Просветитель

— Закусить-съ… — предложилъ доктору Самоплясовъ.

Докторъ Клестовъ поразился.

— Ну, смотри, какой онъ сервировкой запасся! — говорилъ докторъ, потирая руки и вглядываясь въ накрытый столъ. — И какихъ хлопотъ стоило все это сюда привезти!

— Да вдь ужъ одинъ разъ въ жизни живемъ, Гордй Игнатьичъ, — отвчалъ Самоплясовъ. — А ежели я получилъ капиталъ и чувствую склонность вотъ къ этой самой циви… Виноватъ-съ… Ну, какъ тутъ не скажешь этого слова, если вы сами хвалите и вызываете! Конечно-же, хочется по полированному жить. Въ ресторанахъ въ Петербург видишь все хорошее — ну, и стараешься потрафрить. Да и баринъ этотъ самый у меня, адьютантъ по особымъ порученіямъ, такъ совтуетъ. Да гд онъ? Аристархъ Васильичъ!

— Я здсь! — откликнулся Холмогоровъ и вышелъ изъ сосдней комнаты, подергивая себя за длинные усы. — Гд это ты запропалъ? Ждалъ, ждалъ я и ужъ не вытерплъ и заморилъ червячка.

— Вотъ онъ сихъ длъ искусникъ и мой совщательный членъ! — проговорилъ Самоплясовъ. — Позвольте познакомить.

— Холмогоровъ… — назвалъ себя Холмогоровъ.

— Докторъ Клестовъ… здшній земскій врачъ… — отрекомендовался докторъ.

— Дворянинъ Холмогоровъ… Фамилія, которая встрчается еще при Грозномъ… Отставной штабъ-ротмистръ… — продолжалъ Холмогоровъ. — А все это я къ тому клоню, что у содержателя извозчичьяго двора Самоплясова я ни адьютантомъ, ни чиновникомъ по особымъ порученіямъ никогда не былъ да и не буду. Не буду! Слишкомъ много чести для него.

Самоплясовъ нсколько растерялся.

— Гмъ… Зачмъ-же ты сюда со мной пріхалъ? — спросилъ онъ Холмогорова, красня.

— Я? Въ гости пріхалъ. Ты звалъ меня — я и пріхалъ. И это-то считаю для тебя за большую честь.

— Ну, для компаніи… Все-таки для компаніи. А для компаніи и адьютанты и чиновники по особымъ порученіямъ всегда здятъ, — старался смягчить Самоплясовъ.

— Врешь. По служб они здятъ, чтобъ состоять при особ. Да вдь при какой особ-то! При особ въ генеральскомъ чин. А ты разв генералъ?

— Самъ-же ты, Аристархъ Васильичъ, назвалъ меня разъ генераломъ, а себя адьютантомъ — такъ вотъ я изъ-за чего, — оправдывался Самоплясовъ.

— Въ насмшку генераломъ назвалъ, въ насмшку. А ты, дура съ печи, и поврилъ? Очень глупъ ты, коли ужъ такъ… А адьютантомъ твоимъ я себя никогда не называлъ.

— Ну, да что тутъ разговаривать! Дло-то плюнуть стоитъ. Выпьемте, господа. Вотъ закусочка стоитъ.

Самоплясовъ старался замять разговоръ. Докторъ Клестовъ очутился въ неловкомъ положеніи и не зналъ, что говорить.

— Выпить? — сказалъ Холмогоровъ. — А вотъ это дло другое… Это можно…

— Ну, въ такомъ случа будь виночерпіемъ и разливай… — нашелся Самоплясовъ. — Докторъ, пожалуйте по рюмочк.

— Виночерпіемъ могу быть въ компаніи. Это дло десятое… — согласился Холмогоровъ и началъ наливать въ три рюмки.

X

Только что стали садиться за столъ, прибжалъ учитель Мишукъ. Онъ буквально прибжалъ изъ своей школы, былъ запыхавшись и весь красный отъ пота.

— Кончилъ. Распустилъ своихъ мальчишекъ, говорилъ онъ и тутъ-же сообщилъ, что и батюшка, отецъ Іовъ, вслдъ за нимъ идетъ.

— Тогда придется подождать. Пускай они вдвоемъ догонятъ насъ у закуски, — сказалъ Самоплясовъ и веллъ ставить пятый приборъ, что Колодкинъ сейчасъ и исполнилъ.

— А насчетъ облавы я все уладилъ, — продолжалъ учитель, выпивъ водки и закусывая сардиной. — Сотскій все устроитъ и будетъ это все подъ наблюденіемъ нашего волостного писаря Взорова. Но разумется, надо и Взорову дать встать на номеръ, потому что охотникъ онъ тоже страстный, и кром того, какъ хочешь, и начальство тоже… Пятьдесятъ человкъ сотскій сгонитъ бабъ и мужиковъ для загона.

— Взорова я съ удовольствіемъ приглашу, — отвчалъ Самоплясовъ. — Я даже люблю Взорова. Вотъ, баринъ, у кого стиховъ-то въ башк понасажено! — отнесся онъ къ Холмогорову. — И стихи все самые что ни-на-есть скоромные… И къ чему угодно у него стихи и прибаутки. Такъ и садитъ, такъ и садитъ! Да вдь къ мсту…

— Циникъ… — процдилъ сквозь зубы докторъ про писаря. — И безсмысленный циникъ…

— Зато, Гордй Игнатьичъ, охота черезъ него удастся. Здшніе бабы и мужики неохотно идутъ на облаву, избаловавшись. А онъ пошлетъ сотскаго и сгонитъ, — сказалъ учитель. — А Капитонъ Карпычъ ужъ отъ своихъ щедротъ дастъ по тридцати или сорока копекъ. Онъ и егеря Пафнутьева подсдобитъ. А у того и рогъ есть.

— Рогъ-то и мы съ собой привезли, — похвастался Самоплясовъ.

Онъ отправился къ себ въ спальню и затрубилъ въ мдный охотничій рогъ, а затмъ послышались звуки трещетки.

Очевидно, все это ему нравилось, было для него внов и тшило его.

— Совсмъ ребенокъ… Совсмъ мальчишка… — презрительно усмхнулся Холмогоровъ, подергивая свои усы.

— Всякая музыка у насъ есть. Все съ собой привезли… — похвастался Самоплясовъ, выходя изъ спальни, и пустилъ въ ходъ граммофонъ, который тотчасъ заплъ задавленнымъ, хриплымъ голосомъ какой-то цыганскій романсъ.

Въ это время вошелъ священникъ отецъ Іовъ.

— Трапезуете? — спросилъ онъ, держа лвую руку на желудк, а правою поправляя волосы. — Я тоже зашелъ насчетъ трапезы поговоритъ, но только поминальной.

— Милости просимъ, батюшка… Пожалуйте…

— Не садимся за столъ и ждемъ васъ… Вотъ сюда прошу приссть, — предлагалъ Самоплясовъ и поставилъ ему стулъ.

— Да насчетъ этой-то трапезы вы меня оставьте… Я ужъ дома похлебалъ и подзакусилъ, а вотъ поминальная-то трапеза за упокой вашего папаши… — продолжалъ священникъ. — Меня сейчасъ волостной старшина нашъ Распоркинъ надоумилъ. Вдь трапезу-то для здшней родни будете устраивать… А родни у васъ уйма. Вс объявятся родней. Такъ предлагаетъ онъ вамъ волостное правленіе. Тамъ храминка о шести окнахъ. Тамъ и земскій судитъ, тамъ мы и чтенія христіанскія устраивали.

— Ну, что-жъ, чего-бы еще лучше! Спасибо Распоркину, — сказалъ Самоплясовъ.

— Столъ я дамъ, у насъ имются при церкви для освященія куличей въ Пасху доски и козлы… Мы ихъ вокругъ церкви ставимъ. Прекрасно и благообразно выйдетъ.

— Отлично, отлично… И вамъ большое спасибо, батюшка. Какой вы хлопотунъ!

— Да вдь для своихъ-же… А васъ я считаю все равно что роднымъ. Вдь мальчикомъ махонькимъ ко мн бгали… Теперь покрыть ежели столы на манеръ скатеретокъ, такъ у моей попадьи холсты найдутся. Вымоете и потомъ возвратите, — развивалъ свою мысль отецъ Іовъ, наскоро выпивъ водки и отправляя себ въ ротъ соленыя закуски.

— Холстовъ-то и у насъ, пожалуй, хватитъ. Чего вы безпокоитесь! Надо будетъ только у тетеньки Соломониды Сергвны спросить, — говорилъ Самоплясовъ.

— Холстовъ у насъ хоть отбавляй… — откликнулась изъ-за дверей тетка, помогавшая Колодкину подавать на столъ и очевидно прислушивавшаяся къ разговору. — Вотъ только разв насчетъ посуды. Нельзя-же имъ хорошія тарелки и миски давать. Перебьютъ.

Отецъ Іовъ хоть и сказалъ, что дома «хлебалъ и подзакусывалъ», но пилъ и лъ съ большимъ аппетитомъ, чокаясь съ учителемъ.