Провокатор

У костра грелись люди. Люк БТР открылся - и они увидели собственной персоной Загоруйко. Криками приветствовали его. Но он без лишних слов стремительно прошел в ангар, затем, выхватив из костра пылающий куст, устремился в пристроечку Поста №1. Прошла минута как вечность. В окнах домика мелькала искаженная страшная тень. Потом человек, будто ошпаренный, выскочил на крылечко. Цапнул за грудки соподельника и принялся его трясти, как плодоносное дерево:

– Зачем-зачем-зачем? Ты это сделал?

– Что-что-что?
– клацал челюстью Ванечка.

– Убью когда-нибудь, убийца всего человечества, м-да!
– Наконец отцепился от пьянчуги.

– Боже мой, какой я болван! Идиот! Дурак! буквально рвал на своей голове волосы.
– Как я мог! Что за страна?! Что за люди?
– Оглядел всех безумным взором.
– Вы даже не понимаете! Это конец света!
– Плюхнулся на ящик и замычал, покачиваясь от вселенской тоски.

Душевная Любаша предложила:

– Может, чайку горяченького? С пряником.

Ответом был гомерический смех:

– Да-да, пейте чаек! Угощайтесь медовыми пряниками! А они уже идут. Слышите, идут. Несокрушимой стеной. Чу!

Все послушали тишину - она была тревожная и гнетущая.

– Кто идет?
– спросил журналист, видимо, по причине профессионального любопытства.
– В чем дело, Виктор? Можно все спокойно объяснить?

– Спокойно? Пожалуйста, буду как Будда... да-да-да!
– Увидев на столбе автомобильную "галошу", снова расхохотался.
– А вот вам и объяснение. Опыт получился. А, не верили?
– погрозил пальцем во мрак ночи.
– Получился опыт в масштабах всего мира! Великолепно! Ай да Загоруйко!

Обиженный Ванечка, который так и не понял, по какой причине его трясли, как грушу, пробормотал:

– Сын барана и обезьяны...

Любаша утешала его материнской лаской - гладила по голове, как куст пыльного репейника.

Между тем гениальный химик успокоился. Ему плеснули в кружку чайку, и он, хлебая целебный напиток, начал общедоступную лекцию на актуальную проблему:

– Что я хотел? Все просто: обессмертить человечество. Зачем? Это другой вопрос, м-да. Десять лет я работал... работал... работал над биостимулятором. Вы спрашиваете: что такое биостимулятор? Это некая химико-биологическая пропитка, которая бы обессмертила венец природы, то бишь человека.
– Огорченно отмахнул рукой.
– А что в результате? Результат перед вами: ожил камень! Бетон! Металл!..
– Саркастически усмехнулся.
– К нам идут каменные гости из прошлого. И встреча эта не сулит ничего хорошего, в этом я вас уверяю, господа.

Все невольно прислушались - степь притихла, как перед грозой.

– А почему все эти памятники собрали в одном месте?
– поинтересовался журналист.

– Наверное, решили сохранить для назидания потомкам, м-да...

– Демократы!
– плюнул Ваня в костер.

– Это катастрофа!
– страдал ученый.

Виктория утешала его материнской лаской - гладила по голове, как куст пыльного подорожника.

– Но почему, - не понимал журналист, - почему катастрофа?

– Ник!
– вскричал Загоруйко в сердцах.
– Ты плохо знаешь нашу историю. Все эти болваны есть материализованное воплощение заблуждений! Этих истуканов делали рабы, а раб никогда не воплотит в вечности свободного человека. Они уже идут новым маршем, эти болваны, они идут, чтобы снова захватить власть. Идут, чтобы искать и находить врагов, чтобы уничтожать их, чтобы разрушать этот прекрасный мир. Боже, прости меня!
– Слезы раскаяния плескались в глазах великого экспериментатора, обращающегося напрямую в вышестоящую инстанцию.

Женщины рыдали - каждая в меру своей впечатлительности. Ваня ничего не понял, но был потрясен красноречием товарища и сидел с открытым ртом, куда по случаю залетала ночная мошка. Журналист же был меркантилен:

– И ничего нельзя изменить? Не верю!

– Не знаю, - покачивался на ящике Виктор Викторович.
– Антипропитку? Антибиостимулятор? Но это годы... годы. И деньги... деньги. Нет, вы не понимаете, что такое биостимулятор...
– Осекся, со страхом осмотрелся, затем придушенно сообщил: - Я забыл. У меня дома запасы биостимулятора. Тсс!..

От костра неприметно отделилась женская тень - это была тень Николь. Девушка юркнула к лимузину, приоткрыв дверцу, потянула на себя спортивную сумку. И спиной почувствовала стороннее присутствие. Осторожно скосила глаза: в темноте угадывалась подозрительная фигура человека - и что-то в ней было противоестественное.

Профессиональное движение девичьей руки, и свет фар вырывает из ночи эту фигуру, мазанную в дешевую "золотую" краску, которой обычно красят памятники для их идейной авантажности.

Маленький полутораметровый человечек делает шаг к автомобилю, хитроватая и мертвая усмешка искажает его гипсовую мордочку.

– А-а-а!
– кричит Николь и, вырвав руку из сумки, швыряет булыжник; тот точно попадает в шлакоблочный лоб болвана.

Поврежденный истукан пропадает в ночи, а на крик девушки от костра бегут люди, обступают ее, волнуются:

– Что случилось, родненькая?.. Померещилось?.. Нам бы дожить до рассвета... Кошмары во сне и наяву...

Николь от пережитого утыкается в атлетическую грудь Ника. Все возвращаются под защиту костра, а двое остаются под мерцающими звездами.

– Ну, кто обидел храбрую девочку?

– Твой булыжник меня спас. От объятий памятника.

– Булыжник?

– Не притворяйся. Утопил в речке собственность разведки? Ая-яй!

– Булыжник - лучшее оружие против болванов.

– И все это не сон?

– Что?

– Эти болваны.

– Не сон, но мы их победим.

– Ты уверен, милый?

И словно в ответ - ударил далекий боевой гром. И трассирующие пули атаковали звезды. И багряные всполохи расцвели у горизонта. Это в муках рождался мировой Апокалипсис.

Однажды мне приснился сон: песчаный, с перламутровыми ракушками, безбрежный берег. На этом безлюдном, ветреном берегу из жестких морских водорослей - Алька, рядом с ней - странное существо, похожее на гигантского зверя.

– Алька!
– скатываюсь по песчаному обрыву.
– Это что, кенгуру?

– Кенгуру.

– Настоящий.

– Угу.

– Можно потрогать?

– Не боишься?

– Нет.

– Почему?

– Он на зайца похож. Только большой.

– Он все понимает, обидится, что ты его зайцем обзываешь.

– Не обижайся, кенгуру, - говорю я.
– Какой ты теплый и шерстяной, как носок.

– Теперь точно обидится.

– Нет, Алька. Я же вижу: ему приятно, особенно когда за ухом чешут.

– Когда за ухом чешут, всем приятно.

– А в сумке что у него? Мыло и зубной порошок. Помнишь, как ты мне читала: "Мама мыла мылом Милу". Или еще как там?

– Помню. Только я читала: "Мама мыла мылом Борю".

– Какого Борю?

– Нашего братика.

– Братика?

– Ага.