Просветитель
Шрифт:
— А, Капитоша! Очень радъ, очень радъ… Здравствуй… Съ пріздомъ… Я слышалъ, что ты пріхалъ, и полчаса тому назадъ разсчитывалъ уже быть у тебя, да вотъ больные одолли.
— За этимъ и зашелъ къ вамъ, Гордй Игнатьичъ, чтобы тащить васъ ко мн пообдать.
— Спасибо, голубь, спасибо. Сейчасъ вотъ я кончу пріемъ и съ тобой расцлуюсь. Садись. Подожди.
Самоплясовъ прислъ на лавку.
Вскор докторъ кончилъ осмотръ руки мужика, веллъ фельдшеру промыть рану, засыпать ее іодоформомъ, сбросилъ съ себя халатъ и, очутившись въ черной пиджачной пар, подошелъ съ сіяющимъ лицомъ къ Самоплясову.
— Здравствуй, другъ Капитоша, здравствуй! Съ пріздомъ тебя…
— Да какъ поживется, Гордй Игнатьичъ. Папашеньку покойника хочу здсь помянуть, да порошу на зайца хочу справить. Вотъ собирайтесь: походимъ и погуляемъ.
— Да, да… По первой пороши на зайца лучшая охота, — проговорилъ докторъ, закуривая папиросу.
— Кром того, облаву въ лсу хочу устроить. На господскій манеръ, — сказалъ Самоплясовъ.
— Ну?! Это ужъ дйствительно по-барски, — согласился докторъ и прибавилъ: — Впрочемъ, ты теперь богатый человкъ, можешь ворочать капиталами.
— Въ чужихъ рукахъ всегда кусъ бываетъ великъ, Гордй Игнатьичъ. А если есть достатки какіе, то отчего-жъ не побаловать себя!
— Это ты врно, это ты правильно, — согласился докторъ. — Хуже на своихъ достаткахъ лежать, какъ собака на сн. Какой ты франтъ, Капитоша! Какой на теб тулупчикъ аховый.
— Для здшней деревенской жизни справилъ-съ, чтобы на охоту ходить. А въ Петербург посл смерти папашеньки я ударился во всю, нашилъ себ одежи по послдней мод и даже во фрак хожу. Теперь ужъ никто не скажетъ, Гордй Игнатьичъ, что я не цивилизованный человкъ. Конечно, папенька при жизни много по одеж мшали…
— Да вдь цивилизація не въ одеж, Капитоша, — перебилъ его докторъ.
— Знаю-съ, Гордй Игнатьичъ, но и одежа тоже. Въ Петербург по платью встрчаютъ, по уму провожаютъ. А для разнаго домашняго образованія и чтобъ вс свтскіе порядки знать, какъ и что по тому и къ чему идетъ, я взялъ себ барина для компаніи и образованія.
Докторъ выпучилъ глаза отъ удивленія.
— Какого барина? — спросилъ онъ.
— Баринъ онъ прогорлый-съ, когда-то въ военной служб служилъ, большіе капиталы пробросалъ, всякіе порядки и что по тому слдуетъ онъ въ лучшемъ вид знаетъ. Вотъ пойдемъ ко мн, такъ я васъ съ нимъ познакомлю.
— Это ты, Капитоша, напрасно длаешь, — покачалъ головой докторъ.
— Да пожалуй, что и такъ, докторъ, потому онъ оказался безпокойный человкъ и характеръ у него очень строгій, но ужъ ничего не подлаешь, коли пригласилъ, — отвчалъ Самоплясовъ. — Впрочемъ, можетъ статься, я его и спущу съ Богомъ по морозцу отсюда. Ну, дамъ ему отступного, что-ли, — прибавилъ онъ.
Докторъ, на скоро вымывъ руки, началъ надвать на себя пальто съ бараньимъ воротникомъ и, улыбаясь, говорилъ:
— Пойдемъ, Капитоша къ теб, пойдемъ… посмотримъ, какого ты такого барина пригласилъ себ для образованія. Кажется, что ужъ на первыхъ даже порахъ ты наглупилъ среди твоего богатства. Ахъ, Капитоша, Капитоша!
— Очень можетъ быть, Гордй Игнатьичъ, но вдь по своимъ понятіямъ я соображалъ, что такъ будетъ лучше… — отвчалъ Самоплясовъ.
— Прощайте, Христофоровъ, я ухожу, — сказалъ фельдшеру докторъ. — А ямщику скажете, чтобы онъ лошадей часа черезъ два подалъ къ Самоплясовымъ. Я тамъ буду.
— Слушаю-съ.
Докторъ хотлъ уходить изъ амбулаторіи, но Самоплясовъ остановилъ его:
— Позвольте, докторъ. Надо и съ фельдшеромъ Герасимомъ Ермолаичемъ поздоровкаться, сказалъ онъ, — подошелъ къ фельдшеру и протянулъ ему руку. — Идемте, Гордй Игнатьичъ, — обратился онъ къ доктору.
И
они стали выходить на улицу.IX
Входъ въ комнаты Самоплясова былъ одинъ, черезъ кухню. Ведя доктора Клестова по лстниц, Самоплясовъ говорилъ:
— Теперь почаще назжать буду сюда изъ Питера, такъ надо будетъ вторую лстницу сдлать, парадную, чтобы чистый входъ былъ. Крылечко крытое, съ улицы, съ птушками и разными птицами и стекла цвтныя думаю вставить… Совсмъ особый видъ и вкусъ будетъ.
— Ого, Капитоша, какъ ты разсуждаешь! кряхтлъ докторъ, взбираясь по лстниц. — А прежде ничего этого не замчалъ и всмъ доволенъ былъ.
— Да вдь папепька покойникъ человкъ срый былъ и не замчающій, такъ замчай или не замчай, въ т поры все равно ничего-бы не вышло. Пожалуйте, Гордй Игнатьичъ, — распахнулъ Самоплясовъ передъ докторомъ дверь, обитую рогожей, и тутъ-же прибавилъ: — И дверь эту надо приказать сукномъ или клеенкой обить вмсто рогожй, а то — безобразіе.
Въ кухн Колодкинъ украшалъ блюдо шофруа фигурками, вырзанными изъ кореньевъ. Самоплясовъ обратился къ нему и сказалъ:
— Ну, мажордомъ, поторапливайся, да подавай обдать. Я гостя почетнаго привелъ.
— Извольте прежде закусывать. Я легкій горъ-девръ подалъ, — отвчалъ Колодкинъ. — А обдъ вслдъ за симъ…
— Ого, какъ ты нынче кутишь, Капитоша! Да у тебя даже поваръ, — проговорилъ докторъ, сбрасывая съ себя пальто на руки встртившей ихъ Соломониды Сергенны, и поздоровался съ ней.
— Не поваръ, а мажордомъ-съ. Не для одной стряпни, а для всего обихода его взялъ изъ Петербурга, — поправилъ доктора Самоплясовъ.
— Ахъ, даже изъ Петербурга!..
— И можно даже такъ сказать, докторъ, что знаменитость. Позвольте вамъ рекомендовать: Калина Колодкинъ. Все по графамъ жилъ, на охот все въ походныхъ кухняхъ при нихъ стряпалъ, вотъ я и подцпилъ его. Своего дла искусникъ уму помраченье, но одинъ грхъ — заливаетъ за галстукъ по временамъ, — шепнулъ онъ доктору.
— Не узнаю тебя, Капитоша, не узнаю! — бормоталъ докторъ. — Но прежде всего, ты мн дай помыться. А то въ амбулаторіи-то ты меня заторопилъ, а я и не умылся настоящимъ манеромъ. Только руки…
— Пожалуйте, Гордй Игнатьичъ. Изъ Петербурга на сей предметъ особый складной умывальникъ привезли. Вдь прежде здсь изъ простого рукомойника надъ грязнымъ ушатомъ умывались. А я ужъ какъ началъ полировку, такъ все одно къ одному… Есть и одеколонъ.
И Самоплясовъ привелъ доктора къ себ въ спальню, гд стоялъ умывальникъ, надъ умывальникомъ висло зеркало, а на зеркал было перекинуто полотенце съ красными вышитыми концами. Докторъ умывался и говорилъ:
— Ты, Капитоша, только поменьше полировкой-то хвастайся. Да и вообще… Прости, что я теб это говорю, но вдь я тебя съ мальчиковъ знаю.
— Да вдь хорошей цивилизаціей отчего-же не похвастаться, Гордй Игнатьичъ? А я стараюсь, чтобъ все въ точку было, по-европейскому.
— А ты все это длай, но помалкивай насчетъ цивилизаціи-то. Ужъ какая у тебя цивилизація! Далеко еще намъ до нея.
— По крайности стараюсь. Вотъ мыло-то Сапонатъ.
Докторъ отеръ руки о полотенце и вышелъ въ гостиную, она-же и столовая. Стоялъ столъ, дйствительно хорошо сервированный и приготовленный для четырехъ персонъ. Столовое блье отличалось свжестью, серебряные ножи, вилки, ложки были съ иголочки, фарфоровая посуда была дорогая, и около каждаго прибора стоялъ полный комплектъ обденнаго хрусталя. На отдльномъ столик была поставлена холодная закуска изъ пяти-шести предметовъ и два сорта водки.