-бородатые лица, затем - кольчуги и червленые щиты почти в полный рост.

Дело объяснялось просто: чуть поодаль от них дорога ныряла вниз, скрывая все, что по ней двигалось, а затем вновь поднималась, но таким причудливым образом, что, не присматриваясь, наличия ложбины можно было и не заметить.

Звуки приближались и отчетливо делились по своему происхождению на две почти равные по интенсивности половины. Одну половину производил воевода, бубнивший что-то отдаленно напоминающее: "ать-два, ать-два", голосом, напоминающим хруст свежевыпавшего снега. Чтобы самому не сбиться с ритма, он старательно подмахивал себе палицей. Созданием другой половины озаботились ратники, как на подбор лишенные музыкального слуха, но взамен с избытком вознагражденные усердием и старанием, исполнявшие строевую песню, в которой Владимир с удивлением различил знакомые нотки "По долинам и по взгорьям..." - "...шло по Муромской дороге ополченье огнищан..."

Если сверху у ратников все было в полном порядке, то нижняя часть подкачала как в смысле одежки, так и в смысле строевой подготовки. Ниже кольчуги виднелись обыкновенные сермяжные порты, плотно обмотанные онучами чуть ниже колена, и лапти. Шли они не в ногу, время от времени наступая впереди идущему на пятки, отчего строй постоянно нарушался. Зато очень старательно, из чего Владимир заключил, что перед ними, скорее всего новобранцы. Об этом же говорили пучки сена на левом и соломы на правом плече.

Домаршировав до наших героев, воевода поднял палицу, давая знак остановиться, потоптался на месте и рявкнул:

– Ра-а-ать, сто-о-ой, а-ать, два-а!..

Как и следовало ожидать, на какое-то время возникла куча-мала, строй смешался и рассыпался, послышалось традиционные в таких случаях: "куда прешь, печенег?.." Воевода терпеливо дожидался восстановления порядка.

Дождавшись необходимого результата, он встал во главе дальней от наших путешестенников шеренги, махнул палицей (только теперь стало ясно, что воевода не столько отмахивает ритм, сколько отмахивается от назойливых кровососущих. Неудивительно: день обещал выдаться жарким, а носить тяжеленную кольчугу по жаре...), скомандовал: "ать-два", и повел половину рати в обход наших героев. Завершив маневр, так что теперь они оказались промежду двумя половинами рати, он подошел к оставшейся стоять шеренге, скомандовал: "в полкруга, па-а-авернись, ать-два!", после чего, обождав восстановление неизбежно нарушенного порядка, обратился, наконец, к Ивану, стоявшему к нему ближе всех.

– Ну, мастера, чего стоим, словно аршин проглотили? К царю-батюшке на слу-у-ужбу ша-а-аом арш! Строй держать, не выбегать, не отставать!

Развернулся к нему спиной и, даже не удосужившись убедиться в том, как выполнена его команда, зашагал по дороге. Впрочем, если учесть длинные копья, которыми, в случае бунта, могли быть подталкиваемы (в нужном направлении) взбунтовавшиеся, желания неподчинения ни у кого не возникло.

– Что же нам теперь делать?
– пробормотал Владимир.

– А ничего, - беззаботно отозвался царевич.
– Авось, кривая вывезет. Собирались ведь к Берендею, так и попадем. Поглядим, что там да как. Главное - не отнекиваться сразу, мол, никакие мы не мастера. Глядишь - сослужим службу, а он нам за это...

В этот момент навстречу им показалась небольших размеров заряженная катапульта, которую за длинный канат, перехваченный посредине узлом, тащил еще один ратник - худющий-прехудющий. Было даже удивительно, как он справляется с возложенной на него боевой задачей. Впрочем, судя по тому, что у катапульты имелся всего один-единственный заряд, она вряд ли могла расцениваться как серьезное вооружения и служила, скорее всего, в качестве устрашения.

Как только воевода поравнялся с волокшим боевую машину ратником, он, не останавливаясь, махнул ему палицей и коротко приказал: