Провокатор

– Виктор Викторович! Вот водичка, - хлопотала Виктория. Пейте-пейте.

Скрипя тормозами, подкатило директорское авто. Толстый и грузный руководитель химического производства, выбравшись из салона, обратился к солдатам:

– Где главный, сынки? Генерал где?
– Но, увидав угоревшего Загоруйко, остолбенел. После чего, чернея от гнева, затопал ногами.
– Я запретил здесь быть тебе, экспериментатор! Я тебя, сукин сын, под суд!..
– Рвал на себе удавку галстука.
– Упеку в тюрягу!..

Виктория медленно поднялась с корточек и, выставив вперед юннатское плечо, срывающимся голосом приказала:

– Не сметь! Кричать на Виктора Викторовича! Если бы не он... Он герой!
– Прекрасный взгляд плачущих от ядовитых испарений глаз испепелял. А вы?.. К шапочному разбору, да?!

– Что за крик, а драки нет?
– подходил генерал с сединой на висках это был хороший генерал, который умел не терять присутствие духа в самых сложных ситуациях.

Директор живо подхватил его за локоток, и они, высокопоставленные чины, отошли в сторонку. Химзавод, будто раненый зверь, продолжал сражаться за свою жизнь, но был уже на последнем издыхании. Девушка, вновь присев, наложила мокрую тряпку на гениальный лоб Загоруйко.

– Зачем вы так?
– тихо вопросил он.
– Акакий Акакиевич за меня боролся... с консерваторами от науки.

– И все равно... и все равно, - растерянно проговорила Виктория.
– Не позволю, чтобы с вами таким тоном...
– И более твердо: - Никому больше не позволю!

И посмотрела таким самоотверженным, таким любящим и оздоровительным взглядом, что передовой химик ощутил в себе новые химико-биологические процессы, оживляющие его потравленную жизнью и работой плоть.

В этот чудный миг - чудный для двоих - раздался генеральский бас:

– Что вы мне сказки сказываете?! Кто видел собственными глазами? Похожие на памятники?.. Ха-ха! Болваны! Истуканы!..
– кричал генерал по рации.
– Майор, вы закусывали? Это бред! Действует организованная террористическая банда. И я буду действовать по законам военного времени.

– Ы-ы-ы, - промычал Загоруйко, приподнимая дрожащую руку.

– Что такое, Виктор Викторович?
– испугалась девушка.

– К-к-кепка!
– Ужас плескался в голосе ученого, рука которого указывала на чугунную чушку, валяющуюся неприкаянным метеоритом у проходной.

– Где? Что?
– оглянулась Вика.
– Вам головной убор? Голова мерзнет?

– Кепка-а-а-а!
– Истошный вопль гения завис над всем беспечным миром как дамоклов меч.

Была осень, когда меня посетил маленький, но с большими амбициями мой друг по прозвищу Бонапарт. Я его не узнал - он был в кожаном пальто и кожаной модной кепке. Я удивился.

– Ты чего?
– удивился я.
– В ЧК трудишься?

– А ты откуда знаешь?
– насторожился.

– Нетрудно догадаться, - развел руками.
– У тебя лицо лубянистое и еще кепка.

– Хорошая кепка, - проговорил Бо.
– Но дело не в ней, а в Аиде.

– А что такое?

– Собирается ехать в Эмираты.

– Борись за женщину, как за власть.

– Против миллиона нет приема.

– Ты мудр, как член правительства, - вздохнул я.
– Иди в политику, там твое место.

– Нэ, - страдал.
– Жить без нее, суки, не могу.

Его жалея, посоветовал пристрелить проклятого миллионера - ружьем, которое мне подарили в прошлой жизни.

– Интересно-интересно, - оживился Бо.
– А где оно?

– На антресолях.

– Вытащи.

– Тебе надо, тащи.

Проклиная малый рост, Бо построил пирамиду из трех табуретов и залез на них, опасно покачиваясь. Судьба берегла дурака, и он не свернул шею.

– Молодец!
– похвалил я его.
– Теперь уверен, ты достигнешь немыслимых высот!

– А то!
– самодовольно ответил Боря.
– Мал золотник, да дорог.

Я покачал головой и, разодрав чехол, извлек ополченское, густо смазанное солидолом ружье.

– Давай на тебе, брат, проверим его работу, - пошутил я.

– Иди к черту!
– вырвал из моих рук ружье.
– Ты, Сашка, хочешь моей смерти?..
– И нечаянно нажал на курок.

Трах-бабах! Пороховое, дымовое облако заклубилось под потолком. Сбитый страхом и отдачей, перепуганный Бо ковырялся на паркетных досках. Я поднял ружье и шагнул в угол коридора, куда саданула пуля-дура. И обнаружил в ошметках обоев странный предмет, похожий на бронированного жука.

– М-да, - проговорил задумчиво.
– Вот, значит, какие у нас Эмираты?

– Что это было?
– вмешался с пола Бонапарт.
– Кажется, мне пора на службу.

– Правильно, иди служи верой и правдой, - выпроваживал неудачника, который, того не ведая, открыл, так сказать, мне глаза.

После вернулся к ране на стене и вырвал оттуда подслушивающее устройство.

Я расстроился: неприятно, когда тебя держат за болвана. Но почему я заинтересовал спецслужбы государственной безопасности? Зачем такая ярмарочная маскировка? Неужели мои вагинальные мысли могут угрожать планированной идеологии? Более того, в своих сомнительных целях используют женщину и моего неполноценного друга детства. Тут я вспомнил про ванную комнату и не ошибся: под раковиной на присоске функционировал еще один механизированный полотенцесушитель для мозгов.

И я бы на все это не обиделся, однако когда тебя держат за пошляка, то простите-простите. Я ненавижу пошлость. Раб всегда пошл, потому что считает: так живут все - и в этой уверенности его сила и незыблемость. Или его сила в создании мифов о себе и своих очередных вождях?

За открытым окном спала чужая столица. Ночная прохлада бодрила. Шеф-руководитель корпункта изучал с лупой необходимые секретные материалы. Дверь осторожно приоткрылась.

– Разрешите?
– появился человек с военной выправкой.

– Что-то новенькое от нашей...
– поднял голову.
– Ба! На вас лица нет! Что случилось?

– Время ЧД, сэр!

– Чрезвычайных Действий?!

– Так точно!
– щелкнул каблуками.

– О боги!
– вскричал руководитель, шарахая лупу о стену, где пласталась стратегическая карта.
– Какую еще чуму русские удумали на нашу голову?!

Над степью тяжелой ночной птицей катила военная бронированная машина. На высоких нотах пело ее стальное сердце. Потом наступила тишина - конечная цель была достигнута; звякнул металл - открылся люк.