Просветитель

— Мужескаго или дамскаго пола? — интересовалась тетка.

— И того, и другого сословія достаточно, — подмигнулъ Колодкинъ, опять оставилъ рубить и сказалъ:- А вы, чтобъ вамъ не сложа руки сидть, приготовьте мн на завтра свеклы на борщокъ. Свекла есть?

— Все, все есть. У насъ всякаго овоща достаточно. Вдь свой огородикъ, сама съ дочерью ухаживаю.

— Толкуйте! А вотъ томатовъ нтъ.

— Да мы про такое и не слыхивали.

— Ну, то-то. Стало-быть и похваляться нечего. И артишоковъ нтъ.

— Не слыхивали, не слыхивали про такую сндь. Вы что-же: давно у него живете?

— А вотъ сманилъ онъ меня сюда изъ трактира. Я спеціалистъ по селянкамъ… Я черезъ этого самаго барина у него, что вотъ съ нимъ пріхалъ… черезъ господина Холмогорова… Когда-то у него жилъ, когда онъ въ сил былъ. Въ охотничьемъ компанейскомъ дом жилъ, потому я и егерь, я и къ столу подать… — разсказывалъ про себя Колодкинъ. — А только меня нигд подолгу теперь не держатъ.

— Отчего?

— Испорченъ. Пью запоемъ. Женщина одна испортила, съ которой я жилъ. Испортила и померла, и теперь некому съ меня этой порчи снять — ну, я и не могу вылчиться. А пробовалъ.

Соломонида Сергевна покачала головой.

— Скажите, какое несчастіе! — добродушно проговорила она.

— Лчился и никакого толку. Спринцовали въ меня микстуру, давали порошки — и только хуже. А когда въ запитіи — виднія одолваютъ.

— Виднія? Скажите!

— Да, виднія. Все что-нибудь кажется… Вы, къ примру, ничего не видите, а мн кажется.

— Что-же вамъ кажется: хорошее что-нибудь или худое?

— Всякое… Иногда старцы, ангелы, святые… а то дьяволы… бсы… То маленькіе, то большіе… И всегда на печк…

— То-есть какъ это на печк?

— А сидятъ будто они на печк, эта печка идетъ на меня и падаетъ.

— Господи Боже мой! И часто это съ вами?..

— Со мной-то? Раза три-четыре въ годъ, и потому меня нигд больше двухъ мсяцевъ не держатъ… Недли дв пью, недлю боленъ и недлю отдыхаю… Брюква у васъ есть? — спросилъ вдругъ Колодкинъ.

— Это-то есть. Что въ простомъ обиход требуется — все есть.

— Ну, отлично. Стало-быть, къ биткамъ мы дадимъ обжаренный картофель и брюкву шоре. Эхъ, плита-то у васъ ужъ очень мала! Только Калина Колодкинъ и можетъ состряпать на такой плит! А то ни одинъ поваръ не возьмется. Ну, гд тутъ расположиться? Битки, окуни о'гратенъ. А я умю. Я на охотахъ привыкъ. Грибы маринованные въ уксус у васъ есть? — опять задалъ онъ вопросъ.

— Въ уксус? Есть. Грибки блые такіе, что ахнете, — отвчала Соломонида Сергевна.

— Ну, и грибовъ давайте. А томатовъ нтъ. Безъ томатовъ у повара руки связаны. Хорошо, что я три банки съ собой захватилъ! Да, на этой плит въ дв канфорки трудновато…

Колодкинъ уперъ руки въ бока и смотрлъ на плиту.

— Ну, ужъ какъ-нибудь. Мы на плит мало… Мы все больше въ печк. Какъ-нибудь сможете, — говорила тетка.

— Не какъ-нибудь, а на отличку изжарю… Я привыкъ… При покойник граф я на охот не только на такой плит стряпалъ, а стряпалъ на земл, прямо на угольяхъ… На угольяхъ жаришь, а на рожнахъ надъ огнемъ въ котл, бывало, варишь. Цлый обдъ на кострахъ-то готовили. Ну, несите-же сюда скорй брюкву-то… — прибавилъ Колодкинъ и сталъ чистить окуней.

Соломонида Сергевна, запасшись фонаремъ, направилась съ Феничкой въ подвалъ за овощами.

IV

На слдующій день утромъ прізжіе спали долго. Самоплясовъ проснулся въ одиннадцать часовъ и вышелъ изъ своей спальни къ утреннему чаю въ синемъ шелковомъ халат съ желтой оторочкой, а Холмогоровъ валялся еще дольше и, проснувшись, потребовалъ, чтобъ Колодкинъ подалъ ему кофе въ постель. Спалъ онъ въ отдльной отъ Самоплясова комнат. Самоплясову было скучно пить чай одному. Онъ заглянулъ въ комнату Холмогорова и не утерплъ, чтобы не упрекнуть его.

— Сколько у тебя чванства, такъ это даже удивительно! Разв я затмъ тебя взялъ съ собой въ деревню, чтобы ты куражился и носъ отъ меня воротилъ? Я тебя взялъ для компаніи. А гд эта компанія, если ты даже чай пить со мной не желаешь! И вчера тоже… Сидишь надувшись, словно мышь на крупу. Ни одного отъ тебя веселаго слова!..

— А я къ теб въ шуты пошелъ, что-ли? Я пошелъ къ теб, чтобы тонъ теб задавать, чтобы отполировывать тебя, сраго мужика, — огрызнулся Холмогоровъ. — Да… Чтобы показать теб, какъ богатые люди жить должны.

— Врешь. Никто тебя въ шуты не рядитъ, но какъ адьютантъ, ты долженъ быть при мн.

— Понравилось дураку глупое слово, а онъ и носится съ нимъ, какъ съ писаной торбой. У меня голова болитъ. Я нездоровъ. Не могу сейчасъ встать.

Холмогоровъ продолжалъ валяться въ постели. Самоплясову было скучно одному. Онъ думалъ одться и идти къ учителю, но были будни и учитель былъ занятъ до двухъ часовъ дня въ школ съ учениками. Онъ позвалъ къ себ тетку Соломониду Сергевну.

— Выпей со мной чайку-то, тетенька, да разскажи что-нибудь про деревню, — сказалъ Самоплясовъ. — Пріхалъ я въ свой домъ на родину, а ты хоть-бы слово…

— Да ты теперь такой баринъ сталъ, что я къ теб и подступиться боюсь, — отвчала тетка, присаживаясь къ столу. — Вонъ у тебя кафтанъ-то какой! У нашего попа рясы такой парадной нтъ, — кивнула она на халатъ.

— Эхъ, тетенька! Надо-же когда-нибудь пожить въ охотку и помянуть благодянія покойнаго папеньки. Помотаюсь малость и буду искать въ Петербург невсту. Женюсь и стану наживать деньги, какъ покойникъ папенька наживалъ.

— Да, теб слдуетъ, слдуетъ поминать папеньку-благодтеля, — проговорила тетка, наливая себ чаю. — Слдуетъ и здсь помянуть, на родин его. Отслужить въ нашей церкви заупокойную обдню, а потомъ поминки блинами и киселемъ. Мн ужъ говорили сегодня про это, приходили и говорили. Даже прямо спрашивали, когда поминовеніе будетъ.

— Ну-у? Кто-же это спрашивалъ? — удивился Самоплясовъ.

— Да ты еще почивалъ, какъ здсь ужъ была ступа непротолченая нашихъ родственниковъ. Пришли и желали тебя поздравить съ пріздомъ. Очень удивились, что ты спалъ, а я имъ и говорю: «онъ теперь въ барины вышелъ, вамъ, говорю, не пара, „вонъ; говорю, стряпуна“ себ привезъ и баринъ, говорю, у него на служб, на манеръ какъ-бы управляющій». Ну, вотъ и спрашивали, когда поминки по отц править будешь. Придутъ еще… Въ обдъ придутъ. Я сказала, что только къ обду встанешь. Вотъ они и спрашивали, когда поминки будутъ.

Самоплясовъ почесалъ затылокъ и сказалъ:

— Дйствительно, надо заупокойную обдню отслужить и покормить здшнихъ.

— Да какъ-же… Непремнно слдуетъ. Сколько ты отъ папеньки капиталовъ-то получилъ! Вдь одинъ единственный наслдникъ, — проговорила тетка. — Сестрица твоя Клуша — ну, да та выдлена при замужеств.

— Однако, все-таки, по духовному завщанію я ей выдалъ пять тысячъ.

— Ну, что пять тысячъ! Капля въ мор при твоихъ капиталахъ.

— Вы, тетенька, не очень про капиталы-то здсь распространяйте, а то въ чужихъ рукахъ кусокъ всегда великъ кажется. Просить начнутъ родственныя-то связи эти самыя…