Психомодератор. Книга 1. Разделение

— Я справлюсь, — произнесла она, и каждое слово было гвоздем, которым она прибивала себя к реальности. — Чем быстрее мы найдем источник, тем скорее выберемся отсюда. К тому же... — она сделала паузу, пытаясь облечь в слова смутное ощущение, — мне кажется, в этом месте мы находимся не просто так. Я чувствую... связь. Словно меня призвали сюда.

София одобрительно кивнула, её взгляд на мгновение смягчился, прежде чем снова обрести профессиональную остроту.

— Психоблок удержит тварей снаружи, но когда мы выйдем за его пределы, он неизбежно разрушится. Ментальная структура такого типа не может существовать без поддерживающего её сознания. Нам придется двигаться быстро и не оглядываться — в буквальном смысле. Взгляд назад может стать якорем, который утянет нас в пучину иллюзий.

Они нашли задний выход из здания — узкую дверь, почти незаметную в текстуре стены, словно архитектура сама пыталась скрыть этот путь отступления. Дверь вела в узкий переулок, где тени были гуще, а воздух пропитан запахом влажного камня и чего-то древнего, затхлого, похожего на дыхание забытых склепов.

Психоблок действительно работал — граница его была отчетливо видна как легкая радужная дымка, колеблющаяся в воздухе. По ту сторону этой призрачной мембраны не было видно ни одной из тех тварей, что преследовали их, но Аврора чувствовала их присутствие — как голодное, нетерпеливое ожидание хищников, затаившихся в засаде. Она ощущала их взгляды, давящие на барьер, словно физическая сила, готовая в любой момент прорвать тонкую ткань защиты.

— Обсерватория должна быть там, — София указала на холм, возвышающийся над городом подобно нарыву на теле земли. На его вершине, частично скрытое клочьями тумана, виднелось купольное здание, напоминающее одновременно храм и научное сооружение. Оно было окружено мерцающим ореолом, который пульсировал в том же ритме, что и яркая точка в хрустальном мозге.

Аврора кивнула, сосредотачиваясь на своем дыхании, выравнивая его, превращая в ритуальный якорь для сознания. Каждый шаг в сторону границы психоблока давался с нарастающим трудом, словно она пыталась продвигаться сквозь всё более вязкую субстанцию. Когда она приблизилась к самой границе защитного купола, сопротивление стало почти физически ощутимым — как если бы она проталкивалась сквозь мембрану живой клетки.

Но едва они покинули защищенное пространство, преодолев это последнее сопротивление с гулким звуком лопнувшего пузыря, как город вокруг снова ожил, словно вирус, получивший доступ к новому хозяину. Здания задрожали в лихорадочном ознобе, их фасады пошли трещинами, из которых сочилась густая, черная жидкость, напоминающая одновременно нефть и свернувшуюся кровь. Каждая капля, достигая земли, порождала крошечные эмбриональные существа, которые извивались несколько секунд, прежде чем раствориться в асфальте. Сам тротуар под ногами пульсировал, как живая плоть, то вздуваясь, то опадая, словно дыша в ритме какого-то инопланетного сердцебиения.

— Создатель знает, что мы направляемся к нему, — сказала София, ускоряя шаг до почти бега. Её фигура словно размывалась в движении, оставляя за собой призрачный след, как на фотографии с длинной выдержкой. — Он будет сопротивляться всеми доступными средствами. Готовься к тому, что реальность станет ещё более нестабильной и враждебной. То, что мы видели до сих пор — лишь периферийные искажения.

Они пересекли площадь, которая в нормальной реальности, вероятно, была центральным городским сквером. Но здесь, в этой искаженной проекции подсознания, она превратилась в подобие ритуального места жертвоприношений. Каждый фонарный столб был увенчан извивающейся фигурой, примотанной к металлу ржавой проволокой, которая впивалась в майя, как голодные черви. Фигуры беззвучно кричали, их рты растягивались до невозможных пределов, а персоны постоянно менялись, словно перебирая все возможные выражения человеческой агонии — от тихого отчаяния до неистового ужаса.

— Не смотри на них, — предупредила София, её голос звенел сталью. — Это эмоциональные ловушки, предназначенные для того, чтобы вызвать эмпатический резонанс и парализовать волю. Смотреть на страдания — значит впитывать их, становиться их частью.

Аврора послушно опустила взгляд, сосредоточившись на ритме своих шагов, но даже периферийным зрением она видела, как одна из персон на ближайшем столбе сначала размылась, а затем, словно глина под пальцами невидимого скульптора, приняло черты Когиты — бледные, с глазами, полными первобытного ужаса. А потом, в калейдоскопической трансформации, она преобразилась в последнюю персону Декарта — искаженное мукой, но несомненно его.

Дорога, ведущая к холму, с каждым шагом становилась всё круче, вопреки всем законам геометрии и перспективы. Казалось, сама гравитация искажалась вокруг них, увеличиваясь экспоненциально, заставляя их бороться за каждый метр продвижения вперед. Мышцы горели от напряжения, каждое движение требовало всё больших усилий, словно они пытались идти против течения реки, которая с каждым мгновением становилась всё более бурной и непокорной.

Воздух вокруг сгущался, приобретая почти осязаемую плотность. Он трансформировался из газообразного состояния в нечто близкое к желеобразной субстанции, которая обволакивала их тела, как амбиентный кокон, сопротивляясь каждому их движению. Дышать становилось всё труднее — каждый вдох был подобен попытке втянуть в легкие сироп.

— Он очень силен, — выдохнула София, её обычно безупречная осанка начала сдавать позиции под натиском искаженной физики этого места. Капли пота, стекавшие по её вискам, казались жемчужинами в тусклом, размытом свете. — Гораздо сильнее, чем я предполагала. Его ментальный отпечаток указывал на значительный потенциал, но это… Техники, которые он использует для формирования и поддержания этой реальности, требуют десятилетий подготовки.

Её глаза, прищуренные от напряжения, на мгновение встретились с глазами Авроры, и в них читался невысказанный вопрос: кто же этот человек на самом деле?

Внезапно земля под ними содрогнулась. Трещины разошлись по асфальту, образуя сложный узор, напоминающий нейронные связи. Аврора потеряла равновесие и упала на колени, чувствуя, как реальность вокруг них истончается, становится хрупкой, как стекло.

— Он перестраивает пространство, — выкрикнула София, протягивая руку. — Поднимайся! Мы должны двигаться быстрее!

Здания вокруг них начали складываться, как карточные домики, обнажая пустоту под своими фасадами. Улицы изгибались и переплетались, формируя невозможные узлы. Небо над ними потемнело до чернильной черноты, и в этой тьме заплясали крошечные точки света, похожие на звезды, но движущиеся слишком быстро, слишком целенаправленно.

Они бежали через город, который буквально распадался под их ногами. Аврора уже не понимала, где верх, а где низ — гравитация сходила с ума, заставляя их то бороться с неимоверной тяжестью, то практически парить над землей. Единственным неизменным ориентиром оставалась обсерватория на холме, сияющая в темноте, как маяк.

Когда они наконец достигли подножия холма, их встретила новая волна сопротивления. Земля под ногами превратилась в вязкую массу, засасывающую при каждом шаге. Воздух наполнился тихим шепотом, в котором Аврора различала обрывки фраз:

"...никогда не сможешь..."

"...она обманула тебя..."

"...ты недостаточно сильна..."

— Блокируй это, — резко произнесла София. — Это психический шум, предназначенный, чтобы вызвать сомнения.

Аврора сконцентрировалась, возводя ментальные барьеры. Она представила свой разум как герметичную капсулу, непроницаемую для внешних воздействий. Голоса стали тише, а затем исчезли совсем, оставив после себя лишь холодную пустоту.

Когда они преодолели последние метры крутого подъема и остановились перед массивными дверями обсерватории, София вдруг схватила Аврору за плечо.