Просто сказка...

В общем, помыкался я, помыкался, да и подался на Лукоморье. Кот меня и надоумил: коли, говорит, нету леса своего, так посади. И зверюшек набери. Только никому не сказывай про это свое приключение. Мало что осмеют...

Леший махнул рукой, и из глаз у него выкатились две слезы; да что там слезы - слезищи, с кулак размером.

– Ну, ну, - участливо пробормотал Иван.
– Что с возу упало... Вперед умнее будешь. Слезами горя не избудешь.

Леший шмыгнул еще пару раз носом, потер глаза кулаками и воззрился на наших путешественников.

– А вы, молодцы, далеко ли путь держите, за какой надобностью?

– Да вот...
– и Иван принялся рассказывать. Про Владимира и его приключения. Долго, обстоятельно, можно даже сказать, солидно. Местами преувеличивая, местами чуть отклоняясь в сторону, не без того. В общем, рассказ у него получился занятный, хоть и отстоял от истины версты на три.

– Ну что ж...
– леший взял в рот былинку, пожевал, сплюнул, потер затылок.

– Помогу я вам. Потому - больно вы мне по сердцу пришлись. Тут до царства Берендеева кому путь, а кому рукой махнуть. За лесом оно, лес вот только долог да дремуч. С соседом переговорю, авось что и получится. Он, вишь ты, хоть надо мною и подсмеивается, однако ж натурой добрый и зацепку ко мне имеет. Во время оно, еще там, - лесовик махнул рукой себе за спину, описав при этом полукруг, понимай, мол, как знаешь, - повстречался мне на лесной дороженьке купец один. Греческий. Темный весь из себя такой, нос орлиный, глаза черные - ему бы в рати служить, а он, вишь, по торговой части пошел... На Сорочинскую ярмарку ехал, да заплутал маленько... Слово за слово, присели мы за стол. А он, кстати сказать, плоды какие-то на продажу вез. Маленькие такие, яркие, очистка противная, а внутри ничего. Перекусили чем богаты, стали чаи гонять. Тут он сморщился, да и говорит: "А что, говорит, лучше этого-то самого чаю и нету?" "Какой же тебе, отвечаю, еще чай надобен? У меня иван-чай, почитай, чуть не до карелы славится, такой духмяный да целебный..." Уж почти обиделся, а он мигнул правым глазом, да и говорит: "Я тебе, говорит, кустик один оставлю, посадишь, вырастишь, будет тебе не чай - а прямо-таки отрада земная. В горах у нас растет (на Олимпе, значица, пояснил леший на всякий случай). Только ты его никому не давай, сам единолично пользуйся. И угощай, само собой. А как только приобыкнут, так ты, глядишь, и сам коммерцию заведешь". "Нам, отвечаю, коммерция твоя без надобности, у меня и без твоей коммерции что хошь растет да по лесу бегает". "Ну, говорит, это твое дело, хозяйское. Тогда я тебе его просто так подарю". Просто - не просто, а только и сам не знаю, как я ему за тот подарок десяток куниц да пяток лисьих шкур отдал... Да чего уж там, в общем, все что было, то и отдал...

Только вот ни к чему оказался мне куст этот. Попробовал я раз листочек един пожевать - горечь такая, что хошь волком вой, хошь лисою тявкай. Зря берег да ухаживал. А соседу глянулся. Он, правду сказать, чудаковат малость. Не разбери чего у себя там в чаще выращивает. Вот, к примеру, клюкву такую вырастил, что глянешь - шапка свалится... Поговорю с ним, авось за куст-то и договоримся.

– Да вы неправильно...
– начал было Владимир, но леший строго глянул в его сторону.

– Ты, молодец, помолчал бы, - рассудительно сказал он.
– Ты в лесном деле не особо силен, как видно. Так что примечай больше, да на ус мотай, пригодится, коль умом да сметкой не обделен. Ну, вы посидите пока, я мигом.

И пропал с глаз долой. Вот так, просто, только что сидел рядом на валежине - и нет его, словно и не бывало. Чудеса, да и только!

Впрочем, отсутствовал он недолго. Только было Владимир собрался с мыслями, как лучше попытаться рассказать о чае их новому знакомцу, как тот вновь явился, да не один. С им был второй леший, на удивление похожий на предыдущего, и, одновременно, отличный.

– Этих, что ли?
– буркнул он каким-то заспанным голосом, и еще более хмуро: - И этих?
– бросив взгляд исподлобья в сторону волков.

– Ну а куды ж их девать-то?
– засуетился первый.
– Ты и то в толк возьми, не помирать же им совсем, коли делать ничего не обучены...

– Добро, - протянул второй.
– Кучнее станьте-то, чтоб посподручней было. Да глаза закройте, а то неровен час...

Владимир и Иван положили руки друг другу на плечи и честно зажмурились. Волки, став на задние лапы, сделали, по всей видимости, то же самое, поскольку Владимир ощутил прикосновение шерстистых лап. Затем в ушах что-то резко свистнуло, сердце оборвалось, как при резком взлете, на короткий миг возник и пропал голос лешего, желавшего им доброго пути, дыхание захолонуло, и Владимир совсем уже было собрался открыть глаза вопреки наказу, как все внезапно прекратилось, как и началось.

Они стояли на опушке леса, но уже совершенно в другом месте, перед ними дорога карабкалась на холм, увенчанный верстах в двух-трех от них могучим тыном, за которым возвышался во всей видимости терем. Вокруг тына были разбросаны домишки, махала крыльями мельница.

– Прощевайте, - буркнул голос за спиной.
– Хотели к Берендею, милости просим.

Послышался какой-то шелест и, когда Владимир обернулся, за спиной у них никого не было...

Прервемся ненадолго, откроем книгу Никифоровского "Нечистики", посвященную народным верованиям Витебского уезда, заглянем в нее и посмотрим, какие же черты приписывает народ лешему.

"Как явствует из самого названия, область сего нечистика есть лесная площадь, от опушки до опушки, со всеми находящимися здесь высотами, низменностями, пропастями и луговинами, за исключением просторных водовместилищ, где имеется отдельный нечистик - водяной. В глубине такой площади находится дом лешего, в котором живут его жены и дети; сам же он - плохой домосед - больше бродить, отдыхает и ночует в случайных местах: на вершинах высоких дерев, в дуплах, в густых зарослях, в валежниках, буреломах, в оврагах и пропастях. Хотя леший способен принимать разные образы, становиться любым предметом своей области, но он чаще всего показывается людям в образе старика, с белым, как береста, или как воск, никогда не загорающим лицом, с непомерно большими, тусклыми глазами свинцово-синего цвета, которые неподвижны, никогда не смыкаются. По отдельным сказаниям, леший имеет сплющенное, ребром вперед, длинное лицо, длинную клинообразную бороду, один глаз и одну ногу, пяткою вперед. Когда же он превращается в заурядного человека, то подобно некоторым усадебным человекоподобникам, может быть узнан только по тому, что левая пола одежды у него будет запахнута поверх правой, т.е. совершенно иначе, чем у людей крещеных, а правый глаз будет неподвижным и всегда больше левого.

Леший способен передавать голоса всех обитателей своей области, от медвежьего рева до жужжанья комара включительно; но если он подает свой собственный голос, голос незримого существа, то или глушит человека, или ласкает нежным шепотом, применительно к целям коварства. Но каков бы ни был этот голос, опытный слух различает в нем дикие переливы, злобные взвизги нечистика.

У лешего нет доброты усадебных духов, нет и проявляющейся изредка признательности водяного. Он - дикий, неумолимый нечистик, которого можно разве обмануть, провозгласив при вступлении в лес неверное направление предполагаемого пути, или же против козней его принять предупредительные меры, одев на опушке платье наизнанку. Не сделай этого - леший немедленно приступает к жертве и с злорадством любуется ее томлением и вообще несчастьями: сбив с надлежащего направления, он заставляет человека бродить лесом по нескольку часов, проходить по одному и тому же месту несколько раз; заводит в глубь леса, в лесную трущобу; когда же у жертвы потеряно всякое соображение, она дошла до отчаяния, леший злорадно хохочет, и его хохот слышится верст на сорок в окружности. Иногда, по предварительному уговору с водяным, или болотником, он приводит свою жертву к ним, в их область, хотя вне сего случая - леший и водные нечистики - непримиримые враги, при чем водяной всегда первым напакостит лешему.

Кроме указанной сатанинской забавы над человеком, у леших есть и свои, общественные, между которыми заслуживают помина свадьбы леших: на них, как и на кумовстве, нечистики любят покутить, развернуться во всю бесовскую ширь. Где видится полоса поваленного леса, лежит буреломный валежник, там, несомненно, промчался свадебный поезд леших; но тот же поезд любит лесные дорожки и тропинки, неизбежно останавливается для бесчинства на лесных перекрестках. Когда при свадебном движении, или при одиночной езде мчится леший, ему предшествует ветер, по которому можно знать, куда направляется леший, один ли он, или в компании; но тот же ветер и вихрь заметает след лешего. Ввиду сего осторожный лесной путник не следует по таким дорожкам и тропинкам, не садится на них, как и на перекрестках для отдыха, рискуя быть уничтоженным, или поруганным, до потери христианского отличия.

Ради губительных наживных целей, обыкновенный леший может быть привлечен человеком на службу. Делается это особенным выкликом в Купальскую ночь: выкликающий становится на осиновый пень, лицом на север, и возглашает приблизительно так: "кажись не волком-зверем; не вороном-птицею, не древом иглистым, а таким, как я сам!" Леший немедленно предстанет в человекоподобном виде и, принимая сделку, требует за предстоящие труды одну только душу выкликающего после неизбежной его смерти в лесу; при этом он не настаивает на хранении тайны свидания, как это делает домовой, но не позволяет хвастать ни своим сношением с лешим, ни получаемыми дарами, как не позволяет шутить дружбою, - за что мстит чисто по-сатанински. В то же время он мстит, когда часто и без нужды поминают его имя; если лешему не удастся месть в отношении человека лично, он отомстит ему гибелью того или другого домашнего животного, попавшего в лес.

Леший верно и безостановочно служит тому, кто его призвал: гонит дичь, указывает путь к бортям, ягодным и грибным местам, объявляет местонахождение кладов и всемерно устраняет козни соперников, которых изводит ложными дорогами, стращает свирепыми зверями, или же подводит к последним. Но сверх прямой службы, леший помогает и косвенно: к такому человеку станут обращаться при поисках заблудившегося в лесу скота, просить указаний на прибыльные места там же и проч. Кстати вспомнить: лично к домашнему животному леший не питает вражды; заметно даже, что он, напр., расположен к собакам, которым охотно позволяет бегать по лесу в любое время. Если же он завлекает в лес и губит там какое-нибудь домашнее животное, так делает это лишь потому, что имеет случай отомстить хозяину, или доставить наживу покровительствуемому им человеку".