Психомодератор. Книга 1. Разделение

— Потрясающе, — прошептал Декарт, глядя на свою ментальную карту. В ней преобладали структурированные, геометрически правильные формы, соединенные четкими линиями — визуализация его аналитического, систематического мышления.

Но он заметил и кое-что необычное — в центре этой упорядоченной структуры появлялись более свободные, органичные формы, пульсирующие теплыми цветами. Они словно расцветали из центра его ментальной карты, постепенно влияя на окружающие структуры, смягчая их геометрическую строгость.

— Твой разум прекрасен, — сказала Аврора, глядя на его отражение. — Такой структурированный и вместе с тем... в нем есть что-то новое, растущее.

Декарт перевел взгляд на её ментальную карту. В отличие от его упорядоченной структуры, её разум был визуализирован как сложная экосистема, где переплетались различные формы и энергии, напоминая скорее живой организм, чем механическую систему. Но и в ней он заметил неожиданные элементы — островки геометрической точности, структурированные узлы среди органического потока, словно её интуитивный, эмоциональный разум включал в себя и аналитические способности, хотя и выраженные по-другому.

— Мы как два разных мира, — сказал Декарт, наблюдая за танцем их ментальных карт в зеркалах. — И все же…

— И все же есть мосты, — закончила за него Аврора, указывая на тонкие светящиеся нити, которые начали протягиваться между их отражениями, соединяя их ментальные ландшафты.

Система "Эха познания" визуализировала их взаимодействие, показывая, как их разные способы мышления дополняли друг друга, создавая что-то новое в процессе общения.

Внезапно Декарт ощутил странное беспокойство. Часть его — та рациональная, аналитическая часть, которая всегда была его ядром, его сущностью — словно возмутилась этому слиянию, этому размыванию границ. Он почувствовал почти физический дискомфорт, как будто в его сознании началась борьба.

— Извини, мне нужно... — Декарт не закончил фразу, слова застряли в горле, как будто их перехватила невидимая рука. Он резко поднялся, опрокинув бокал с водой, и направился к выходу из зала, не оборачиваясь, словно за ним гнались призраки.

— Декарт? — голос Авроры догнал его у самых дверей – обеспокоенный, тёплый, с той особой интонацией, от которой в груди разливалось что-то странное, неконтролируемое и пугающе приятное. Но он уже не мог остановиться — ноги несли его вперёд, прочь от этого чувства.

Коридор плыл перед глазами, словно видение в лихорадке. Когда это началось? Почему присутствие Авроры вызывает такую химическую бурю в его мозгу? Это нелогично, непродуктивно, это... мешает мыслить ясно.

Он нашёл туалетную комнату почти интуитивно — минималистичное пространство: три стены, полностью покрытые зеркалами, создавали бесконечную галерею его отражений, а мягкое, рассеянное освещение не давало теней, словно в этой комнате законы физики работали избирательно. Декарт подошёл к раковине, её поверхность казалась прохладной дымкой под его горячими пальцами. Он включил воду — струя ударилась о маёя-покрытие с мелодичным звоном — и плеснул себе в лицо, чувствуя, как холодные капли скатываются за воротник, вызывая дрожь.

«Соберись, ты же не подросток», — мысленно приказал он себе.

Декарт поднял взгляд и встретился глазами со своим отражением в зеркале. И в этот момент произошло нечто, чему его рациональный ум отказывался верить — отражение словно отделилось от него, обрело самостоятельность. Та же персона, те же черты, но выражение... выражение было совсем другим. Губы искривились в холодной усмешке, глаза смотрели с презрительным превосходством, словно перед ними был не человек, а насекомое под микроскопом.

— Что ты делаешь? — спросило отражение голосом, который был пугающе знакомым — его собственным, но очищенным от всех эмоциональных обертонов, холодным и точным, как скальпель. — Забываешь всё, чему учил тебя Синаптик? "Эмоция — это эволюционный рудимент, от которого высший разум должен освободиться". Забываешь всё, чем ты был? Кем ты стал?

Декарт отступил на шаг, его сердце пропустило удар, желудок сжался в тугой комок. Это галлюцинация? Проявление стресса? Или что-то более фундаментальное? Что бы это ни было, оно выглядело абсолютно реальным.

— Я ничего не забываю, — ответил он своему отражению, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Я просто... расширяю горизонты своего опыта.

— Расширяешь? — отражение усмехнулось с таким холодным превосходством, что Декарт физически ощутил, как по спине пробежал холодок. — Или размываешь? Растворяешь чёткость в мутной воде сантиментов? "Когнитивная ясность требует эмоциональной стерильности", — разве не так говорил Синаптик? Ты всегда ценил ясность, точность, рациональный анализ. А теперь готов отбросить это ради... чего? — отражение сделало паузу, и его губы искривились в пародии на улыбку. — Ради приятного общения? Ради примитивной эмоциональной связи? Ради Авроры с её наивной верой в чувства? Это не ты, Декарт. Ты — интеллект, а не эмоция. Ты выше этого.

Декарт почувствовал, как внутри поднимается волна сопротивления — сначала тёплой рябью, потом всё сильнее, превращаясь в настоящий шторм.

— Почему я должен выбирать? — возразил он, его голос окреп, в нём появились те самые эмоциональные обертоны, которых так не хватало голосу отражения. — Почему не могу соединить рациональное и эмоциональное? Почему моя идентичность должна быть фрагментированной?

— "Нельзя служить двум господам", — процитировало отражение, его лицо стало жёстче, словно высеченное изо льда, глаза сузились до щёлочек. — Это не просто древняя мудрость, это закон когнитивной архитектуры. Нельзя быть одновременно рациональным и эмоциональным. Эмоция затуманивает разум, искажает восприятие. Одно всегда побеждает другое. И ты знаешь, что для тебя важнее. Ты знаешь, кто ты. "Выбери расщепление личности как путь к свободе", — так учил Синаптик. Суперпозиция — это иллюзия слабых.

Декарт почувствовал, как его сердце бьётся всё быстрее, словно пытается вырваться из грудной клетки. Удары отдавались в ушах, заглушая всё остальное.

В памяти вспыхнул образ Авроры — её смех, когда она рассказывала о своём последнем астрономическом открытии, свет в её глазах, когда она говорила о будущем, тепло её руки, когда она случайно коснулась его пальцев. Эти воспоминания не были туманными или искажёнными. Напротив, они обладали кристальной ясностью.

Он глубоко вдохнул, наполняя лёгкие до отказа, ощущая, как кислород проникает в каждую клетку, затем медленно выдохнул, центрируя внимание.

— Я знаю, кто я, — твердо сказал он отражению, встречая его взгляд без страха. — Я тот, кто выбирает свой путь сам. Не ты. Не концепции Синаптика о дуализме разума и эмоций. Я. Целостный, а не расщеплённый. "Истинная эволюция — это не отсечение частей себя, а интеграция их в гармоничное целое", — и это тоже Синаптик, из его ранних работ, до того как он сам стал жертвой собственной теории.

Отражение словно дрогнуло, его холодная маска на мгновение треснула, обнажив нечто уязвимое, почти человеческое.