Просто сказка...

А.А.: Когда я говорил, что история эта весьма загадочна, я имел в виду совсем другое.

Холмс: Вот как? Что же именно?

А.А.: Загадка состоит в том, что пьеса Квитки и повесть Вельтмана прочно забыты. О них помнят только специалисты по истории литературы. А комедия Гоголя и поныне жива. Как вы это объясните? Ведь если верить вашей теории, в основе гоголевской комедии лежит то же алгебраическое уравнение, что и в комедии Квитки и в повести Вельтмана..."

Вы думаете, может быть, что таких "литературных близнецов" в русской литературе больше не встречается?.. Как бы не так! Но об этом - чуть позже, а пока вернемся к нашим героям.

Кот окинул всех барственным взглядом и продолжил без передыху, неожиданно сменив тему.

– А ведь я, не славы ради, но справедливости для, звания академика парижского удостоен. В знак признания. Академию еще не построили, а звание уже присвоили! Потому - заслуги неоспоримые! Да меня, если хотите знать, в саму библиотеку Александрийскую заведывать приглашали! Пока не спалили... Или, вот, к примеру, царь еще один какой-то, грозный с виду, тоже в библиотеку звал. Я подумал-подумал, да уже было и согласился без пяти минут, уже вещи паковать начал, а он - раз!

– и потерял библиотеку свою! Всю, подчистую, как есть потерял... И главное, что самое смешное, с вечера была, а к утру и нету... Обыскались, да все без толку. Куда задевал? Я так считаю, такому растяпе вообще не место на троне. Ты, чай, царя грозного пленить не желаешь? Так, невзначай, мимоходом, - обратился он к Ивану.
– Разом бы целый ряд зайцев и убил...

Иван отрицательно помотал головой.

– Ну да ладно, пусть его... Так вот, насчет песен. Песня народная, государи мои, она всему голова. А как я есть неотъемлемая часть народа, то, признаюсь, грешен, грешен... Для души пишу, а все более на заказ... В форме частушки. Жанр, можно сказать, малый, а вместить в него ого-го сколько можно...

И кот затянул, озорно и довольно-таки певчески:

Над Понтом летит Персей,

Вместе с Андромедою...

Ну и пусть себе летят,

Пойду-ка пообедаю.

– Видите? Всего четыре строки, а сколько в них пластов! Тут тебе и мифология греческая, для лучшего усвоения, и мысли о вечном - чтоб, значит, вверх глядючи, о земном не забывали... Или вот:

По Днепру плывет Садко,

Странствует по свету.

Ну и пусть себе плывет,

Коли денег нету.

– Какая сатира, а? Кому ж неизвестно, что купец из Садка не случился? Коли б не царица волховская, давно б без портов остался. Да и у той, правду сказать, богатства поубавилось, с этим гостем новгородским... А то еще:

По реке плывет топор...

Тут кот внезапно замолчал, провел лапой по усам и пояснил:

– Эта покамест в работе. Третью строчку придумал, а остальные пока нет. Тоже сатира, житейская. Вишь ты, у нас тут на ярмарке надысь скоморох заезжий выступал, заморский. Взял у одного мужика гривну. "Глядите, говорит, вот она у меня в руке. А теперь - раз (взмахнул рукой) - ее и нету. Куда подевалась?" Нашел, чем удивить! У нас каждый так может, чтобы гривну - раз, и нету. Шум, гвалт поднялся. Обидно стало мужику, морду бить полез. Пока свои пять гривен не вернул да шляпу иноземцу в клочья не порвал - не успокоился... О чем это бишь я? Ах, да. Так вот. Скоморох тот чашу золотую в бочку с водой опустил - а она плавает. Хотя, может, и не золотую, поди разбери, но из металлу - это точно. А тут два мужика наших случились, Фома и Ерема. Они-то и заспорили, подвыпивши были оба. Один кричит: "Настанет время, лодьи из металлу делать будем!" А другой свое гнет: "Ты где это, дурья башка, видывал, чтобы кусок железа плавать мог?!" Подтащил его к воде (дело на пристани было, в торговых рядах), хвать из-за пояса топор - и в воду! Только булькнуло... "Ну что, надрывается, видал, как железо плавает?" А как спохватились, нырять стали, ну, чтоб топор обратно вернуть, так какой-то вахлак у них одежонку упер...

Кот осекся и пристально воззрился куда-то в небо. Остальные проследили направление его взгляда; там, в вышине, двигалось нечто, напоминающее два шара, соединенные тросом так, будто один буксировал другой.

– На тебе, - досадливо поморщился кот.
– Опять.
– И в ответ на недоумевающие взгляды пояснил.
– Есть тут один колдун. Все колдуны как колдуны, а этот особенной какой-то, нестандартный, одним словом. Те девиц похищают, шуры-муры всякие крутят, а этот бороду отрастил - и гордится. Борода у него, правду сказать, и впрямь знатная: седая, длиною вон дотуда (он махнул лапой в сторону где, как на грех, не оказалось ни одного ориентира, так что оценить размер бороды возможности не представилось), пышная, волосок к волоску... Вот он и норовит пониже летать, хвастается. А того невдомек, что ниже - оно одновременно и затруднительнее. То за дерево бородой зацепится, то за корову, то еще невесть за что... Вот, было, за ветряк зацепился, за крылья. И так его, беднягу, намотало да об землю лупить начало, как и жив остался. Хорошо, мужики рядом оказались, подсобили... Не сразу, конечно, поначалу об заклад побились, сколько колдун этот сдюжит... Вон опять что-то тащит... Сейчас вороны приметят, потеха начнется...

Владимир счел момент весьма и весьма подходящим.

– А тут вот такая штука где-то имеется, - вкрадчивым тоном, да таким, что сам не ожидал, произнес он.
– Летало волшебное. Горит - не сгорает...

– Да знаю, знаю, - махнул лапой кот.
– Есть такая штука. У Берендея-царя. Да только жмот он. И сам не пользуется, и другим не дает. Под семь замков запер. Кощей у него летало это раздобыть пытался, уже вроде бы и сговорились - девица-красавица у Кощея есть, да конь золотогривый - больно они Берендею глянулись. Не срослось что-то, разругались вдребезги, дуются друг на друга с той поры, как Иван Иванович на Ивана Никифоровича...

– А как к нему попасть, к Берендею-царю?
– Владимир твердо решил не позволить коту отвлечься на посторонние темы.

– Попасть-то? Да проще пареной репы!
– Кот нырнул лапой куда-то под кресло и извлек клубок, размером с пушечное ядро.
– Дам я вам клубочек волшебный... Нет, этот не дам. Этот у меня трофейный - из собачьей шерсти...
– Он снова нырнул лапой. На этот раз клубочек оказался размером с кулак, из пеньки.
– Куда он покатится, туда и ступайте, никуда не сворачивая. Только я вам не советую сейчас в путь пускаться. Отдохните немного, а завтра с утречка и отправитесь...

Владимир глянул на Ивана; тот едва заметно пожал плечами, как бы говоря: "почему бы и нет?.."

Ну что ж, раз уж нам предстоит расстаться с Лукоморьем в самое ближайшее время, выполним обещанное и скажем "малороссийское предание", чтобы завершить разговор о произведениях-двойниках, а также дать пищу пытливому уму тех, кого интересует русская литература. Приводим предание без указания автора, скажем лишь, что датируется оно 1838 годом.

Жил-был пан, и была у него дочка-красавица, "Божий дар% чем больше смотришь на нее, тем больше хочется смотреть. Она была такая ненаглядная, как серебристая луна, как море широкое, как высокое небо". Умерла мать панночки, и женился старый пан на польке-красавице. Невзлюбила мачеха падчерицу: "Отчего же она красивее меня?" - и вот, везет дворовый человек девицу в лес темный, где "бегают волки и медведи; ползают змеи, скользят разные гады, шелестят холодные ящерицы" и оставляет там одну-одинешеньку.

"Упала панночка на землю и долго молилась Богу, горячо целовала серебряный крест - благословение покойной матери, и пошла далее, уже без страха, без трепета".

А в лесу том, надо сказать, жили четыре Ивана, родные братья, прежде казаки Запорожскрй Сечи. На их дом набрела несчастная, да и осталась у них сестрою названною. Обещали ей Иваны, выслушав печальный рассказ ее, наказать мачеху, а коли не накажут - смерть принять.

А что тем временем пани? Прознала она, что не удалось ей извести падчерицу, - и вот идет в лес видом старушка-богомолка, а на деле - ворожея, колдунья старая. Обманула она девицу, надела ей обманом на пальчик колечко волшебное, "пошатнулась панночка и упала на землю".

И вот... "Далеко над Днепром есть непроходимая пуща... В этом лесу есть небольшая поляна... посредине растет дуб-великан, дедушка дубов киевских... На этом дубу стоит стеклянный гроб, в гробу лежит панночка; под дубом на все четыре стороны белого света раскинулись мертвые тела братьев Иванов. Умерли добрые казаки: своими верными саблями сами убили себя и - сдержали свое слово".

Пятьдесят лет прошло как один год. И конечно же, пришла к панночке судьба-избавительница в лице казака славного, один у него был недостаток - "Всем был бы казак, говорили добрые люди, да загубил отец сына: к чему он учит его всяким наукам?"